Варнай, Астрид

Астрид Варнай
Дата рождения	25 апреля 1918(1918-04-25)
Место рождения	Стокгольм
Дата смерти	4 сентября 2006(2006-09-04) (88 лет)
Место смерти	Мюнхен

А́стрид Ва́рнай (венг. Ibolyka Astrid Maria Varnay; 25 апреля 1918, Стокгольм, Швеция — 4 сентября 2006, Мюнхен, Германия) — оперная певица, пела партии драматического сопрано и меццо-сопрано. Обладательница сильного, тёмного, с хорошими верхами голоса; прославилась прежде всего как исполнительница партий в операх Рихарда Вагнера. Отдельного упоминания заслуживают её актёрское дарование, драматизм и интеллект, делавшие её незаменимой исполнительницей ролей ярких, сильных личностей.

Детство и юность

Певица появилась на свет в Стокгольме, где тогда работали её родители, по происхождению венгры. Её отец, Александер Варнай (1889—1924) был тенором, также работал в качестве режиссёра в Стокгольме и Осло. Мать, Мария Явор Варнай (1889—1976), выступала как колоратурное сопрано. Когда Астрид было четыре года, семья переехала сначала в Аргентину, а потом в Соединённые Штаты. Астрид училась играть на фортепиано, потом кто-то в школе обратил внимание на её голос. Она обучалась музыке сначала у своей матери, потом у певца Пола Олтхауза и дирижёра Германа Вайгерта (1890—1955), за которого вышла замуж в 1944 г.

Карьера

Дебют Астрид Варнай состоялся 6 декабря 1941 года в «Метрополитен Опера» в Нью-Йорке, когда она неожиданно заменила заболевшую певицу Лотту Леман в партии Зиглинды в «Валькирии» Вагнера. Скоро Астрид Варнай стала считаться одной из ведущих вагнеровских сопрано, а также замечательной исполнительницей партий в операх Рихарда Штрауса. В «Метрополитен Опера» она выступала (помимо ролей вагнеровского репертуара) как Саломея и Электра в одноименных операх Штрауса, как Маршальша в его же «Кавалере розы», Амелия-Мария в «Симоне Бокканегра» Верди, Сантуцца в «Сельской чести» Масканьи и т. д. Ещё в 1942 году она участвовала в премьере оперы Джанкарло Менотти «The Island God». С 1944 года она также выступала в Чикагской Опере, в том числе в партиях Зиглинды и Амнерис. В 1946—1961 годах регулярно гастролировала в Сан-Франциско, где она имела большой успех в ролях Джоконды в одноимённой опере Понкиелли и Леоноры в «Фиделио» Бетховена. В 1948 году состоялся европейский дебют Варнай (Ковент Гарден, Лондон), а в 1951 году она исполнила партию Леди Макбет во Флоренции.

В 1951 году она впервые получила от режиссёра Виланда Вагнера приглашение участвовать в вагнеровском фестивале в Байрёйте, и выступала там в течение последующих семнадцати лет в ведущих партиях. Примерно тогда же она участвовала в Мюнхенском, Зальцбургском, Цюрихском фестивалях. В 1955 году Варнай оставила «Метрополитен» из-за разногласий с тогдашним его главой Рудольфом Бингом, и с тех пор выступала в Европе, особенно часто в Германии. Она регулярно пела в Дюссельдорфе и Штутгарте, который называли «зимним Байрёйтом», так как там традиционно выступали певцы, участвовавшие в Байрёйтском фестивале, а постановки часто осуществлял Виланд Вагнер.

В начале семидесятых годов певица оставила репертуар сопрано и с большим успехом стала выступать только лишь как меццо-сопрано. В 1978 году она выступила в «Метрополитен Опера» после долгого отсутствия.

Последнее выступление певицы состоялось в Мюнхене в 1995 году.

