Варсанофьева, Вера Александровна

Вера Александровна Варсанофьева
Научная сфера:	геолог
Учёная степень:	доктор геолого-минералогических наук (1935)
Учёное звание:	профессор (1925)
Научный руководитель:	А. А. Чернов, А. П. Павлов
Известна как:	Первая женщина — доктор геолого-минералогических наук
Награды и премии:

Ве́ра Алекса́ндровна Варсано́фьева (10 (22) июля 1890, Москва — 29 июня 1976, там же) — советский геолог, геоморфолог. Доктор геолого-минералогических наук (1935), член-корреспондент Академии педагогических наук СССР (1945), заслуженный деятель науки РСФСР (1950). Первая женщина, получившая учёную степень доктора геолого-минералогических наук.

Биография

Родилась в Москве в семье военного. Первоначальное образование она получила дома под руководством своей матери, француженки, Юлии Львовны, которая передала дочери знания иностранных языков и пробудила в ней интерес к научным занятиям. Бо́льшую часть детства Вера Александровна провела в Рязани, по месту службы её отца. В 13 лет она поступила в Мариинскую женскую гимназию в Рязани; в 1906 году окончила её с золотой медалью. Уже в 14 лет Вера Александровна сказала родителям, что будет геологом. В гимназии одноклассницей и приятельницей Веры Александровны стала сестра будущего профессора-геолога А. Д. Архангельского. Для пополнения образования по математике и истории стала посещать 8-й класс частной гимназии В. П. Екимецкой.

В 1907 году она поступила на физико-математическое отделение Высших женских курсов в Москве. Летом 1911 года профессор А. А. Чернов организовал для студенток первую экскурсию на Северный Урал, и таким образом В. А. Варсанофьева впервые попала в район, который позднее стал местом её многолетних геологических исследований.

В 1915 году Варсанофьева сдала государственные экзамены в первой Государственной испытательной комиссии при Московских высших женских курсах и была оставлена на кафедре геологии этих курсов «для подготовки к профессорскому званию». В 1916—1919 годах преподавала на московских Пречистенских рабочих курсах; в 1918 году в качестве ассистента читала лекции по геологии и полезным ископаемым на Московских высших женских курсах, а затем в — 1-м МГУ на кафедре А. П. Павлова. С 1920 года в качестве доцента читала в 1-м МГУ первый в Москве специальный курс тектоники; в 1919—1924 годах преподавала в Тверском педагогическом, в Иваново-Вознесенских педагогическом и политехническом институтах. В 1921—1924 годах проводила исследования, преимущественно в горной полосе Северного Урала.

В 1925 году была на короткое время арестована. В 1925—1956 годах преподавала во 2-м МГУ (с 1930 — МГПИ им. В. И. Ленина), где читала свой оригинальный курс минералогии и геологии, включавший основы палеонтологии и лекции по динамической и исторической геологии. В 1934—1935 годах под руководством Варсанофьевой был разработан курс методики преподавания геологии.

В 1935 году за совокупность опубликованных к тому времени работ В. А. Варсанофьева — первая из женщин — получила без защиты диссертации учёную степень доктора геолого-минералогических наук.

Академик В. А. Обручев рекомендовал в 1941 году к печати её книгу «Происхождение и строение земли» такими словами:

Книга читается с большим интересом и даже я узнал из неё не мало нового по менее близким мне отделам знания.

В 1945 году избрана Членом-корреспондентом Академии педагогических наук СССР.

С 1954 года, проживая в Москве, одновременно работала старшим научным сотрудником и заведующей лабораторией (1961—1964) в Институте геологии Коми филиала АН СССР.

В 1970 году вышла на пенсию.

В 1976 году скончалась и была похоронена на Новодевичьем кладбище в Москве.

Членство в организациях

• с 1916 года — член Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии.
• с 1923 — член Московского общества испытателей природы. Вице-президент общества с 1942 года.
• с 1927 — член Географического общества Союза ССР.

Награды

• 1944 — Медаль «За оборону Москвы»
• 1946 — Медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
• 1945 — Орден Трудового Красного Знамени
• 1948 — Медаль «В память 800-летия Москвы»
• 1950 — Золотая медаль им. А. П. Карпинского АН СССР (За совокупность геологических работ)
• 1953 — Орден Ленина
• 1957 — Заслуженный деятель науки и техники Коми АССР
• 1960 — Заслуженный деятель науки РСФСР
• 1970 — Орден «Знак Почета»

Библиография

• В 1934 году вышла её книга «Происхождение Урала и его горных богатств» с 22 картами и 68 рисунками (Варсанофьева В. А. . — М.: Центральное бюро краеведения РСФСР. — 296 с.), в которой была обобщена история геологического развития Урала.
  

