Варминг, Эугениус

Йоханнес Эугениус Варминг
дат. Johannes Eugenius Bülow Warming
Дата рождения:	3 октября 1841(1841-10-03)
Место рождения:	остров Маннё, Дания
Дата смерти:	2 апреля 1924(1924-04-02) (82 года)
Место смерти:	Копенгаген, Дания
Страна:	Дания
Научная сфера:	биология
Место работы:	Копенгагенский университет, Стокгольмский университет, Ботанический сад Копенгагена
Альма-матер:	Копенгагенский университет, Мюнхенский университет
Научный руководитель:	Карл Вильгельм фон Негели
Известен как:	один из основателей экологии, создатель концепции экологии
Награды и премии:	Орден Розы

Систематик живой природы

Автор наименований ряда ботанических таксонов. В ботанической (бинарной) номенклатуре эти названия дополняются сокращением «Warm.». [www.ipni.org/ipni/advPlantNameSearch.do?find_authorAbbrev=Warm.&find_includePublicationAuthors=on&find_includePublicationAuthors=off&find_includeBasionymAuthors=on&find_includeBasionymAuthors=off&find_isAPNIRecord=on&find_isAPNIRecord=false&find_isGCIRecord=on&find_isGCIRecord=false&find_isIKRecord=on&find_isIKRecord=false&find_rankToReturn=all&output_format=normal&find_sortByFamily=on&find_sortByFamily=off&query_type=by_query&back_page=plantsearch Список таких таксонов] на сайте IPNI [www.ipni.org/ipni/idAuthorSearch.do?id=11411-1 Персональная страница] на сайте IPNI Страница на Викивидах

Йоха́ннес Эуге́ниус (Евге́ний) Ва́рминг (дат. Johannes Eugenius Bülow Warming; 1841—1924) — датский ботаник, эколог, альголог, миколог, микробиолог.

Один из основателей экологии: издал первую книгу об экологии растений («Экологическая география растений», 1896), прочитал первый университетский курс экологии, создал концепцию экологии.

Один из основоположников экологической морфологии растений, связывал распространение растений с определенными условиями существования. Развил учение о «жизненных формах», под которыми понимал «форму, в которой вегетативное тело растения (индивида) находится в гармонии с внешней средой в течение всей его жизни от колыбели до гроба, от семени до отмирания». Считал, что объектами ботанико-экологического исследования должны быть жизненные формы, сообщества и классы сообществ; сообщество — основное подразделение, характеризующееся тремя чертами: определённой физиономией, определённой экологией и определённым набором жизненных форм. В 1895 году ввёл в ботанику термин «эфармония» и предложил эфармоническую классификацию жизненных форм растений.

Написал немалое количество работ по ботанике, биогеографии, экологии, морфологии, истории развития и систематике растений. Переведённые на многие языки, они оказали существенное влияние на развитие ботаники и экологии в целом.

В России были широко распространены учебники Варминга «Систематика растений» (1879, русский перевод 1893) и «Растение и его жизнь» (1900, русский перевод 1904).

Жизненный и научный путь

В 1859 году начал изучать естественную историю в Копенгагенском университете, но покинул его на три с половиной года (1863—1866), чтобы работать помощником датского палеонтолога и зоолога Петера Вилхелма Лунда, который жил в тропических лесах Бразилии, в Лагоа-Санта.

По возвращении в Европу год изучал ботанику в Мюнхенском университете у Негели, Марциуса и Радлькофера, а в 1871 году — микробиологию в Боннском университете у фон Ханштайна. В том же году защитил докторскую диссертацию в Копенгагене.

Место профессора ботаники Копенгагенского университета было свободно в связи со смертью А. С. Эрстеда, и Варминг был наилучшим кандидатом на замещение этой должности, однако, оно было отдано Фердинанду Дидрихсену. Варминг стал доцентом ботаники в этом университете, а также в политехническом и фармацевтическом колледже (1873—1882).

С 1882 по 1886 год Варминг — профессор ботаники Стокгольмской высшей школы (позднее переименованной в Стокгольмский университет).

В то время он участвовал в экспедициях по изучению норвежских провинций: в 1884 году — на Западную Гренландию, в 1885 году — на север Норвегии, в провинцию Финнмарк, в 1887 году — в центральную провинцию Опланн.

В 1885 году Варминг стал профессором ботаники Копенгагенского университета и директором ботанического сада в Копенгагене (до 1911 года).

В 1891—1892 годах последовали экспедиции в Венесуэлу, на Тринидад, на Виргинские острова (тогда — Датская Вест-Индия), в 1895 году — на Фарерские острова.

С 1878 года до своей кончины Варминг состоял членом Датской Королевской академии наук.

