Варела, Северино

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Северино Варела
Общая информация
Полное имя Северино Варела Пуэнте
Прозвище La Boina Fantasma, el Gallego
Родился 14 сентября 1913(1913-09-14)
Монтевидео, Уругвай
Умер 29 июля 1995(1995-07-29) (81 год)
Монтевидео, Уругвай
Гражданство Уругвай
Позиция нападающий
Карьера
Клубная карьера*
1932-1935 Ривер Плейт (Монтевидео)
1935-1942 Пеньяроль
1943-1945 Бока Хуниорс 74 (46)
1946-1947 Пеньяроль 67 (43)
Национальная сборная**
1935-1942 Уругвай 24 (19)
Международные медали
Чемпионат Южной Америки
Серебро Лима 1939
Золото Монтевидео 1942

* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.

** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Севери́но Варе́ла Пуэ́нте (исп. Severino Varela Puente; 14 сентября 1913, Монтевидео — 29 июля 1995, там же) — уругвайский футболист, нападающий.



Карьера

Северино Варела начал свою карьеру в клубе «Ривер Плейт» из родного города Монтевидео. Через три года он перешёл в лидера уругвайского футбола «Пеньяроль», где стал 4-кратным чемпионом Уругвая. В 1943 году Варела за 38 тыс. песо был продан в аргентинскую «Боку Хуниорс», где вместе с Сосой и Бойе составил центр нападения команды. В «Боке» Варела дважды стал чемпионом Аргентины, забив за клуб 46 мячей (13 с пенальти) в 74 матчах. Особенно часто забивал Варела в главном аргентинском «классико»: пять мячей в ворота «Ривер Плейт» в шести матчах.

В 1946 году Варела вернулся в «Пеньяроль», где через год завершил спортивную карьеру.

В сборной Уругвая Варела провел 24 матча, забив 19 мячей. В 1942 году он вместе с командой стал чемпионом Южной Америки.

Достижения

Напишите отзыв о статье "Варела, Северино"

Ссылки

  • [www.historiadeboca.com.ar/jugadores.asp?CodJug=130&AnioInicial=1905&AnioFinal=2008&OpTipoTorneos=6&=Buscar Статистика выступлений за «Боку»]  (исп.)
  • [www.informexeneize.com.ar/biografia_severino_varela.htm Статья на informexeneize.com.ar]  (исп.)


Отрывок, характеризующий Варела, Северино

Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.