Варсонофьевский переулок
Поделись знанием:
Координаты: 55°45′48″ с. ш. 37°37′36″ в. д. / 55.76333° с. ш. 37.62667° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.76333&mlon=37.62667&zoom=12 (O)] (Я)Варсонофьевский переулокВарсонофьевский переулок
Наташе было 16 лет, и был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом после того, как она с ним поцеловалась. С тех пор она ни разу не видала Бориса. Перед Соней и с матерью, когда разговор заходил о Борисе, она совершенно свободно говорила, как о деле решенном, что всё, что было прежде, – было ребячество, про которое не стоило и говорить, и которое давно было забыто. Но в самой тайной глубине ее души, вопрос о том, было ли обязательство к Борису шуткой или важным, связывающим обещанием, мучил ее.
С самых тех пор, как Борис в 1805 году из Москвы уехал в армию, он не видался с Ростовыми. Несколько раз он бывал в Москве, проезжал недалеко от Отрадного, но ни разу не был у Ростовых.
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:
– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.
Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.
Борис помнил ту Наташу в коротеньком платье, с черными, блестящими из под локон глазами и с отчаянным, детским смехом, которую он знал 4 года тому назад, и потому, когда вошла совсем другая Наташа, он смутился, и лицо его выразило восторженное удивление. Это выражение его лица обрадовало Наташу.
– Что, узнаешь свою маленькую приятельницу шалунью? – сказала графиня. Борис поцеловал руку Наташи и сказал, что он удивлен происшедшей в ней переменой.
– Как вы похорошели!
«Еще бы!», отвечали смеющиеся глаза Наташи.
– А папа постарел? – спросила она. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча рассматривала своего детского жениха до малейших подробностей. Он чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда и изредка взглядывал на нее.
Мундир, шпоры, галстук, прическа Бориса, всё это было самое модное и сomme il faut [вполне порядочно]. Это сейчас заметила Наташа. Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правой рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткой насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых. Не нечаянно, как это чувствовала Наташа, он упомянул, называя высшую аристократию, о бале посланника, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS.
Наташа сидела всё время молча, исподлобья глядя на него. Взгляд этот всё больше и больше, и беспокоил, и смущал Бориса. Он чаще оглядывался на Наташу и прерывался в рассказах. Он просидел не больше 10 минут и встал, раскланиваясь. Всё те же любопытные, вызывающие и несколько насмешливые глаза смотрели на него. После первого своего посещения, Борис сказал себе, что Наташа для него точно так же привлекательна, как и прежде, но что он не должен отдаваться этому чувству, потому что женитьба на ней – девушке почти без состояния, – была бы гибелью его карьеры, а возобновление прежних отношений без цели женитьбы было бы неблагородным поступком. Борис решил сам с собою избегать встреч с Наташей, нo, несмотря на это решение, приехал через несколько дней и стал ездить часто и целые дни проводить у Ростовых. Ему представлялось, что ему необходимо было объясниться с Наташей, сказать ей, что всё старое должно быть забыто, что, несмотря на всё… она не может быть его женой, что у него нет состояния, и ее никогда не отдадут за него. Но ему всё не удавалось и неловко было приступить к этому объяснению. С каждым днем он более и более запутывался. Наташа, по замечанию матери и Сони, казалась по старому влюбленной в Бориса. Она пела ему его любимые песни, показывала ему свой альбом, заставляла его писать в него, не позволяла поминать ему о старом, давая понимать, как прекрасно было новое; и каждый день он уезжал в тумане, не сказав того, что намерен был сказать, сам не зная, что он делал и для чего он приезжал, и чем это кончится. Борис перестал бывать у Элен, ежедневно получал укоризненные записки от нее и всё таки целые дни проводил у Ростовых.
Однажды вечером, когда старая графиня, вздыхая и крехтя, в ночном чепце и кофточке, без накладных буклей, и с одним бедным пучком волос, выступавшим из под белого, коленкорового чепчика, клала на коврике земные поклоны вечерней молитвы, ее дверь скрипнула, и в туфлях на босу ногу, тоже в кофточке и в папильотках, вбежала Наташа. Графиня оглянулась и нахмурилась. Она дочитывала свою последнюю молитву: «Неужели мне одр сей гроб будет?» Молитвенное настроение ее было уничтожено. Наташа, красная, оживленная, увидав мать на молитве, вдруг остановилась на своем бегу, присела и невольно высунула язык, грозясь самой себе. Заметив, что мать продолжала молитву, она на цыпочках подбежала к кровати, быстро скользнув одной маленькой ножкой о другую, скинула туфли и прыгнула на тот одр, за который графиня боялась, как бы он не был ее гробом. Одр этот был высокий, перинный, с пятью всё уменьшающимися подушками. Наташа вскочила, утонула в перине, перевалилась к стенке и начала возиться под одеялом, укладываясь, подгибая коленки к подбородку, брыкая ногами и чуть слышно смеясь, то закрываясь с головой, то взглядывая на мать. Графиня кончила молитву и с строгим лицом подошла к постели; но, увидав, что Наташа закрыта с головой, улыбнулась своей доброй, слабой улыбкой.