Он был президентом Международной ассоциации ботаников (с 1913 года; фр. Association internationale des botanistes), почётным членом Лондонского королевского общества, почётным членом Датского ботанического общества, рыцарем датского ордена Данеброг I степени, английского Королевского Викторианского ордена и бразильского Имперского ордена Розы.

Названы в честь Варминга

• Род растений Вармингия (Warmingia Rchb.f.) (nom. cons.) семейства Орхидные (Orchidaceae)
• C 1994 года в Университете Минас-Жерайс (Бразилия) проходят серии «Варминговских чтений по эволюционной экологии»

Печатные труды

• Warming, E. Über die Entwicklung des Blütenstandes von Euphorbia. // Flora, 1870, 53: 385—397 (нем.)
• Le Cyathium de l’Euphorbia est-il une fleur ou une inflorescence? Kjøbenhavn, 1873 (фр.)
• Recherches sur la ramification des phanerogames et sur la partition du point v égé tatif. Kjøbenhavn, 1873 (фр.)
• Sur les différences entre les trichomes et les épiblastèmes d’un ordre plus élevé. Kjøbenhavn, 1873 (фр.)
• Untersuchungen über pollenbildende Phyllome // Hausteins botan. Abhandlungen, II, 1873 (нем.)
• Symbolæ ad Floram Brasiliæ centralis cognoscendam, 1873—1893 (лат.)
• Bemerkungen über die Eichen // Bot. Zeitung, 1874 (нем.)
• Om nogle ved Danmarks Kyster levende Bakterier. Kjøbenhavn, 1876 (датск.)
• Un dersogelser og Betragtinge over Cycaderne. Kjøbenhavn, 1877 (датск.)
• Warming, E. Haandbog i den systematiske Botanik (nærmest til Brug for Universitets-Studerende og Lærere) Kjøbenhavn, 1878 (датск.)
• Warming, E. De l’Ovule. Annales des Sciences Naturelles — Botanique et Biologie Vegetale sér. 6: 1878, 177—266 (фр.)
• Warming E. Den almindelige botanik: En Lærebog, nærmest til Brug for Studerende og Lærere. — Kjøbenhavn: P.G. Philipsens, 1880. (датск.)
• Etudes anatomiques et physiologiques sur la famille des Podostomacées. Kjøbenhavn, 1881—1882 (фр.)
• Warming, E. Familien Podostemaceae — Etudes sur la famille des Podostemacees. Kongelige Danske Videnskabernes Selskabs Skrifter — Naturvidenskabelig og Mathematisk Afdeling, 1881—1899 (фр.)

• Warming, E. Om Skudbygning, Overvintring og Foryngelse. Naturhistorisk Forenings Festskrift: 1884, 1—105 (датск.)
• Warming, E. Om Grønlands Vegetation. Meddelelser om Grønland, 1887, 12: 1—223 (датск.)
• Warming, E. Lagoa Santa: Et Bidrag til den biologiske Plantegeografi med en Fortegnelse over Lagoa Santas Hvirveldyr. // Kongelige Danske Videnskabernes Selskabs Skrifter — Naturvidenskabelig og Mathematisk Afdeling, 1892. 6. Rk. vol. 6 (3): 153—488 (датск.)
• Warming, E. Lagoa Santa — Étude de Geographie Botanique // Revue Générale de Botanique. 1893. 5: 145—158, 209—233. (фр.)
• Warming E. Plantesamfund — Grundtræk af den økologiske Plantegeografi. — Kjøbenhavn: Philipsens Forlag, 1895. (датск.)
• Warming, E. Zbiorowiska Roślinne zarys ekologicznej geografii roślin by Edward Strumpf and Jósef Trzebiński. Warszawa, 1900 (польск.)
• Warming Eug. Plantelivet: Lærebog i Botanik for Skoler og Seminarier. København, 1900 (датск.)
• [www.abratsev.narod.ru/biblio/varming/varming.html Е. Варминг, профессор университета и директор Ботаническаго сада в Копенгагене. Введение в изучение растительных сообществ. Перевод с немецкаго издания, измененнаго и дополненнаго автором, под редакцией М. Голенкина и В. Арнольди, пр.-доцентов Имп. Московскаго университета. С дополнениями по русской флоре и 100 рисунками в тексте. Москва. Типография И. А. Баландина, Волхонка, д. Михалкова. 1901]
• Warming, E. Botany of the Faeroes, vol. I—III. London. 1901 (англ.)
• Warming E., Graebner P. Lehrbuch der ökologischen Pflanzengeographie. 2. Aufl. — Berlin: Gebruder Borntraeger, 1902. (нем.)
• Вармингъ Е. Распредъленіе растеній въ зависимости отъ внъшнихъ условій — (ойкологическая географія растеній) / Перевод со 2-го немецкаго издания А. Г. Генкеля; с дополнениями, касающимися растительности России, Г. И. Танфильева. — СПб.: Брокгауз—Ефрон, 1902—1903. — Вып. 1. — 1902.; вып. 2. — 1903.; вып. 3 и последний: Главнейшия черты растительности Россіи, Г. И. Танфильева. — 1903.
• Warming, E. Dansk Plantevækst. — Gyldendalske Boghandel Nordisk Forlag. 1906—1917 (датск.)
• Warming E. Om planterigets livsformer. — Kjobenhavn: Festskr. udg. Univ. Kjobenhavn, 1908. (датск.)
• Warming, Eugenio. Lagoa Santa: Contribuição para a geographia phytobiologica, Alberto Löfgren, Belo Horizonte, 1908 (порт.)
• Warming, E. etc. The structure and biology of Arctic flowering plants. Meddelelser om Grønland, 36, 1908—1921 (англ.)
• Warming E. Oecology of Plants. An introduction to the study of plant communities. 1909 (англ.)
• Rosenvinge, L. Kolderup & Warning, E. The Botany of Iceland, vol. 1—3. Copenhagen, J. Frimodt, 1912—1945 (англ.)
• Warming, E. with M. Vahl. Oecology of Plants — an introduction to the study of plant-communities by P. Groom and I. B. Balfour. Oxford: Clarendon Press, 1909 (англ.)
• Warming Eug. Frøplanterne (Spermatofyter). Kjøbenhavn, Gyldendalske Boghandel/Nordisk Forlag. 1912 (датск.)
• Warming, E. Økologiens Grundformer — Udkast til en systematisk Ordning. Kongelige Danske Videnskabernes Selskabs Skrifter — Naturvidenskabelig og Mathematisk Afdeling, 8. Rk., vol. 4, 1923: 120—187 (датск.)
• Warming, E., Ferri, M. G. Lagoa Santa — a vegetação de cerrados brasileiros. São Paulo. 1973 (порт.)

