Варфоломей (Городцев)

Митрополит Варфоломей<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
3-й Митрополит Новосибирский и Барнаульский
26 июля 1943 — 1 июня 1956
Церковь:	Русская православная церковь
Предшественник:	Сергий (Васильков)
Преемник:	Нестор (Анисимов)
Архиепископ Ульяновский
17 октября 1942 — 26 июля 1943
Предшественник:	Иоанн (Соколов)
Преемник:	Димитрий (Градусов)
Архиепископ Можайский, викария Московской епархии
31 мая — 17 октября 1942
Предшественник:	Сергий (Гришин)
Преемник:	Варфоломей (Городцов)
Имя при рождении:	Сергей Дмитриевич Городцев
Рождение:	5 (17) июля 1866(1866-07-17) село Поздное, Михайловский уезд Рязанской губернии
Смерть:	1 июня 1956(1956-06-01) (89 лет) Новосибирск
Принятие монашества:	29 мая 1942
Епископская хиротония:	31 мая 1942

Митрополи́т Варфоломе́й (в миру Сергей Дмитриевич Городцев (Городцов); 5 (17) июля 1866, село Поздное, Михайловский уезд Рязанская губерния — 1 июня 1956, Новосибирск) — епископ Русской православной церкви, митрополит Новосибирский и Барнаульский.

Семья

Родился в семье священника. Его отец, Дмитрий Андреевич, первым в Рязанской губернии ещё до отмены крепостного права основал школу для обучения грамоте приходских детей.

Братья:

• Павел Дмитриевич — протоиерей, богослов.
• Александр Дмитриевич — российский оперный певец и общественный деятель.

Сёстры: Анна, Мария, Феодосия, Варвара.

Образование

Окончил Рязанскую духовную семинарию (1886 год), Санкт-Петербургскую духовную академию со степенью кандидата богословия (1890 год). Учился вместе с будущим Патриархом Сергием (Страгородским). Магистр богословия (тема диссертации: «Книга Иова (Опыт библейско-психологического обозрения содержания книги)»). Доктор богословия (1951 год).

Священник

С 1890 года — помощник инспектора Могилёвской духовной семинарии. Сотрудничал в «Могилевских епархиальных ведомостях».

Служение в Грузии

11 декабря 1892 года рукоположен во диакона, а 13 декабря во иерея, назначен в Александро-Невского храм города Тифлиса. С 1 января 1893 года — заведующий Второй миссионерской (Казанской) церкви Тифлиса. На момент его назначения церковь была деревянной, барачного типа. В 1893—1894 годы вместо неё был построен каменный храм. В 1903 году возведён в протоиереи. С 28 декабря 1905 года, одновременно, законоучитель и инспектор классов Иоанникиевского епархиального женского училища.

Являлся председателем миссионерского братства, председателем епархиального училищного совета, благочинным русских церквей, законоучителем школы слепых, почётным членом Тифлисского патриотического общества (наиболее активной и крупной монархической организации на Кавказе). Публиковался в «Духовном вестнике Грузинского Экзархата». Был противником автокефалии Грузинской церкви, в январе 1907 года был тяжело ранен шестью пулями в результате покушения, совершенного противником русского влияния в Грузии.

В последние годы жизни в Грузии был настоятелем церкви святого благоверного князя Михаила Тверского в Тифлисе.

Аресты, ссылки, лагерь

После провозглашения автокефалии Грузинской церкви был вынужден покинуть Тифлис, с 1918 года служил в Баку в церкви в так называемом «черном городе». В 1923 году был арестован и выслан в Уфу. После пересмотра дела в 1924 году направлен в Соловецкий лагерь особого назначения, где составил акафист святому митрополиту Филиппу, одобренный находившимися вместе с ним в заключении епископами. После отбытия наказания в Соловках, с 1926 до начала 1931 года находился в ссылке в Барабинском округе Западно-Сибирского края. В 1931 году был определён на жительство в город Богучар Воронежской области.

Служение в Подмосковье

С 1935 года — приходской священник в Клинском районе Московской области. В этот период часто общался с Патриаршим местоблюстителем митрополитом Сергием (Страгородским). Во время Великой Отечественной войны храм, в котором он служил, был сожжён немецкими войсками. Также пожар уничтожил дом, в котором жил священник, все его книги и рукописи.

Архиерей

17 апреля 1942 года указом Патриаршего Местоблюстителя за № 196 протоиерей Сергий Дмитриевич Городцев был назначен на кафедру епископа Можайского, викария Московской митрополии.

29 мая 1942 года в Казанском соборе Ульяновска митрополит Сергий совершил чин пострижения в монашество протоиерея Сергия Городцева с наречением имени Варфоломей в честь святого апостола Варфоломея.

На другой день, 30 мая состоялось наречение иеромонаха Варфоломея (Городцева) во епископа Можайского.

31 мая 1942 года, в Неделю Всех Святых, была совершена хиротония архимандрита Варфоломея во епископа Можайского. Чин хиротонии совершали: Патриарший Местоблюститель митрополит Сергий (Страгородский), архиепископ Горьковский Андрей (Комаров), архиепископ Куйбышевский Алексий (Палицын) и архиепископ Ульяновский Иоанн (Соколов). В сам день хиротонии, в награду за почти полувековую пастырскую деятельность новопоставленный епископ Варфоломей был возведён в сан архиепископа.

С 17 октября 1942 года — архиепископ Ульяновский.

