Варнавский, Алексей Дмитриевич

Алексей Варнавский
Общая информация
Полное имя	Алексей Дмитриевич Варнавский
Родился	6 апреля 1957(1957-04-06) Макеевка, Украинская ССР, СССР
Умер	28 февраля 2008(2008-02-28) (50 лет) Бердянск, Запорожская область, Украина
Гражданство	СССР Украина
Рост	177 см
Вес	72 кг
Позиция	защитник, полузащитник, нападающий
Карьера
Молодёжные клубы
1974	Шахтёр (Донецк)
Клубная карьера*
1975	СК Чернигов	? (2)
1976	СКА (Киев)	34 (4)
1977—1986	Шахтёр (Донецк)	222 (11)
1987	Новатор	10 (6)
1987	Гурия	7 (1)
1988—1989	Новатор	73 (31)
1990	Торпедо (Запорожье)	33 (2)
1992	Звезда (Кировоград)	6 (1)
1993—1994	Кристалл (Дятьково)	40 (3)
Тренерская карьера
1992—1993	Антрацит
1993—1994	Кристалл (Дятьково)	тренер
1995	Кристалл (Дятьково)
2000	Шахтёр-3
2001	Заря (Луганск)	тренер
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.

Алексей Дмитриевич Варнавский (укр. Олексій Дмитрович Варнавський; 6 апреля 1957, Макеевка, Сталинская область, Украинская ССР, СССР — 28 февраля 2008, Бердянск, Запорожская область, Украина) — советский, украинский футболист и тренер, двукратный обладатель Кубка СССР, мастер спорта СССР (1978).

Футбольная биография

Карьера игрока

Футболом Алексей начал заниматься в макеевском СК «Зарево», у тренера Виктора Ивановича Петрова. Принимал участие в турнирах на приз «Кожаный мяч», выступал в юношеском первенстве республики. Позже играл в молодёжной команде «Кировец» (Макеевка), где его тренером был Иван Фёдорович Скребец, который и порекомендовал юного футболиста наставнику дублёров донецкого «Шахтёра» — Михаилу Калинину. Сезон 1974 года, молодой нападающий отыграл за команду резервистов горняцкого клуба. В следующем году Варнавский был призван на службу в армию и направлен в киевский СКА, который в 1975 году базировался в Чернигове. В армейском коллективе Алексей выступал на позиции правого полузащитника, был игроком основного состава.

После демобилизации вернулся в донецкую команду. В элитном дивизионе Варнавский дебютировал 11 сентября 1977 года, в поединке «Шахтёр» (Донецк) — «Черноморец» (Одесса), отыграв полный матч. Но в дальнейшем, за первую команду, играл не часто, за два года приняв участие только в девяти поединках чемпионата. В 1978 году, Алексей принял участие в финальном матче Кубка СССР, в котором его команда уступила киевским динамовцам. Осенью того же года, состоялся дебют Варнавского в еврокубковых турнирах. 27 сентября Алексей принял участие в поединке Кубка кубков «Шахтёр» (Донецк) — «Барселона». Начало матча для горняков сложилось удачно, уже на первой минуте они повели в счёте. Но уже через полчаса, грубая ошибка игравшего на фланге обороны Варнавского, позволила форварду испанцев Кранклю сравнять счёт. В целом, молодой правый защитник, за исключением фатальной ошибки которая привела к пропущенному мячу, отыграл уверенно. Всего же за свою карьеру, в еврокубковых турнирах сыграл 10 матчей (6 поединков и 2 забитых гола в Кубке кубков и 4 игры в Кубке УЕФА).

В 1979 году «Шахтёр» возглавил Виктор Носов, при котором Варнавский стал стабильным игроком основного состава, пропустившем в чемпионате ставшем для горняков «серебряным», только один поединок. В этом же году Алексей получил вызов во вторую сборную СССР, в составе которой провёл две игры.

В 1980 году, Варнавский стал обладателем Кубка СССР. В решающем поединке его клуб обыграл динамовцев Тбилиси. После финального матча, капитан команды Владимир Сафонов, представляя своих партнёров, так охарактеризовал Варнавского:

К нему слово «опыт» вроде бы совершенно не применимо, но обратите внимание, играет почти без ошибок. Он как то сразу вошёл в основной состав и не только сразу вписался в линию обороны, но и стал довольно результативным атакующим игроком, умеющим находить внезапные и нестандартные тактические ходы

.

