Варгин, Василий Васильевич

Василий Васильевич Варгин
Дата рождения:	13 (24) января 1791(1791-01-24)
Место рождения:	Серпухов
Дата смерти:	9 (21) января 1859(1859-01-21) (67 лет)
Место смерти:	Москва

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Василий Васильевич Ва́ргин (2-й) (1791—1859) — купец, текстильный фабрикант, первый монополист в России, получивший все казённые подряды на поставку сукна для армии в начале XIX века. Попал в опалу и стал «жертвою несправедливого гонения».

Биография

Родился в семье выходца их экономических крестьян Серпуховского Владычного монастыря. Считается, что происхождение фамилии связано с тем, что в семье вязались для продажи варежки («варьги»). Ко времени его рождения семейное дело вели два брата: его отец — Василий Васильевич, записавшийся серпуховским купцом и его дядя — тарусский купец Сергей Васильевич, которым помогали младшие, Иван и Григорий. Торговля шла не только в Москве, но на Дону, в Риге и других местах.

Рано был привлечён к семейному делу: по достижении совершеннолетия он был отправлен в Москву, где «был представлен и очень понравился» генерал-кригскомиссару А. И. Татищеву, который предложил ему в 1808 году взять подряд на поставку холста для российской армии по таким ценам «на какие никто из прочих поставщиков, лучших промышленников и чиновников, опытнейших в делах торговли, не мог согласиться». Его практический ум, честность и энергия помогли с успехом выполнить это дело и возбудили к нему такое доверие со стороны правительства, что оно вскоре нашло возможным передать ему все казённые подряды, не только на поставку холста. Скоро Варгин стал владельцем полотняных фабрик в Вяземах, Костроме, Переславле, приобрёл две текстильных фабрики в Москве. Во время войны 1812 года Варгин, по словам Татищева, явил себя «истинным патриотом» и оказал родине «неизмеримую заслугу, дав возможность преодолеть все трудности в заготовлении вещей и благодаря низким ценам сохранить казне многие миллионы». Тем не менее, осуществляя поставку по весьма умеренным ценам, Варгин смог хорошо разбогатеть. За заслуги во время войны Василию Васильевичу Варгину была пожалована медаль «За усердие», осыпанная бриллиантами, а также ему и его брату Борису Васильевичу было присвоено звание потомственного почётного гражданина.

Был не женат, жил в Москве, на Пятницкой улице, с матерью и отцом. Недовольные тем, как он вёл дела, его родственники (прежде всего двоюродный брат Андрей Иванович, бывший представителем торгового дома в Казани) вынудили его после 1820 года к разделу имущества. С 1822 года по разным причинам дела его пошатнулись, но он продолжал выполнять государственные подряды до 1827 года.

В 1827 году после ухода Татищева, новый военный министр А. И. Чернышёв, называвший Варгина «монополистом», попытался привлечь его к суду, якобы за недочеты и передержку казенных денег; однако комиссия под председательством генерала Волкова, назначенная для тщательного исследования деятельности, дала самый лучший отзыв о Варгине. Деятельность следующей комиссии (Стрекалова-Погодина) всё-таки привела к тому, что в 1830 году В. В. Варгин вместе с В. И. Путятой был заключён в Алексеевский равелин Петропавловской крепости; его собственность передана в опеку. Через десять дней по сле ареста умерла его мать, а спустя три месяца — его отец. После 13-месячного заключения, В. В. Варгин был отправлен в Выборг, претерпевал здесь крайнюю нужду и только в июне 1832 года получил позволение жить в Серпухове, а затем — в Москве. В 1835 году, когда ему были возвращены некоторые имения, Варгин вновь принялся за торговлю и поправление своего хозяйства.

Подав Александру II прошение, Варгин в 1858 году добился пересмотра своего дела: опека с него была полностью снята, имения возвращены и мнимый долг казне в миллион рублей признан не подлежащим взысканию. В следующем году он умер от «нервического удара» и был похоронен на кладбище Донского монастыря.

В его завещании было перечислено множество родственников, наиболее значительная доля наследства отдавалась назначенному в душеприказчики родному брату Василию Васильевичу и племяннику Василию Борисовичу Варгину; далее — племянницам Софье Яковлевне и Наталье Яковлевне, детям двоюродных братьев (серпуховских купцов 3-й гильдии) Филиппа Сергеевича и Ивана Сергеевича (студенту московского университета Николаю Ивановичу и жене профессора химии университета Марии Ивановне Лясковской), двоюродным братьям Сергею Ивановичу и Афанасию Ивановичам (серпуховские купцы 3-й гильдии), детям умершей сестры Марии Васильевны Телепнёвой и сестры Анисьи Васильевны Игнатовой и проч.

