Варлаам (Ряшенцев)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Архиепископ Варлаам<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Архиепископ Пермский
13 июля — 24 ноября 1927
Церковь: Русская православная церковь
Предшественник: Стефан (Знамировский)
Преемник: Павлин (Крошечкин)
Епископ Любимский,
викарий Ярославской епархии
1926 — 13 июля 1927
Епископ Псковский и Порховский
16 сентября 1923 — 1924
Предшественник: Геннадий (Туберозов)
Преемник: Николай (Покровский)
Епископ Мстиславский,
викарий Могилёвской епархии
5 июля 1919 — 16 сентября 1923
Епископ Гомельский,
викарий Могилёвской епархии
13 января 1913 — 23 июня 1919
Предшественник: Митрофан (Краснопольский)
Преемник: Никон (Дегтяренко) (в/у)
 
Имя при рождении: Виктор Степанович Ряшенцев
Рождение: 8 (20) июня 1878(1878-06-20)
Тамбов, Россия
Смерть: 20 февраля 1942(1942-02-20) (63 года)
Вологда
Принятие священного сана: 10 октября 1901 года
Принятие монашества: 8 октября 1901 года
Епископская хиротония: 13 января 1913 года

Архиепископ Варлаам (в миру Виктор Степанович Ряшенцев; 8 (20) июня 1878, Тамбов — 20 февраля 1942, Вологда) — епископ Русской Православной Церкви; с 1927 года архиепископ Пермский.





Детство

Родился в купеческой семье. Брат — епископ Герман (Ряшенцев).

Окончил Тамбовскую гимназию (1896) и Казанскую духовную академию со степенью кандидата богословия (1900).

Монах и преподаватель

С 29 сентября 1901 года он — преподаватель русского и церковно-славянского языков в Уфимском духовном училище;епископом Антонием (Храповицким) 8 октября 1901 года — пострижен в монашество, 9 октября рукоположен в иеродиакона, 10 октября — в иеромонаха.

В 19021903 гг. — преподаватель богословия, в 1903—1906 — инспектор Уфимской духовной семинарии.

В 1906—1913 годах — ректор Полтавской духовной семинарии в сане архимандрита.

В этот период написал ряд богословских трудов, в основном, по апологетике. Автор исследования «Ренан и его книга „Жизнь Иисуса“», которое протоиерей Александр Мень считал одним из самых удачных на данную тему в русской православной литературе. Варлаам резко критично настроен по отношению к французскому автору. Он рассматривал психологические предпосылки, которые привели Ренана к позиции агностического скептицизма, а также художественные особенности его книги, завоевавшие ей популярность. Противопоставил христианский взгляд на жизнь философским позициям Ренана.

Архиерей

С 13 января 1913 года он — епископ Гомельский, викарий Могилёвской епархии.

С октября 1918 года проживал в Киеве; 23 июня 1919 года был арестован в Гомеле, но 5 июля освобождён по прошению пяти тысяч верующих. Был епископом Мстиславским, викарием Могилевской епархии. В 1922 году — временно управляющий Могилёвской епархией.

Некоторое время участвовал в обновленческом движении, принёс покаяние и вновь был принят в юрисдикцию Патриаршей церкви.

С 3 сентября 1923 года — епископ Псковский и Порховский.

В 1923—1924 годы временно управлял Гомельской епархией. В 1924 году арестован в Пскове и приговорён к двум годам тюремного заключения. В 1924—1926 гг. находился в заключении в Ярославской тюрьме. С 13 июля 1927 года — архиепископ Пермский, но уже через несколько месяцев, 11 ноября был уволен на покой. Однако в конце декабря 1927 года он был временно назначен управляющим Любимским викариатством Ярославской епархии.

6 февраля 1928 года в составе группы ярославских архиереев отделился от Заместителя Патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского), поддержав позицию митрополита Агафангела (Преображенского); 11 апреля ему было запрещено священнослужение; 10 мая заявил о возвращении в молитвенное общение с митрополитом Сергием, после чего 30 мая 1928 года Синод снял запрет в священнослужении.

7 сентября 1929 года был арестован в Ярославле по делу «церковно-монархической организации „Истинное православие“»[1]; 3 января 1930 года особым совещанием при коллегии ОГПУ приговорён к трём годам ИТЛ. Находился в Котласском лагере. 20 мая 1931 года постановлением коллегии ОГПУ срок был увеличен до 10 лет; переведён из Котласа в Соловецкий лагерь особого назначения[2]

22 февраля 1933 года был досрочно освобождён; находился в ссылке в Вологде. В Вологде совершал тайные богослужения дома; создал небольшие женские монашеские общины (из числа монахинь закрытых обителей). По рассказу монахини Магдалины (Некрасовой)[3]:

После окончания очередного срока его сослали в Вологду под домашний арест. Он не имел права выходить из кельи. Жил напротив Лазаревской Горбачевской церкви, что на кладбище, у самого выезда из города. Ему разрешали приходить в церковь, но не служить. Мать Капитолина говорила: «Владыченька прислуживал, со свечой выходил, Апостол читал, а служить не мог».

Владыка вел переписку. А поскольку за ним следили, то он пользовался услугами Капитолины, которую он ласково называл Капушкой, её неграмотным почерком и неумением писать. И он «писал» отдельным лицам фразы в иносказательном смысле, очень значимые, которые другому человеку понять было бы нельзя; то есть писала Капушка, она же писала и адрес и посылала из Вологды или из ближайших вологодских деревень.

Последний арест и смерть в тюрьме

11 ноября 1940 года был арестован в Вологде, заключён во внутреннюю тюрьму НКВД[2]

26 августа 1941 года судебной коллегией по уголовным делам Вологодской области был приговорён к расстрелу[2]; постановлением Президиума Верховного Совета СССР от 25 ноября 1941 года расстрел заменён на 10 лет ИТЛ.

Скончался в тюрьме № 1 Вологды 20 февраля 1942.

Труды

  • Ренан и его книга «Жизнь Иисуса». Изложение содержания и критический разбор при свете евангельского учения. Популярно-научное исследование. Полтава, 1908.
  • О христианском воспитании детей. Полтава, 1910.
  • В труде — жизнь. Полтава, 1912.
  • Вера и причины неверия. Популярно-научное исследование. Полтава, 1912.
  • Теософия пред судом христианства. Полтава, 1912.
  • [www.russian-inok.org/books/pamyatka.html Памятка иноку]

Напишите отзыв о статье "Варлаам (Ряшенцев)"

Примечания

  1. А. В. Мазырин, М. В. Шкаровский [www.pravenc.ru/text/154207.html Варлаам (Ряшенцев)] // Православная энциклопедия. Том VI. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2003. — С. 598. — 752 с. — 39 000 экз. — ISBN 5-89572-010-2
  2. 1 2 3 А. В. Мазырин, М. В. Шкаровский [www.pravenc.ru/text/154207.html Варлаам (Ряшенцев)] // Православная энциклопедия. Том VI. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2003. — С. 600. — 752 с. — 39 000 экз. — ISBN 5-89572-010-2
  3. [www.pravoslavie.ru/32127.html «Не будь гордись, а будь смирись, и спасешься» / Православие.Ru]

Литература

Ссылки

  • [www.memo.ru/history/religion/ipc.htm Архиереи ИПЦ]
  • [www.krotov.info/spravki/persons/20person/1942ryas.html Биография]
  • [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_2287 Биография] на сайте «Русское православие»

Отрывок, характеризующий Варлаам (Ряшенцев)

Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.


Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.