В начале следующего сезона «Шахтёр» сыграл в матче за Суперкубок СССР против чемпионов страны — киевских динамовцев. Но стать обладателями очередного трофея, Варнавскому с партнёрами, было не суждено, горняки уступили по результатам послематчевых пенальти. В 1983 году, донецкий коллектив в очередной раз стал обладателем Кубка СССР, обыграв в финале харьковский «Металлист» со счётом 1:0. Алексей Варнавский, игравший в статусе вице-капитана команды, был одним из лучших на футбольном поле, надёжно сыграв в обороне и активно обостряя ситуацию на своём фланге при подключениях к атакам горняков. В том же году, 1 ноября, состоялся ответный матч 1/8 финала розыгрыша Кубка кубков, в котором швейцарский «Серветт» принимал на своём поле «Шахтёр». Победу донецкой команде и как итог выход в следующий этап соревнований, принесли два точных удара, подключившигося в атаку защитника Варнавского. Ещё дважды, в 1985 и 1986 годах, Алексей с партнёрами пробивались в финал Кубка СССР, но на этот раз в решающих матчах донецкий коллектив уступал своим соперникам.

Несмотря на удачно складывающеюся карьеру, случались и неприятные моменты в карьере талантливого защитника, винить в которых Алексей мог только себя. Стойкий и самоотверженный на футбольном поле, за его пределами Варнавский был добродушным, компанейским парнем, любил весёлые застолья, зачастую позволяя себе нарушать спортивный режим. Его несколько раз отчисляли с команды, футболист каялся и его снова возвращали, тем более в игре защитник выкладывался сполна. С приходом на тренерский мостик Олега Базилевича, возросли и требования к дисциплине, но всё же Варнавский продолжал оставаться в основной обойме команды.

В 1987 году старшим тренером «Шахтёра» был назначен Анатолий Коньков, который стал делать ставку на более молодых игроков. В результате 30 летнему защитнику пришлось покинуть команду, перебравшись в ждановский «Новатор». В сентябре Варнавский получил приглашение от Михаила Фоменко, возглавлявшего «Гурию», помочь команде в борьбе за право остаться в высшей лиге. В грузинском клубе Алексей отыграл до конца сезона, затем вернулся в Жданов, продолжив выступать за второлиговый «Новатор», где опытный футболист был лидером на футбольном поле. В сезоне 1988 года, номинальный защитник, начинавший когда то свою карьеру на позиции форварда, по итогам чемпионата стал лучшим бомбардиром команды, забив 22 мяча, установив рекорд клуба по забитым голам за сезон.

В 1990 году Алексей переходит в запорожское «Торпедо», с которым по итогам первенства становится чемпионом Украинской ССР. По завершению чемпионата покинул Запорожье, вернувшись домой, где играл в любительских клубах. В 1992 году, тренировавший кировоградскую «Звезду», бывший партнёр по «Шахтёру» Николай Федоренко, приглашает его в свою команду. Заканчивал игровую карьеру Варнавский в российском клубе Кристалл (Дятьково), куда его пригласил, возглавлявший команду Александр Васин.

Карьера тренера

Тренерскую карьеру Алексей Дмитриевич начал в 1992 году, возглавив команду «Антрацит» (Кировское), выступавшую в переходной лиге чемпионата Украины. В 1993 году перешёл в российскую команду «Кристалл» из Дятьково, где одновременно был игроком и помощником тренера. За короткий срок коллектив, пройдя любительские турниры, пробился в профессиональную лигу. В 1995 году, команду покинул её наставник — Александр Васин и на его место был назначен Варнавский. По итогам сезона дятьковский клуб занял 6 место в своей зоне третьей лиги чемпионата России.

Вскоре Алексей покинул российскую команду, вернувшись в Донецк. Играл за ветеранские команды, работал детским тренером в ДЮСШ, был селекционером донецкого «Шахтёра». В первом круге сезона 2000/2001 возглавлял «Шахтёр-3», выступавший во второй лиге. В 2001 году входил в тренерский штаб луганской «Зари».

Но вскоре Варнавский, к тому времени «завязавший» с алкоголем, снова сорвался, вернувшись к пагубной привычке, с которой замечательный в прошлом футболист и любимец донецких болельщиков, так и не смог справиться. Ему многие пытались помочь — и болельщики, и бывшие партнёры по команде. Донецкий «Шахтёр» выплачивал стипендию президента клуба, как заслуженному ветерану команды, помог сделать операцию на глазах. Николай Федоренко и Валерий Рудаков, с которыми Алексей дружил многие годы, всячески пытались вытащить своего товарища из этой ситуации и уговорить его начать новую жизнь, но всё было тщетно. В последние годы Варнавский проживал в Макеевке, куда он переехал после развода с женой. В марте 2008 года, в прессе появились сообщения об исчезновении известного футболиста и тренера. Как позже выяснилось, Алексей Дмитриевич решил обменять свою квартиру в Макеевке на другое жильё и временно переехал в гостиницу города Бердянск. 28 февраля 2008 года , Варнавский был найден замёрзшим на одной из улиц города. Похоронен Алексей Дмитриевич Варнавский на муниципальном кладбище № 2 города Бердянск.

