Варнек, Александр Григорьевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Варнек, Александр Григорьевич

Варнек А. Г. Автопортрет.
Дата рождения:

1782(1782)

Место рождения:

Санкт-Петербург

Дата смерти:

1843(1843)

Место смерти:

Санкт-Петербург

Жанр:

портрет

Влияние:

Г. Ф. Дуайен, Д. Г. Левицкий, С. С. Щукин

Влияние на:

Живаго, Семён Афанасьевич, В. А. Серебряков

Звания:

заслуженный профессор

Алекса́ндр Григо́рьевич Ва́рнек (17821843) — русский живописец, ученик Д. Левицкого и С. Щукина в Петербургской Академии художеств, пенсионер её в чужих краях (в 18011809), а впоследствии её советник и профессор.





Биография

А. Г. Варнек родился в 1782 году в Санкт-Петербурге в семье мебельщика. С марта 1795 по сентябрь 1803 учился в Академии художеств у Г. Ф. Дуайена, Д. Г. Левицкого, С. С. Щукина. Во время учебы выполнял заказы на портреты императора Александра I.[1] В 1804 году Варнек уехал в Италию. С 1810 году Варнек получил звание академика, преподавал в Академии художеств портретную живопись. С 1824 года художник работает в Эрмитаже хранителем рисунков и эстампов. В 1831 удостоен звания профессора 2-й степени, годом позже — профессора 1-й степени, в 1834 — заслуженного профессора.[2]

Варнек умер в 1843 году в своем доме в Петербурге.[3] Был похоронен на Смоленском православном кладбище, в 1930-х годах перезахоронен на кладбище Александро-Невской лавры.

Творчество

Специальностью Варнека была портретная живопись, в которой он отличался мастерским рисунком, гармоничным, хотя и не особенно сильным колоритом, уменьем схватить близкое сходство и выбрать подходящее освещение, вообще добросовестным исполнением и правдивостью без прикрас. Современники высоко ценили портреты Варнека, вследствие чего он оставил по себе немало произведений в этом роде. Особенно значительны автопортрет художника, портрет госпожи Хатовой, ростовой портрет графа А. С. Строганова, портрет бывшего президента Академии А. Н. Оленина, картины «Голова молодого турка», «Мальчик с собакой» и «Скрипач», а также выполненные Варнеком образа Благовещения и четырёх евангелистов в домовой церкви Академии художеств.

Основные работы

Напишите отзыв о статье "Варнек, Александр Григорьевич"

Примечания

  1. [www.artsait.ru/art/v/varnek/main.htm Русские художники. Варнек Александр Григорьевич]
  2. www.liveinternet.ru/community/1726655/post104312208/
  3. [art-kartina.ru/jiv-varnek.html Варнек Александр Григорьевич].

Литература

Ссылки

  • [www.staratel.com/pictures/ruspaint/105.htm Варнек, Александр Григорьевич] в библиотеке «Старатель»
При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Варнек, Александр Григорьевич

– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.