Репертуар

Репертуар певицы включал в себя более шестидесяти партий для сопрано и меццо-сопрано в операх: Рихарда Вагнера (Сента в «Летучем голландце», Елизавета и Венера в «Тангейзере», Эльза и Ортруда в «Лоэнгрине», Изольда в «Тристане и Изольде», Брунгильда и Зиглинда в «Кольце Нибелунга», Кундри в «Парсифале»), Рихарда Штрауса (Саломея и Иродиада в «Саломее», Электра и Клитемнестра в «Электре», Маршальша в «Кавалере розы»), Джузеппе Верди (Леди Макбет в «Макбете», Леонора в «Трубадуре», Аида и Амнерис в «Аиде», Дездемона в «Отелло»), Людвига ван Бетховена (Леонора в «Фиделио»), Пьетро Масканьи (Сантуцца и Лола в «Сельской чести»), Леоша Яначека (Церковная сторожиха в «Енуфе», Кабаниха в «Кате Кабановой»), Готфрида фон Эйнема (Клэр в «Визите старой дамы») и т. д. Астрид Варнай сотрудничала со многими выдающимися дирижёрами, такими как Ханс Кнаппертсбуш, Герберт фон Караян, Карл Бём, Клеменс Краус, Фриц Штидри, Йозеф Кайлберт и др.

Ссылки

• [web.archive.org/web/19990210122734/www.geocities.com/Vienna/Strasse/7321/astrid1.html Сайт о жизни и творчестве на английском языке]
• [www.mild-und-leise.de/Saengerinnen/Varnay_Astrid.htm Биография на немецком языке с обширной фотогалереей] (недоступная ссылка с 15-03-2014 (3694 дня) — история, копия)
• [www.dieter-david-scholz.de/dieter_david_scholz_varnaynachruf.htm Статья на немецком языке]
• [www.cs.princeton.edu/~san/sopranos.html#varnay Фотографии]
• [heldentenor.narod.ru/soprano.htm]

Отрывок, характеризующий Варнай, Астрид

– Ты куда ходила? – спросила Наташа.
– Воду в рюмке переменить. Я сейчас дорисую узор.
– Ты всегда занята, а я вот не умею, – сказала Наташа. – А Николай где?
– Спит, кажется.
– Соня, ты поди разбуди его, – сказала Наташа. – Скажи, что я его зову петь. – Она посидела, подумала о том, что это значит, что всё это было, и, не разрешив этого вопроса и нисколько не сожалея о том, опять в воображении своем перенеслась к тому времени, когда она была с ним вместе, и он влюбленными глазами смотрел на нее.
«Ах, поскорее бы он приехал. Я так боюсь, что этого не будет! А главное: я стареюсь, вот что! Уже не будет того, что теперь есть во мне. А может быть, он нынче приедет, сейчас приедет. Может быть приехал и сидит там в гостиной. Может быть, он вчера еще приехал и я забыла». Она встала, положила гитару и пошла в гостиную. Все домашние, учителя, гувернантки и гости сидели уж за чайным столом. Люди стояли вокруг стола, – а князя Андрея не было, и была всё прежняя жизнь.
– А, вот она, – сказал Илья Андреич, увидав вошедшую Наташу. – Ну, садись ко мне. – Но Наташа остановилась подле матери, оглядываясь кругом, как будто она искала чего то.
– Мама! – проговорила она. – Дайте мне его , дайте, мама, скорее, скорее, – и опять она с трудом удержала рыдания.
Она присела к столу и послушала разговоры старших и Николая, который тоже пришел к столу. «Боже мой, Боже мой, те же лица, те же разговоры, так же папа держит чашку и дует точно так же!» думала Наташа, с ужасом чувствуя отвращение, подымавшееся в ней против всех домашних за то, что они были всё те же.
После чая Николай, Соня и Наташа пошли в диванную, в свой любимый угол, в котором всегда начинались их самые задушевные разговоры.


– Бывает с тобой, – сказала Наташа брату, когда они уселись в диванной, – бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего не будет – ничего; что всё, что хорошее, то было? И не то что скучно, а грустно?
– Еще как! – сказал он. – У меня бывало, что всё хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что всё это уж надоело и что умирать всем надо. Я раз в полку не пошел на гулянье, а там играла музыка… и так мне вдруг скучно стало…
– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и всех всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.