Достижения

• Серебряный призёр чемпионата СССР: 1979
• Обладатель Кубка СССР: 1980, 1983
• Финалист Кубка СССР: 1978, 1984/85, 1985/86
• Чемпион Украинской ССР: 1990

Семья

Был дважды женат. От первого, гражданского брака — сын Александр. Со второй супругой, Любовью, прожил многие годы в официальном браке, вместе воспитывали дочь Алёну.

Образование

• Окончил Донецкий институт советской торговли

Отрывок, характеризующий Варнавский, Алексей Дмитриевич

Пьер был в таком состоянии неясности мысли, что при слове «удар» ему представился удар какого нибудь тела. Он, недоумевая, посмотрел на князя Василия и уже потом сообразил, что ударом называется болезнь. Князь Василий на ходу сказал несколько слов Лоррену и прошел в дверь на цыпочках. Он не умел ходить на цыпочках и неловко подпрыгивал всем телом. Вслед за ним прошла старшая княжна, потом прошли духовные лица и причетники, люди (прислуга) тоже прошли в дверь. За этою дверью послышалось передвиженье, и наконец, всё с тем же бледным, но твердым в исполнении долга лицом, выбежала Анна Михайловна и, дотронувшись до руки Пьера, сказала:
– La bonte divine est inepuisable. C'est la ceremonie de l'extreme onction qui va commencer. Venez. [Милосердие Божие неисчерпаемо. Соборование сейчас начнется. Пойдемте.]
Пьер прошел в дверь, ступая по мягкому ковру, и заметил, что и адъютант, и незнакомая дама, и еще кто то из прислуги – все прошли за ним, как будто теперь уж не надо было спрашивать разрешения входить в эту комнату.


Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать, под шелковыми занавесами, а с другой – огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно белыми, не смятыми, видимо, только – что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно благородными крупными морщинами на красивом красно желтом лице. Он лежал прямо под образами; обе толстые, большие руки его были выпростаны из под одеяла и лежали на нем. В правую руку, лежавшую ладонью книзу, между большим и указательным пальцами вставлена была восковая свеча, которую, нагибаясь из за кресла, придерживал в ней старый слуга. Над креслом стояли духовные лица в своих величественных блестящих одеждах, с выпростанными на них длинными волосами, с зажженными свечами в руках, и медленно торжественно служили. Немного позади их стояли две младшие княжны, с платком в руках и у глаз, и впереди их старшая, Катишь, с злобным и решительным видом, ни на мгновение не спуская глаз с икон, как будто говорила всем, что не отвечает за себя, если оглянется. Анна Михайловна, с кроткою печалью и всепрощением на лице, и неизвестная дама стояли у двери. Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокотив на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу. Лицо его выражало спокойную набожность и преданность воле Божией. «Ежели вы не понимаете этих чувств, то тем хуже для вас», казалось, говорило его лицо.
Сзади его стоял адъютант, доктора и мужская прислуга; как бы в церкви, мужчины и женщины разделились. Всё молчало, крестилось, только слышны были церковное чтение, сдержанное, густое басовое пение и в минуты молчания перестановка ног и вздохи. Анна Михайловна, с тем значительным видом, который показывал, что она знает, что делает, перешла через всю комнату к Пьеру и подала ему свечу. Он зажег ее и, развлеченный наблюдениями над окружающими, стал креститься тою же рукой, в которой была свеча.
Младшая, румяная и смешливая княжна Софи, с родинкою, смотрела на него. Она улыбнулась, спрятала свое лицо в платок и долго не открывала его; но, посмотрев на Пьера, опять засмеялась. Она, видимо, чувствовала себя не в силах глядеть на него без смеха, но не могла удержаться, чтобы не смотреть на него, и во избежание искушений тихо перешла за колонну. В середине службы голоса духовенства вдруг замолкли; духовные лица шопотом сказали что то друг другу; старый слуга, державший руку графа, поднялся и обратился к дамам. Анна Михайловна выступила вперед и, нагнувшись над больным, из за спины пальцем поманила к себе Лоррена. Француз доктор, – стоявший без зажженной свечи, прислонившись к колонне, в той почтительной позе иностранца, которая показывает, что, несмотря на различие веры, он понимает всю важность совершающегося обряда и даже одобряет его, – неслышными шагами человека во всей силе возраста подошел к больному, взял своими белыми тонкими пальцами его свободную руку с зеленого одеяла и, отвернувшись, стал щупать пульс и задумался. Больному дали чего то выпить, зашевелились около него, потом опять расступились по местам, и богослужение возобновилось. Во время этого перерыва Пьер заметил, что князь Василий вышел из за своей спинки стула и, с тем же видом, который показывал, что он знает, что делает, и что тем хуже для других, ежели они не понимают его, не подошел к больному, а, пройдя мимо его, присоединился к старшей княжне и с нею вместе направился в глубь спальни, к высокой кровати под шелковыми занавесами. От кровати и князь и княжна оба скрылись в заднюю дверь, но перед концом службы один за другим возвратились на свои места. Пьер обратил на это обстоятельство не более внимания, как и на все другие, раз навсегда решив в своем уме, что всё, что совершалось перед ним нынешний вечер, было так необходимо нужно.
Звуки церковного пения прекратились, и послышался голос духовного лица, которое почтительно поздравляло больного с принятием таинства. Больной лежал всё так же безжизненно и неподвижно. Вокруг него всё зашевелилось, послышались шаги и шопоты, из которых шопот Анны Михайловны выдавался резче всех.
Пьер слышал, как она сказала:
– Непременно надо перенести на кровать, здесь никак нельзя будет…
Больного так обступили доктора, княжны и слуги, что Пьер уже не видал той красно желтой головы с седою гривой, которая, несмотря на то, что он видел и другие лица, ни на мгновение не выходила у него из вида во всё время службы. Пьер догадался по осторожному движению людей, обступивших кресло, что умирающего поднимали и переносили.
– За мою руку держись, уронишь так, – послышался ему испуганный шопот одного из слуг, – снизу… еще один, – говорили голоса, и тяжелые дыхания и переступанья ногами людей стали торопливее, как будто тяжесть, которую они несли, была сверх сил их.
Несущие, в числе которых была и Анна Михайловна, поровнялись с молодым человеком, и ему на мгновение из за спин и затылков людей показалась высокая, жирная, открытая грудь, тучные плечи больного, приподнятые кверху людьми, державшими его под мышки, и седая курчавая, львиная голова. Голова эта, с необычайно широким лбом и скулами, красивым чувственным ртом и величественным холодным взглядом, была не обезображена близостью смерти. Она была такая же, какою знал ее Пьер назад тому три месяца, когда граф отпускал его в Петербург. Но голова эта беспомощно покачивалась от неровных шагов несущих, и холодный, безучастный взгляд не знал, на чем остановиться.
Прошло несколько минут суетни около высокой кровати; люди, несшие больного, разошлись. Анна Михайловна дотронулась до руки Пьера и сказала ему: «Venez». [Идите.] Пьер вместе с нею подошел к кровати, на которой, в праздничной позе, видимо, имевшей отношение к только что совершенному таинству, был положен больной. Он лежал, высоко опираясь головой на подушки. Руки его были симметрично выложены на зеленом шелковом одеяле ладонями вниз. Когда Пьер подошел, граф глядел прямо на него, но глядел тем взглядом, которого смысл и значение нельзя понять человеку. Или этот взгляд ровно ничего не говорил, как только то, что, покуда есть глаза, надо же глядеть куда нибудь, или он говорил слишком многое. Пьер остановился, не зная, что ему делать, и вопросительно оглянулся на свою руководительницу Анну Михайловну. Анна Михайловна сделала ему торопливый жест глазами, указывая на руку больного и губами посылая ей воздушный поцелуй. Пьер, старательно вытягивая шею, чтоб не зацепить за одеяло, исполнил ее совет и приложился к ширококостной и мясистой руке. Ни рука, ни один мускул лица графа не дрогнули. Пьер опять вопросительно посмотрел на Анну Михайловну, спрашивая теперь, что ему делать. Анна Михайловна глазами указала ему на кресло, стоявшее подле кровати. Пьер покорно стал садиться на кресло, глазами продолжая спрашивать, то ли он сделал, что нужно. Анна Михайловна одобрительно кивнула головой. Пьер принял опять симметрично наивное положение египетской статуи, видимо, соболезнуя о том, что неуклюжее и толстое тело его занимало такое большое пространство, и употребляя все душевные силы, чтобы казаться как можно меньше. Он смотрел на графа. Граф смотрел на то место, где находилось лицо Пьера, в то время как он стоял. Анна Михайловна являла в своем положении сознание трогательной важности этой последней минуты свидания отца с сыном. Это продолжалось две минуты, которые показались Пьеру часом. Вдруг в крупных мускулах и морщинах лица графа появилось содрогание. Содрогание усиливалось, красивый рот покривился (тут только Пьер понял, до какой степени отец его был близок к смерти), из перекривленного рта послышался неясный хриплый звук. Анна Михайловна старательно смотрела в глаза больному и, стараясь угадать, чего было нужно ему, указывала то на Пьера, то на питье, то шопотом вопросительно называла князя Василия, то указывала на одеяло. Глаза и лицо больного выказывали нетерпение. Он сделал усилие, чтобы взглянуть на слугу, который безотходно стоял у изголовья постели.
– На другой бочок перевернуться хотят, – прошептал слуга и поднялся, чтобы переворотить лицом к стене тяжелое тело графа.
Пьер встал, чтобы помочь слуге.
В то время как графа переворачивали, одна рука его беспомощно завалилась назад, и он сделал напрасное усилие, чтобы перетащить ее. Заметил ли граф тот взгляд ужаса, с которым Пьер смотрел на эту безжизненную руку, или какая другая мысль промелькнула в его умирающей голове в эту минуту, но он посмотрел на непослушную руку, на выражение ужаса в лице Пьера, опять на руку, и на лице его явилась так не шедшая к его чертам слабая, страдальческая улыбка, выражавшая как бы насмешку над своим собственным бессилием. Неожиданно, при виде этой улыбки, Пьер почувствовал содрогание в груди, щипанье в носу, и слезы затуманили его зрение. Больного перевернули на бок к стене. Он вздохнул.
– Il est assoupi, [Он задремал,] – сказала Анна Михайловна, заметив приходившую на смену княжну. – Аllons. [Пойдем.]
Пьер вышел.


