Ван Яоу

Ван Яоу 王耀武
Генерал Ван Яоу
Дата рождения	1904(1904)
Место рождения	Тайян, Шаньдун
Дата смерти	1968(1968)
Место смерти	Пекин
Годы службы	1924-1948
Звание	Генерал
Командовал	74-м корпусом, 4-й армией
Сражения/войны	Северная экспедиция, Антикоммунистическая, Вторая Китайско-японская война, Гражданская война в Китае
Награды и премии	Орден Голубого неба и Белого Солнца

Ван Яоу (王|耀|武, 1904—1968) — высокопоставленный гоминьдановский генерал и губернатор провинции Шаньдун, успешно воевавший с японской императорской армией и китайскими коммунистами. В сентябре 1948 года в ходе Цзиняньской битвы был пленен коммунистической армией. Находился в плену до 1959 года, когда был помилован. Во время Культурной революции подвергся гонениям со стороны хунвэйбинов как бывший командир националистической армии и умер от сердечного приступа в 1968 году.

Ранние годы и карьера

Ван родился в крестьянской семье в провинции Шаньдун. В раннем детстве потерял отца и старшего брата и мать растила его одна. Когда Сунь Ятсен открыл Военную академию в Вампоа, Ван Яоу работал охранником в магазине. Немедленно заняв деньги у своего работодателя, он отправился на юг чтобы присоединиться к национальной революции. Среди его однокурсников - Ду Юймин, Хань Ху Лянь, Лю Юйянь, Гуань Линжен и Линь Бао. По окончании академии присоединился к Северной экспедиции генералиссимуса Чан Кайши против северных милитаристов. После того, как Чан провел чистку коммунистов в Шанхае 12 апреля 1927 года, он остался с Гоминьданом как командир полка в Национальной революционной армии. В 1930 году участвовал в войне Центральной равнины в звании полковника. В 1932 году после успешной защиты своих позиции от атак войсками противника в ходе четвёртой кампании против коммунистического Цзянси был принят Чан Кайши. Назначен командиром бригады, а затем командиром 51-й дивизии. Два года спустя Ван принял участие в Пятой кампании против Цзянси. В сентябре 1934 года захватил китайского коммунистического лидера Фан Чжиминя, командовавшего Красной армией. В 1935 году он одержал ещё одну победу в провинции Цзянси, захватив весь корпус офицеров 10-го корпуса Красной армии и был произведен в генерал-майоры.

Вторая китайско-японская война

В 1937 году Ван командовал дивизией в битве за Шанхай. Командиром одного из его полков был Чжан Линфу, только что выпущенный из тюрьмы на поруки. В конце ноября китайская армия проиграла сражение в Шанхае и японская армия под командованием генерала Иванэ Мацуи подошла к Нанкину. Во время боев за Нанкин 51-я дивизия Вана понесла тяжелые потери. Его начальник генерал Тан Шеньзи бежал из города не уведомив Яао и других высокопоставленных командиров. Ван едва успел уйти из города. 3000 воинов под его командованием сумели прорваться из японского окружения.

В 1938 году он принял участие в битве за Ланьфен против 14-й дивизии японской императорской армии под командованием генерала Кени Доихара, одного из вдохновителей Маньчжурского инцидента. Неспособность удержать японское наступление привело к решению националистического правительства открыть дамбы на Хуанхэ. Во время сражения за Ваньлинь части под командованием Вана отражали попытки японцев вырваться из китайского окружения. В ходе боев 106-я дивизия японской императорской армии генерал-лейтенанта Юнрокуро Мацуура была почти полностью уничтожена. В 1939 году Ван повел свой отряд для участия в битве за Наньчан, но китайские войска не смогли удержать город. Ван, однако, отличился в битве при Чанша (1939) и был назначен командиром 74-го корпуса. Под его командованием 74-й корпус стал одним из элитных подразделений китайской правительственной армии и воевал почти в каждом сражении в оставшийся период войны. К концу войны, генерал Ван был назначен командующим 4-й армии и стал членом центрального гоминьдановского комитета.

Гражданская война в Китае

Когда в Китае в 1946 году вновь вспыхнула гражданская война, генерал Ван был назначен губернатором провинции Шаньдун и главнокомандующим войсками провинции. Он с большим трудом установил свою власть из-за соперничества различных националистических командиров. В мае 1947 года его правлению был нанесен серьёзный удар: командир 74-го корпуса, его старый подчиненный, генерал-лейтенант Чжан Луньфу погиб в критический момент кампании и большинство националистических войск, расположенных в его провинции, были передислоцированы в другие места. В 1948 году китайские коммунистические силы под командованием Чэнь Юй Су атаковали столицу провинции в ходе битвы за Цзинань. У генерала Вана под началом были только силы местного гарнизона, которые состояли из новобранцев. Судьба Цзинань была решена, когда один из его командиров корпусов (Ву Хуавень) перешёл на сторону китайских коммунистических сил. Войска противника прорвали оборону города, генерала Ван бежал из своей штаб-квартиры и был схвачен в соседнем округе.

Последние годы и смерть

Во время своего заключения Ван призвал своих коллег по националистическому командованию сдаться НОАК, что вызвало бурю споров, так как президент Чан Кайши всегда поддерживал его. В результате его сотрудничества с коммунистическими силами Яоу был одним из первых командиров националистической армии, выпущенных на свободу в 1959 году. Позже работал в китайской политической консультативной конференции и других правительственных организациях. Когда началась Культурная революция, Ван Яоу был подвергнут гонениям хунвэйбинов. Умер от сердечного приступа в 1968 году вследствие жестокого обращения.

Посмертно реабилитирован правительством Дэн Сяопина в 1980 году. Перезахоронен с государственными почестями. Урна с его прахом покоится на кладбище Бабаошан в Революционном траурном зале, как останки одного из важнейших революционных героев Китая.

Ссылки

• [www.generals.dk/general/Wang_Yaowu/_/China.html краткая биография (generals.dk)]
• [baike.baidu.com/view/34348.htm Wang Yaowu article on baike  (кит.)]

К:Википедия:Изолированные статьи (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Ван Яоу

Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.