Домовладелец и меценат

К 1818 году, когда был утверждён план обустройства Театральной площади, В. В. Варгин выкупил полностью эти участки. В 1824 году он отдал Дирекции императорских театров здание для театра (ныне Малый театр), которое в 1835 году было велено взять в казну за 375 тысяч рублей с рассрочкой выплаты из государственного казначейства в 10 лет (таким образом, дом, «стоивший Варгину более миллиона, со всей находившейся в нём движимостью — мебелью, зеркалами, бронзой, машинами и пр. <…> был взят у Варгина почти даром»).

На углу Никольского переулка и Ильинки (Городская часть, 3-й квартал, № 93) В. В. Варгин имел дом, переданный Серпуховскому городскому обществу.

На месте дома № 21 по Кузнецкому мосту находилось владение (Мясницкая часть, 1-й квартал, № 64)), купленное В. В. Варгиным в 1819 году, которое посещали А. Ф. Мерзляков, братья Н. А. Полевой и К. А. Полевой, Н. В. Гоголь.

Меблированные комнаты Варгина находились в здании на Тверской улице (Тверская часть, 5-й квартал, № 429), где ныне стоит дом № 8.

После пожара 1812 года владение купца Р. И. Журавлёва на Пятницкой улице было приобретено купцами братьями Варгиными: Василием, Борисом и Яковом Васильевичами. В одном из восстановленных домов (Пятницкая часть, 2-й квартал, № 174), ныне № 12, жил Лев Толстой со старшим братом Николаем и сестрой Марией; здесь он писал своих «Казаков». Здесь находилась также [dlib.rsl.ru/viewer/01003570945#?page=286 Московская складочная таможня].

В Лефортово Варгин имел дом (Лефортовская часть, 6-й квартал, № 791) на месте нынешнего № 3 по улице Фридриха Энгельса.

Литература

• Варгин, Василий Васильевич // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Ушаков А. С. [dlib.rsl.ru/viewer/01003846852#?page=6 Василий Васильевич Варгин] / Наше купечество и торговля с серьезной и карикатурной стороны. Лит. сборник. — М.: тип. Грачева и К°, 1865—1867. — Вып. 3. — 1867. — 186 с.
• Лясковский В.Н. [www.runivers.ru/bookreader/book408787/#page/101/mode/1up В. В. Варгин] // «Русский архив». — М.: Университетская типография (М. Катков), 1882. — Вып. 3—4. — С. 97—122.

Ссылки

• [tvkultura.ru/video/show/brand_id/20907/episode_id/446496 Миллионы Василия Варгина] / Телеканал «Культура»

Отрывок, характеризующий Варгин, Василий Васильевич

– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.
Он стал говорить громче, очевидно для того, чтобы его слышали все. – Костюмы французские, мысли французские, чувства французские! Вы вот Метивье в зашей выгнали, потому что он француз и негодяй, а наши барыни за ним ползком ползают. Вчера я на вечере был, так из пяти барынь три католички и, по разрешенью папы, в воскресенье по канве шьют. А сами чуть не голые сидят, как вывески торговых бань, с позволенья сказать. Эх, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял бы старую дубину Петра Великого из кунсткамеры, да по русски бы обломал бока, вся бы дурь соскочила!
Все замолчали. Старый князь с улыбкой на лице смотрел на Ростопчина и одобрительно покачивал головой.
– Ну, прощайте, ваше сиятельство, не хворайте, – сказал Ростопчин, с свойственными ему быстрыми движениями поднимаясь и протягивая руку князю.
– Прощай, голубчик, – гусли, всегда заслушаюсь его! – сказал старый князь, удерживая его за руку и подставляя ему для поцелуя щеку. С Ростопчиным поднялись и другие.


