Варламов, Александр Егорович
| Александр Егорович Варламов | |
| Дата рождения | |
|---|---|
| Место рождения | |
| Дата смерти |
15 (27) октября 1848 (46 лет) |
| Место смерти | |
| Страна | |
| Профессии |
композитор (учитель, капельмейстер, певец, музыкальный критик) |
| Жанры |
Романсы, песни, концертные обработки русских песен |
Алекса́ндр Его́рович Варла́мов (15 [27] ноября 1801, Москва,р Империя — 15 [27] октября 1848, Санкт-Петербург, Российская Империя) — русский композитор.
Содержание
Биография
Происходил из молдавских дворян. Родился в семье мелкого чиновника. С раннего детства играл по слуху на скрипке и гитаре. В десять лет его отдали в придворную певческую капеллу в Санкт-Петербурге. Отличный голос и яркие способности мальчика заинтересовали Д. С. Бортнянского — директора капеллы. Он стал отдельно заниматься с маленьким певцом. Впоследствии Варламов с благодарностью вспоминал своего учителя в своих письмах и записках.
Окончив учение в капелле, Варламов стал учителем пения в русской посольской церкви в Голландии, но вскоре вернулся на родину. В 1827 году познакомился с М. И. Глинкой, бывал на музыкальных вечерах в его доме, с 1829 жил в Петербурге. В 1832 году переехал в Москву, где получил место капельмейстера, а затем "композитора музыки" московских императорских театров. Нередко выступал как певец-исполнитель. В конце 1828 или начале 1829 года Варламов стал хлопотать о вторичном поступлении в певческую капеллу, причём поднёс императору Николаю I две херувимских песни — первые известные нам его сочинения. 24 января 1829 года он был определён в капеллу в число «больших певчих», причем на него возложена была обязанность обучать малолетних певчих и разучивать с ними сольные партии. К началу 1833 года относится появление в печати сборника девяти его романсов. В 1840 году издал "Школу пения", которая стала первым в России учебным пособием по вокальному искусству и сыграла важную роль в обучении многих русских певцов. В 1848 году скончался от туберкулеза горла.
Творчество
В историю русской музыки Варламов вошел как автор романсов и песен, создав около 200 произведений. Основными жанрами для композитора были "русская песня" и лирический романс. Варламов одним из первых композиторов обратился к поэзии Лермонтова, которая была созвучна духовной атмосфере 1830-1840-х годов и передавала острую неудовлетворенность окружающей жизнью и " вольнолюбивые мечты" русских людей. В романсе "Белеет парус одинокий" композитор сумел отразить эти чувства и настроения. В его музыке слышны "жажда бури" лермонтовского героя, его непримиримость и непокорность. Широкая энергичная мелодия в начале куплета сразу достигает кульминации-звука соль, который является вершиной яркой выразительной кантилены. Взволнованность чувства в романсе подчеркивается аккордовым сопровождением с чеканным ритмом полонеза-болеро. Известные романсы: "Оседлаю коня", "Соловушко", "На заре ты ее не буди", "Белеет парус одинокий", "Поэт".
Адреса
- В 1841 году жил в Москве, в доме № 25 по Большому Козихинскому переулку (этот дом был снесён компанией «Сатори» в июле-августе 2011 года).
Смотрите также
Напишите отзыв о статье "Варламов, Александр Егорович"
Литература
- Листова Н. Александр Варламов. — М.: Музыка, 1968.
- Решетникова Т. В. «Полная школа пения А. Е. Варламова» и русская вокальная педагогика // Проблемы музыкальной науки. — 2009. — № 1. — С. 152—155.
Отрывок, характеризующий Варламов, Александр Егорович
Ночь была темная, теплая, осенняя. Шел дождик уже четвертый день. Два раза переменив лошадей и в полтора часа проскакав тридцать верст по грязной вязкой дороге, Болховитинов во втором часу ночи был в Леташевке. Слезши у избы, на плетневом заборе которой была вывеска: «Главный штаб», и бросив лошадь, он вошел в темные сени.– Дежурного генерала скорее! Очень важное! – проговорил он кому то, поднимавшемуся и сопевшему в темноте сеней.
– С вечера нездоровы очень были, третью ночь не спят, – заступнически прошептал денщицкий голос. – Уж вы капитана разбудите сначала.
– Очень важное, от генерала Дохтурова, – сказал Болховитинов, входя в ощупанную им растворенную дверь. Денщик прошел вперед его и стал будить кого то:
– Ваше благородие, ваше благородие – кульер.
– Что, что? от кого? – проговорил чей то сонный голос.
– От Дохтурова и от Алексея Петровича. Наполеон в Фоминском, – сказал Болховитинов, не видя в темноте того, кто спрашивал его, но по звуку голоса предполагая, что это был не Коновницын.
Разбуженный человек зевал и тянулся.
– Будить то мне его не хочется, – сказал он, ощупывая что то. – Больнёшенек! Может, так, слухи.
– Вот донесение, – сказал Болховитинов, – велено сейчас же передать дежурному генералу.
– Постойте, огня зажгу. Куда ты, проклятый, всегда засунешь? – обращаясь к денщику, сказал тянувшийся человек. Это был Щербинин, адъютант Коновницына. – Нашел, нашел, – прибавил он.
Денщик рубил огонь, Щербинин ощупывал подсвечник.
– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