– Ну, ну, ну, – сказала мать.
– Мама, можно поговорить, да? – сказала Hаташa. – Ну, в душку один раз, ну еще, и будет. – И она обхватила шею матери и поцеловала ее под подбородок. В обращении своем с матерью Наташа выказывала внешнюю грубость манеры, но так была чутка и ловка, что как бы она ни обхватила руками мать, она всегда умела это сделать так, чтобы матери не было ни больно, ни неприятно, ни неловко.
| Варсонофьевский переулок Москва | |
 Варсонофьевский переулок, справа - дом №6 | |
| Общая информация | |
|---|---|
| Страна | |
| Город | |
| Округ | |
| Район | |
| Протяжённость |
320 м |
| Ближайшие станции метро |
Кузнецкий Мост (250 м). |
| Почтовый индекс |
107031 |
| Номера телефонов |
+7(495) XXX---- |
| [www.openstreetmap.org/?lat=55.76333&lon=37.62639&zoom=15&layers=M на OpenStreetMap] | |
| [maps.yandex.ru/?ll=37.62639%2C55.76333&spn=0.15381%2C0.080341&z=16&l=map на Яндекс.Картах] | |
Варсоно́фьевский переулок (до XVIII века Вознесенский переулок) — переулок в Центральном административном округе города Москвы. Проходит от Рождественки до Большой Лубянки. Нумерация домов ведётся от Рождественки.
Содержание
Происхождение названия
Варсонофьевский переулок получил своё название по Варсонофьевскому женскому монастырю, известному с XVI века и упразднённому в 1765 году.
История
До XVIII века переулок уже существовал и носил название Вознесенский по церкви Вознесения, стоявшей здесь когда-то. С развитием и ростом в XVIII веке стоявшего в переулке женского Варсонофьевского монастыря стал называться Варсонофьевским. При монастыре было кладбище, куда свозили для погребения нищих и погибших насильственной смертью. Быть погребённым здесь считалось у москвичей большим позором, поэтому в Смутное время Лжедмитрий I приказал захоронить здесь тела Бориса Годунова и его семьи. Впоследствии они были перезахоронены в Троице-Сергиевой лавре. В 1765 году монастырь был упразднён, а его собор стал обычной приходской церковью Вознесения.
В конце XIX века переулок был застроен доходными домами, многие из которых сохранились до нашего времени. В 1931 году снесена церковь Вознесения.
Примечательные здания и сооружения
По нечётной стороне:
- № 1. стр. 1Б, 1В — Городская усадьба Я. А. Маслова — А. П. Оболенского — Доходное владение А. К. Беккерса — А. Н. Прибылова (до 1767; 1860—1870-е; 1875—1876, архитектор А. И. Вивьен; 1905, арх. Ю. И. Чаговец; 1907; 1970-е)[1]
- № 3, стр. 1 — Доходный дом М. Г. Поповой (1878, архитектор А. С. Каминский; надстроен в 1930-х гг.), ценный градоформирующий объект[1]. В доме жила актриса А. И. Шуберт-Яновская[2].
- № 5 — на этом месте располагался монастырь, давший имя переулку. От монастыря в наше время ничего не осталось. Церковь Вознесения, бывшая некогда монастырским собором была снесена в 1931 году, а на её месте в начале 1930-х годов построено здание поликлиники Наркомата внутренних дел[3], в котором сейчас находится Поликлиника № 1 ФСБ РФ.
- № 7 — памятник архитектуры XVIII века, палаты князя М. В. Голицына. В 1760 году перешли к генералу М. Л. Измайлову. В 1874 году по проекту архитектора П. П. Скоморошенко палаты были надстроены двумя этажами, окружавший их сад был вырублен, а на его месте построены ещё два жилых корпуса. В годы сталинских репрессий в этом доме на углу Большой Лубянки и Варсонофьевского переулка размещались особые службы ВЧК. По ночам грузовичками вывозили из дома трупы «врагов народа», а по утрам дворники из шлангов смывали кровь с мостовых. В конце 1930-х людей вывозили на расстрел уже во двор, Сейчас в этом здании располагается Центральная Аптека ФСБ РФ.
- № 9 — Жилой дом (?; перестроен в 1860 году архитекторами А. Д. Никольским, И. Н. Дьячковым и Н. И. Козловским)
- N11 — Когда-то в здании располагалась бывшая лаборатория по изготовлению ядов для МГБ СССР под руководством Григория Майрановского.
По чётной стороне:
- № 2/10, стр. 1 — Городская усадьба Я. И. Чекойского — М. С. Калмыкова — Доходное владение В. С. Мышецкого (1821, до 1844, 1884, архитектор М. А. Арсеньев), ценный градоформирующий объект[1].
- № 4 — Доходный дом А. Е. Альберт, построенный в 1900 году архитектором Н. П. Матвеевым, надстроен в 1908 году гражданским инженером В. Е. Дубовским[1]. В начале XX века здесь жила балерина Е. В. Гельцер.С 1918 по 1970 гг.здесь жила известный педагог и общественный деятель А. В. Скрябина с мужем, народным учителем М. А. Пышкало и семьёй.
- № 6 — Доходный дом князя В. С. Оболенского-Нелединского — Е. П. Кудрявцевой построен в 1896—1897 годах по проекту архитектора Л. Н. Кекушева[4]. В 1898—1899 году здесь жил композитор А. Н. Скрябин. В 2000-е годы дом полностью перестроен с частичным сохранением фасада[5].
- № 8, стр. 1-4 — Доходный дом А. Г. Гагарина (1892, архитектор Н. Г. Фалеев), ценный градоформирующий объект[1]. В доме жил артист эстрады Владимир Яхонтов[6].
- № 10-12/7-9 — Административное здание КГБ СССР (1970-е), сейчас — ФСБ РФ[1].
Транспорт
Недалеко от переулка располагается выход станции метро Кузнецкий Мост. Общественный транспорт по переулку не ходит. Движение автомобилей по переулку одностороннее, в направлении от Большой Лубянки к Рождественке.
Упоминания в художественной литературе
- В романе И.Ильфа и Е. Петрова «Двенадцать стульев» Варсонофьевский переулок упомянут как место жительства Эллочки-людоедки.
- Варсонофьевский переулок упоминается в книге Б. Акунина «Шпионский роман» как местонахождение некой «Спецлаборатории».
Напишите отзыв о статье "Варсонофьевский переулок"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 [reestr.answerpro.ru/monument/?page=0&search=%E2%E0%F0%F1%EE%ED%EE%F4%FC%E5%E2%F1%EA%E8%E9&Submit=%CD%E0%E9%F2%E8 Городской реестр недвижимого культурного наследия города Москвы]. Официальный сайт Комитета по культурному наследию города Москвы. Проверено 26 марта 2013. [www.webcitation.org/6FdEtib56 Архивировано из первоисточника 4 апреля 2013].
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=9396 Шуберт-Яновская Александра Ивановна]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 12 марта 2015.
- ↑ Васильев Н. Ю., Евстратова М. В., Овсянникова Е. Б., Панин О. А. Архитектура авангарда. Вторая половина 1920-х — первая половина 1930-х годов. — М.: С. Э. Гордеев, 2011. — С. 98. — 480 с.
- ↑ Московский архитектор Лев Кекушев / М. В. Нащокина ; Рос. Акад. Архитектуры и строит. наук, НИИ теории и истории архитектуры и градостроительства. — СПб.: Коло, 2012. — С. 28—29. — 504 [24] с. — ISBN 978-5-901841-97-6.
- ↑ [moskva.kotoroy.net/histories/32.html История дома № 6]
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=8208 Яхонтов Владимир Николаевич]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 9 марта 2015.
Отрывок, характеризующий Варсонофьевский переулок
Наташе было 16 лет, и был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом после того, как она с ним поцеловалась. С тех пор она ни разу не видала Бориса. Перед Соней и с матерью, когда разговор заходил о Борисе, она совершенно свободно говорила, как о деле решенном, что всё, что было прежде, – было ребячество, про которое не стоило и говорить, и которое давно было забыто. Но в самой тайной глубине ее души, вопрос о том, было ли обязательство к Борису шуткой или важным, связывающим обещанием, мучил ее.
С самых тех пор, как Борис в 1805 году из Москвы уехал в армию, он не видался с Ростовыми. Несколько раз он бывал в Москве, проезжал недалеко от Отрадного, но ни разу не был у Ростовых.
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:
– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.
Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.