Княжна Марья, сидя в гостиной и слушая эти толки и пересуды стариков, ничего не понимала из того, что она слышала; она думала только о том, не замечают ли все гости враждебных отношений ее отца к ней. Она даже не заметила особенного внимания и любезностей, которые ей во всё время этого обеда оказывал Друбецкой, уже третий раз бывший в их доме.
Княжна Марья с рассеянным, вопросительным взглядом обратилась к Пьеру, который последний из гостей, с шляпой в руке и с улыбкой на лице, подошел к ней после того, как князь вышел, и они одни оставались в гостиной.
– Можно еще посидеть? – сказал он, своим толстым телом валясь в кресло подле княжны Марьи.
– Ах да, – сказала она. «Вы ничего не заметили?» сказал ее взгляд.
Пьер находился в приятном, после обеденном состоянии духа. Он глядел перед собою и тихо улыбался.
– Давно вы знаете этого молодого человека, княжна? – сказал он.
– Какого?
– Друбецкого?
– Нет, недавно…
– Что он вам нравится?
– Да, он приятный молодой человек… Отчего вы меня это спрашиваете? – сказала княжна Марья, продолжая думать о своем утреннем разговоре с отцом.
– Оттого, что я сделал наблюдение, – молодой человек обыкновенно из Петербурга приезжает в Москву в отпуск только с целью жениться на богатой невесте.
– Вы сделали это наблюденье! – сказала княжна Марья.
– Да, – продолжал Пьер с улыбкой, – и этот молодой человек теперь себя так держит, что, где есть богатые невесты, – там и он. Я как по книге читаю в нем. Он теперь в нерешительности, кого ему атаковать: вас или mademoiselle Жюли Карагин. Il est tres assidu aupres d'elle. [Он очень к ней внимателен.]
– Он ездит к ним?
– Да, очень часто. И знаете вы новую манеру ухаживать? – с веселой улыбкой сказал Пьер, видимо находясь в том веселом духе добродушной насмешки, за который он так часто в дневнике упрекал себя.
– Нет, – сказала княжна Марья.
– Теперь чтобы понравиться московским девицам – il faut etre melancolique. Et il est tres melancolique aupres de m lle Карагин, [надо быть меланхоличным. И он очень меланхоличен с m elle Карагин,] – сказал Пьер.
– Vraiment? [Право?] – сказала княжна Марья, глядя в доброе лицо Пьера и не переставая думать о своем горе. – «Мне бы легче было, думала она, ежели бы я решилась поверить кому нибудь всё, что я чувствую. И я бы желала именно Пьеру сказать всё. Он так добр и благороден. Мне бы легче стало. Он мне подал бы совет!»
– Пошли бы вы за него замуж? – спросил Пьер.
– Ах, Боже мой, граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. – Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом), не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно – уйти, а куда мне уйти?…
– Что вы, что с вами, княжна?
Но княжна, не договорив, заплакала.
– Я не знаю, что со мной нынче. Не слушайте меня, забудьте, что я вам сказала.
Вся веселость Пьера исчезла. Он озабоченно расспрашивал княжну, просил ее высказать всё, поверить ему свое горе; но она только повторила, что просит его забыть то, что она сказала, что она не помнит, что она сказала, и что у нее нет горя, кроме того, которое он знает – горя о том, что женитьба князя Андрея угрожает поссорить отца с сыном.
– Слышали ли вы про Ростовых? – спросила она, чтобы переменить разговор. – Мне говорили, что они скоро будут. Andre я тоже жду каждый день. Я бы желала, чтоб они увиделись здесь.
– А как он смотрит теперь на это дело? – спросил Пьер, под он разумея старого князя. Княжна Марья покачала головой.
– Но что же делать? До года остается только несколько месяцев. И это не может быть. Я бы только желала избавить брата от первых минут. Я желала бы, чтобы они скорее приехали. Я надеюсь сойтись с нею. Вы их давно знаете, – сказала княжна Марья, – скажите мне, положа руку на сердце, всю истинную правду, что это за девушка и как вы находите ее? Но всю правду; потому что, вы понимаете, Андрей так много рискует, делая это против воли отца, что я бы желала знать…
Неясный инстинкт сказал Пьеру, что в этих оговорках и повторяемых просьбах сказать всю правду, выражалось недоброжелательство княжны Марьи к своей будущей невестке, что ей хотелось, чтобы Пьер не одобрил выбора князя Андрея; но Пьер сказал то, что он скорее чувствовал, чем думал.
– Я не знаю, как отвечать на ваш вопрос, – сказал он, покраснев, сам не зная от чего. – Я решительно не знаю, что это за девушка; я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, я не знаю: вот всё, что можно про нее сказать. – Княжна Марья вздохнула и выражение ее лица сказало: «Да, я этого ожидала и боялась».
– Умна она? – спросила княжна Марья. Пьер задумался.
– Я думаю нет, – сказал он, – а впрочем да. Она не удостоивает быть умной… Да нет, она обворожительна, и больше ничего. – Княжна Марья опять неодобрительно покачала головой.
– Ах, я так желаю любить ее! Вы ей это скажите, ежели увидите ее прежде меня.
– Я слышал, что они на днях будут, – сказал Пьер.
Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы, сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.


Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.