Когда в среднюю школу вводились уроки геологии она пишет статьи: О преподавании геологии и минералогии в средней школе // Землеведение. — 1940. — Т. 1 (51)., Преподавание геологических дисциплин в русской школе до Октябрьской революции // Естествознание в школе. — 1946. — № 2., Преподавание минералогии и геологии в советской школе. — 1946. — № 3.

• В книге «Происхождение и строение Земли» (1945) впервые в научно-популярной форме изложены основные идеи А. Е. Ферсмана и В. И. Вернадского в области геохимии и космохимии. Автор книги о своём учителе академике А. П. Павлове (Варсанофьева В. А. Алексей Петрович Павлов и его роль в развитии геологии. — Изд. 2-е. — М.: Б. и., 1947. — 392 с.) и биографических очерков о современниках — геологах В. А. Обручеве, А. Е. Ферсмане, А. Д. Архангельском, А. А. Чернове и др.
  
• В 1947 году вышло 2-м изданием книга об учителе: А. П. Павлов и его роль в развитии геологии М., 1947
  
• В 1948 году была издана её книга «Жизнь гор».
• В 1949 году под её руководством было подготовлено пособие для учителей «Геологические экскурсии» (автор Г. Г. Астрова), появляются книги: Как люди узнали, что было на Земле миллион лет назад. М., 1949; Жизнь города Mосквы, 1950; Московское общество испытателей природы и его значение в развитии отечественной науки, М., 1955.

Полная библиография — 148 трудов В. А. Варсанофьевой, 25 работ о ней. Составитель Т. А. Афанасьева [www.sgm.ru/182/ Информационная система] «История геологии и горного дела», 2014.

Память

Именем Варсанофьевой названы гора и ледник на Приполярном Урале, мыс на острове Новая Земля.

Литература

• Варсанофьева, Вера Александровна // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
• Богданов А. А. К юбилею В. А. Варсанофьевой // Бюллетень Московского общества испытателей природы. Отд. геологии. — 1970. — Т. 45.
• Яншин А. Л. В. А. Варсанофьева // Бюллетень Московского общества испытателей природы. Отд. геологии. — 1970. — Т. 45.
• Калашников Н. В. Юшкин Н. П. Боринцева Н. А. Вера Александровна Варсанофьева. — Коми науч. центр УРО АН СССР, 1990. — 186 с.
• Наливкин Д. В. Наши первые женщины-геологи. — Л.: Наука, 1979. — 215 с.
• Фонд в РГА —ф. 3, 660 д., 1846—1976 гг.

Ссылки

• [library.istu.edu/hoe/personalia/varsafonjeva.pdf Варсанофьева]. НТБ ИрГТУ. Проверено 18 ноября 2011. [www.webcitation.org/67dTLMKOC Архивировано из первоисточника 13 мая 2012].
• [www.g-to-g.com/index.php?version=rus&module=5&id=1568&filter=repressed Жертвы репрессий. Вера Александровна Варсанофьева]. Проверено 18 ноября 2011. [www.webcitation.org/67dTLtwS3 Архивировано из первоисточника 13 мая 2012].
• [www.biografija.ru/show_bio.aspx?id=15726 Биография]. Проверено 18 ноября 2011. [www.webcitation.org/67dTMPwwN Архивировано из первоисточника 13 мая 2012].

Отрывок, характеризующий Варсанофьева, Вера Александровна

Мужики подошли и взяли его за плечи и ноги, но он жалобно застонал, и мужики, переглянувшись, опять отпустили его.
– Берись, клади, всё одно! – крикнул чей то голос. Его другой раз взяли за плечи и положили на носилки.
– Ах боже мой! Боже мой! Что ж это?.. Живот! Это конец! Ах боже мой! – слышались голоса между офицерами. – На волосок мимо уха прожужжала, – говорил адъютант. Мужики, приладивши носилки на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.
– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».


Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.
– Раздеть! Что стоите? – крикнул он сердито на фельдшеров.
Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»


Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.