Борис помнил ту Наташу в коротеньком платье, с черными, блестящими из под локон глазами и с отчаянным, детским смехом, которую он знал 4 года тому назад, и потому, когда вошла совсем другая Наташа, он смутился, и лицо его выразило восторженное удивление. Это выражение его лица обрадовало Наташу.
– Что, узнаешь свою маленькую приятельницу шалунью? – сказала графиня. Борис поцеловал руку Наташи и сказал, что он удивлен происшедшей в ней переменой.
– Как вы похорошели!
«Еще бы!», отвечали смеющиеся глаза Наташи.
– А папа постарел? – спросила она. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча рассматривала своего детского жениха до малейших подробностей. Он чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда и изредка взглядывал на нее.
Мундир, шпоры, галстук, прическа Бориса, всё это было самое модное и сomme il faut [вполне порядочно]. Это сейчас заметила Наташа. Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правой рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткой насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых. Не нечаянно, как это чувствовала Наташа, он упомянул, называя высшую аристократию, о бале посланника, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS.
Наташа сидела всё время молча, исподлобья глядя на него. Взгляд этот всё больше и больше, и беспокоил, и смущал Бориса. Он чаще оглядывался на Наташу и прерывался в рассказах. Он просидел не больше 10 минут и встал, раскланиваясь. Всё те же любопытные, вызывающие и несколько насмешливые глаза смотрели на него. После первого своего посещения, Борис сказал себе, что Наташа для него точно так же привлекательна, как и прежде, но что он не должен отдаваться этому чувству, потому что женитьба на ней – девушке почти без состояния, – была бы гибелью его карьеры, а возобновление прежних отношений без цели женитьбы было бы неблагородным поступком. Борис решил сам с собою избегать встреч с Наташей, нo, несмотря на это решение, приехал через несколько дней и стал ездить часто и целые дни проводить у Ростовых. Ему представлялось, что ему необходимо было объясниться с Наташей, сказать ей, что всё старое должно быть забыто, что, несмотря на всё… она не может быть его женой, что у него нет состояния, и ее никогда не отдадут за него. Но ему всё не удавалось и неловко было приступить к этому объяснению. С каждым днем он более и более запутывался. Наташа, по замечанию матери и Сони, казалась по старому влюбленной в Бориса. Она пела ему его любимые песни, показывала ему свой альбом, заставляла его писать в него, не позволяла поминать ему о старом, давая понимать, как прекрасно было новое; и каждый день он уезжал в тумане, не сказав того, что намерен был сказать, сам не зная, что он делал и для чего он приезжал, и чем это кончится. Борис перестал бывать у Элен, ежедневно получал укоризненные записки от нее и всё таки целые дни проводил у Ростовых.
Однажды вечером, когда старая графиня, вздыхая и крехтя, в ночном чепце и кофточке, без накладных буклей, и с одним бедным пучком волос, выступавшим из под белого, коленкорового чепчика, клала на коврике земные поклоны вечерней молитвы, ее дверь скрипнула, и в туфлях на босу ногу, тоже в кофточке и в папильотках, вбежала Наташа. Графиня оглянулась и нахмурилась. Она дочитывала свою последнюю молитву: «Неужели мне одр сей гроб будет?» Молитвенное настроение ее было уничтожено. Наташа, красная, оживленная, увидав мать на молитве, вдруг остановилась на своем бегу, присела и невольно высунула язык, грозясь самой себе. Заметив, что мать продолжала молитву, она на цыпочках подбежала к кровати, быстро скользнув одной маленькой ножкой о другую, скинула туфли и прыгнула на тот одр, за который графиня боялась, как бы он не был ее гробом. Одр этот был высокий, перинный, с пятью всё уменьшающимися подушками. Наташа вскочила, утонула в перине, перевалилась к стенке и начала возиться под одеялом, укладываясь, подгибая коленки к подбородку, брыкая ногами и чуть слышно смеясь, то закрываясь с головой, то взглядывая на мать. Графиня кончила молитву и с строгим лицом подошла к постели; но, увидав, что Наташа закрыта с головой, улыбнулась своей доброй, слабой улыбкой.
– Ну, ну, ну, – сказала мать.
– Мама, можно поговорить, да? – сказала Hаташa. – Ну, в душку один раз, ну еще, и будет. – И она обхватила шею матери и поцеловала ее под подбородок. В обращении своем с матерью Наташа выказывала внешнюю грубость манеры, но так была чутка и ловка, что как бы она ни обхватила руками мать, она всегда умела это сделать так, чтобы матери не было ни больно, ни неприятно, ни неловко.