В приемной никого уже не было, кроме князя Василия и старшей княжны, которые, сидя под портретом Екатерины, о чем то оживленно говорили. Как только они увидали Пьера с его руководительницей, они замолчали. Княжна что то спрятала, как показалось Пьеру, и прошептала:
– Не могу видеть эту женщину.
– Catiche a fait donner du the dans le petit salon, – сказал князь Василий Анне Михайловне. – Allez, ma pauvre Анна Михайловна, prenez quelque сhose, autrement vous ne suffirez pas. [Катишь велела подать чаю в маленькой гостиной. Вы бы пошли, бедная Анна Михайловна, подкрепили себя, а то вас не хватит.]
Пьеру он ничего не сказал, только пожал с чувством его руку пониже плеча. Пьер с Анной Михайловной прошли в petit salon. [маленькую гостиную.]
– II n'y a rien qui restaure, comme une tasse de cet excellent the russe apres une nuit blanche, [Ничто так не восстановляет после бессонной ночи, как чашка этого превосходного русского чаю.] – говорил Лоррен с выражением сдержанной оживленности, отхлебывая из тонкой, без ручки, китайской чашки, стоя в маленькой круглой гостиной перед столом, на котором стоял чайный прибор и холодный ужин. Около стола собрались, чтобы подкрепить свои силы, все бывшие в эту ночь в доме графа Безухого. Пьер хорошо помнил эту маленькую круглую гостиную, с зеркалами и маленькими столиками. Во время балов в доме графа, Пьер, не умевший танцовать, любил сидеть в этой маленькой зеркальной и наблюдать, как дамы в бальных туалетах, брильянтах и жемчугах на голых плечах, проходя через эту комнату, оглядывали себя в ярко освещенные зеркала, несколько раз повторявшие их отражения. Теперь та же комната была едва освещена двумя свечами, и среди ночи на одном маленьком столике беспорядочно стояли чайный прибор и блюда, и разнообразные, непраздничные люди, шопотом переговариваясь, сидели в ней, каждым движением, каждым словом показывая, что никто не забывает и того, что делается теперь и имеет еще совершиться в спальне. Пьер не стал есть, хотя ему и очень хотелось. Он оглянулся вопросительно на свою руководительницу и увидел, что она на цыпочках выходила опять в приемную, где остался князь Василий с старшею княжной. Пьер полагал, что и это было так нужно, и, помедлив немного, пошел за ней. Анна Михайловна стояла подле княжны, и обе они в одно время говорили взволнованным шопотом: