Варсануфиты

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Варсануфи́ты (др.-греч. βαρσανουφῖται; лат. barsanuphitae; ст.-слав. варъсанофитѧнє, варъсанѹфитанє) или семидали́ты (др.-греч. σεμιδαλῖται от др.-греч. σεμίδᾱλις — «семидал или мука тончайшего помола»; лат. semidalitae; ст.-слав. мѹчєници) — еретики, описанные Тимофеем Константинопольским в книге «Τιμοθέου πρεσβυτέρου τῆς άγιωτάτης μεγάλης ἐκκλησίας Κωνσταντινουπόλεως, πρός Ιωάννην πρεσβύτερον τῆς άγιωτάτης τοῦ θεοῦ καθολικῆς ἐκκλησίας, καί σκευοφύλακα τῆς ἀγίας Θεοτόκα τῆς ἐν τοῖς Χαλκοπρατείοις περί διαφοράς τῶν προσερχόμενων τῆ εὐαγεστάτη ημών πίστει» и Иоанном Дамаскиным в книге «О ста ересях вкратце», у последнего это 86 ересь. Тимофей Константинопольский сообщает о том, что варсануфиты получили своё название по имени епископа Варсанофия, который был основателем этой ереси, и который был поставлен антиканонично. Иоанн Дамаскин сообщает, что вероучение варсануфитов совпадало с учением гайянитов и феодосиан, имеется ввиду, что варсануфиты исповедовали не-халкидонское миафизитское. Отличительной особенностью варсануфитов, из-за которого они получили второе название «семидалиты», и о которой сообщает Иоанн Дамаскин, было следующее: варсануфиты не совершали божественной евхаристии. Они хранили дары, принесенным Диоскором. К этим дарам они приносили пшеничную муку тончайшего помола — семидал[1][2], смешивали семидал с дарами, после чего каждый пальцем касался семидала, а затем причащался семидалом, которой прилипал к кончику пальца. Этот семидал и был святыми дарами для варсануфитов. Тимофей Константинопольский причисляет варсануфитов к третьей категории еретиков, принимаемых в Церковь через письменное проклятие ими ереси.

Напишите отзыв о статье "Варсануфиты"



Примечания

  1. Смотрите, например: (Ис. 66:3)
  2. [vasmer.info/сс/семидаль/ Этимологический онлайн-словарь русского языка Макса Фасмера]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Варсануфиты

– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.