Литература

• Raunkiær, C. Warming // Dansk Biografisk Lexikon, XVIII, 1904 (датск.)
• Urban, Ignatius. Warming Vitae // Flora Brasiliensis, enumeratio plantarum in Brasilia hactenus detectarum: quas suis aliorumque botanicorum studiis descriptas et methodo naturali digestas partim icone illustratas / ediderunt Carolus Fridericus Philippus de Martius et Augustus Guilielmus Eichler; iisque defunctis successor Ignatius Urban; Fasc. CXXX (ultimus) — VITAE ITINERAQUE COLLECTORUM BOTANICORUM Etc. 1906 (лат.)
• Mentz A., Ostenfeld С. Н., Botanikeren E. Warming // Sartryck ur Nordisk tidskrift, 1924, р. 247—260. (датск.)
• Christensen C. F. A. Den danske botaniks historie, med tilhørende bibliografi. — København: H. Hagerup, 1924—1926. — I. Den danske botaniks historie fra de aeldste tider til 1912. — 1924.; II. Bibliografi. — 1926. (датск.)
• Christensen, C. Eugenius Warming. // Meisen, V. Prominent Danish Scientists through the Ages. University Library of Copenhagen 450th Anniversary. Levin & Munksgaard, Copenhagen, 1932, 156—160 (англ.)
• Costantin J. N. Aperçu historique des progrès de la botanique depuis cent ans (1834—1934). — Paris: Masson, 1934. (фр.)
• Goodland, R. J. The tropical origin of ecology: Eugen Warming’s jubilee // Oikos, 26, 1975, 240—245 (англ.)
• Prytz, S. Warming — botaniker og rejsende. Lynge, Bogan. 1984 (датск.)
• Coleman W. Evolution into ecology? The strategy of Warming’s ecological plant geography // Journal of the History of Biology, 19 (2), 1986, 181—196 (англ.)
• Klein, Aldo Luiz. Eugen Warming e o cerrado brasileiro um século depois. São Paulo, UNESP. 2000 (порт.)

Ссылки

• [www.britannica.com/eb/article-9076119/Warming,%20Johannes%20Eugenius%20Bulow Encyclopaedia Britannica Online: Warming] (англ.)  (Проверено 18 апреля 2009)
• Варминг Йоханнес Эугениус // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>  (Проверено 6 октября 2009)

Отрывок, характеризующий Варминг, Эугениус

– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать свою ненависть к французам, когда нельзя было даже сражением выразить эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда все население, как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства, – тогда роль, выбранная Растопчиным, оказалась вдруг бессмысленной. Он почувствовал себя вдруг одиноким, слабым и смешным, без почвы под ногами.