Варгас, Диего де

Диего де Варгас Сапата и Лухан Понсе де Леон и Контрерас, исп. Diego de Vargas Zapata y Luján Ponce de León y Contreras, (1643, Испания—1704), известен также как Дон Диего де Варгас — конкистадор, губернатор территории Графства Санта-Фе (Новая Мексика, ныне штат Нью-Мексико) в период 1690—1704 гг. После поражения испанцев в результате восстания хопи 1680 г. смог отвоевать утраченную территорию к 1692 году, при этом не проводил репрессий в отношении к повстанцам.

10 августа 1680 года индейцы-пуэбло, обитающие на севере Новой Мексики, восстали против испанских колонизаторов. Они осадили город Санта-Фе и вынудили испанцев отступить 21 августа на юг, в город Эль-Пасо дель Норте (ныне Сьюдад-Хуарес), где они оставались следующие 12 лет.

В 1688 г. дон Диего де Варгас был назначен губернатором Новой Мексики, однако фактически прибыл для исполнения обязанностей лишь 22 февраля 1691 года. Ему было поручено вновь отвоевать и колонизировать территорию, утраченную испанцами в результате восстания пуэбло. В июле 1692 года Варгас прибыл в Санта-Фе с небольшой группой солдат. Ои окружили город и потребовали от индейцев сдаться, пообещав милосердие ко всем, кто подчинится власти испанской короны и христианской веры. Индейские вожди приняли требования Варгаса, и 14 сентября 1692 г. он объявил о занятии территории.

Завоевание Варгасом территории пуэбло обычно считается бескровным, хотя, когда Варгас вернулся в Мексику в начале 1693 года, чтобы взять с собой ещё одну группу поселенцев, индейцы нарушили мирное соглашение и вновь заняли Санта-Фе. Тогда Варгас и его солдаты напали на город и убили многих повстанцев.

Ещё одно восстание состоялось в 1696 году, в ходе него погибли 5 миссионеров и ещё 21 испанец. Война продолжалась несколько лет, однако в конце концов испанцы установили контроль над территорией.

Отрывок, характеризующий Варгас, Диего де

– И я столько примеров знаю, что рана осколком (в газетах сказано гранатой) бывает или смертельна сейчас же, или, напротив, очень легкая, – говорил Николай. – Надо надеяться на лучшее, и я уверен…
Княжна Марья перебила его.
– О, это было бы так ужа… – начала она и, не договорив от волнения, грациозным движением (как и все, что она делала при нем) наклонив голову и благодарно взглянув на него, пошла за теткой.
Вечером этого дня Николай никуда не поехал в гости и остался дома, с тем чтобы покончить некоторые счеты с продавцами лошадей. Когда он покончил дела, было уже поздно, чтобы ехать куда нибудь, но было еще рано, чтобы ложиться спать, и Николай долго один ходил взад и вперед по комнате, обдумывая свою жизнь, что с ним редко случалось.
Княжна Марья произвела на него приятное впечатление под Смоленском. То, что он встретил ее тогда в таких особенных условиях, и то, что именно на нее одно время его мать указывала ему как на богатую партию, сделали то, что он обратил на нее особенное внимание. В Воронеже, во время его посещения, впечатление это было не только приятное, но сильное. Николай был поражен той особенной, нравственной красотой, которую он в этот раз заметил в ней. Однако он собирался уезжать, и ему в голову не приходило пожалеть о том, что уезжая из Воронежа, он лишается случая видеть княжну. Но нынешняя встреча с княжной Марьей в церкви (Николай чувствовал это) засела ему глубже в сердце, чем он это предвидел, и глубже, чем он желал для своего спокойствия. Это бледное, тонкое, печальное лицо, этот лучистый взгляд, эти тихие, грациозные движения и главное – эта глубокая и нежная печаль, выражавшаяся во всех чертах ее, тревожили его и требовали его участия. В мужчинах Ростов терпеть не мог видеть выражение высшей, духовной жизни (оттого он не любил князя Андрея), он презрительно называл это философией, мечтательностью; но в княжне Марье, именно в этой печали, выказывавшей всю глубину этого чуждого для Николая духовного мира, он чувствовал неотразимую привлекательность.