Весной 1943 года направил пасхальное приветствие Патриарху-Католикосу Грузинской церкви Каллистрату, с которым находился в дружеских отношениях во время своего служения в Грузии. В этот период молитвенно-каноническое общение между Русской и Грузинской церквями отсутствовало, Русская церковь не признавала автокефалию Грузинской. В письме, в частности, признавал, что до 1917 года «великодержавные тенденции и правящей русской церковной власти, и нас — рядовых священников — могли производить на грузинских патриотов впечатление отрицательного характера». Это выдержанное в примирительных тонах послание способствовало примирению двух церквей в октябре 1943 года.

Служение на Новосибирской кафедре

С 26 июля 1943 года — архиепископ Новосибирский и Барнаульский, управляющий Иркутской епархией (до 3 июня 1948) и временно управляющий Омской епархией (до 28 ноября 1946). Находился на Новосибирской кафедре до своей кончины.

Участник Архиерейского собора Русской православной церкви в сентябре 1943 года, на котором митрополит Сергий был единогласно избран Патриархом.

В 1947 году добился возвращения верующим мощей святителя Иоанна Тобольского.

В 1947—1948 годах также временно управлял Владивостокской епархией.

Выхлопотал себе викария и 27 февраля 1949 года возглавил в Новосибирске хиротонию архимандрита Никандра (Вольянникова) во епископа Бийского.

24 апреля 1949 года возведён в сан митрополита.

В 1950—1951 годах также управлял Семипалатинской епархией.

Верующие считали его человеком подвижнической жизни, прозорливым старцем. Был скромен и доступен для прихожан, но при этом весьма требователен к себе и к духовенству, когда речь шла о соблюдении обрядности, канонических правил, порядка церковной службы (выступал против любых её сокращений) и христианской морали.

Неоднократно обращался с призывами к верующим родителям, чтобы они побуждали детей посещать церковь, учить молитвы, изучать Закон Божий и сами приводили своих детей в церковь для совершения обрядов крещения. Прекратил такие призывы после получения указаний Священного Синода в 1948 году (такие указания рассылались по всем епархиям и вытекали из требования властей по пресечению миссионерской деятельности Церкви).

В 1949 году уполномоченный Совета по делам Русской православной церкви при Новосибирском облисполкоме Созонёнок в секретной характеристике на владыку написал:

Архиепископ Варфоломей — фанатично религиозный человек, с глубоко консервативными взглядами, большой приверженец русской старины, благожелательно относится ко всему русскому и отрицательно — к немцам и вообще к инаковерцам, особенно к баптистам и католикам, ревностный служитель Православной Церкви, стремящийся всеми силами и средствами расширить влияние Церкви, упрочить её положение, уберечь духовенство и верующих от всякого прогрессивного влияния извне. В этих вопросах он неутомим, несмотря на свой возраст.

Часто служил в Вознесенском кафедральном соборе Новосибирска, посещал приходы своей обширной епархии (только в 1944—1948 годах посетил свыше 20 приходов, причём некоторые из них по 2-3 раза). По его инициативе было зарегистрировано значительное количество приходов, активно поддерживал ходатайства верующих об открытии церквей и молитвенных домов. По мнению уполномоченного Созонёнка, владыка считал, что «как духовный наставник он не будет угоден Богу и не заслужит почетного места при загробной жизни, если не будет все время ревностно служить и отдавать свои силы на служение Богу и оставит духовенство и верующих вверенной епархии без своего руководства и наставничества». За несколько месяцев до смерти, будучи уже 89-летним старцем, выезжал из Новосибирска в Алтайский край для отпевания священника.

Почётный член Московской духовной академии (1949 год). Автор акафистов святому апостолу Варфоломею, святому первомученику и архидиакону Стефану, службы святителя Иоанну Тобольскому.

Похоронен в приделе преподобного Серафима Саровского Вознесенского кафедрального собора Новосибирска.

Труды

Автор многих трудов, в том числе:

• Вторая миссионерская церковь в г. Тифлисе. Тифлис, 1897.
• Мысли пастыря о некоторых изречениях святого апостола Павла, относящихся к пастырскому служению. Тифлис, 1903.
• Пастырь проповедник по св. Иоанну Златоусту. Тифлис, 1903.
• Как надо понимать возглас священника на утрени: «Слава Тебе, показавшему нам свет». Тифлис, 1903.
• Мысли о самоубийстве. Посвящается учащейся молодёжи. Тифлис, 1908.
• Из духовного наследия Митрополита Новосибирского и Барнаульского Варфоломея. Дневник, послания, проповеди, статьи. К 40-летию со дня кончины. // Вступительная статья и примечания протоиерея Бориса Пивоварова.— Новосибирск, 1996.
• [www.orthedu.ru/nskeparh/mitr_varfolom/vnutrennogo-chelov.htm Размышления о создании в себе «внутреннего человека».]
• [www.orthedu.ru/nskeparh/mitr_varfolom/o-pastyrskom.htm О пастырском служении по св. апостолу Павлу.]
• Объяснение чуда исцеления Гадаринских бесноватых.

Ссылки

• О. В. Косик, прот. Борис Пивоваров [www.pravenc.ru/text/154403.html Варфоломей (Городцов Сергей Дмитриевич)] // Православная энциклопедия. Том VI. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2003. — С.  713-715. — 752 с. — 39 000 экз. — ISBN 5-89572-010-2
• [www.orthedu.ru/nskeparh/mitr_varfolom/50-letie.htm Подборка материалов о митрополите Варфоломее на сайте Новосибирской епархии]
• [www.krotov.info/history/20/1956goro.html Бочкарёв В. «По характеру человек прямой, свои мысли и желания высказывает прямо, не дипломатничает» // Журнал Московской Патриархии, 1999, № 6]
• [www.rusinst.ru/articletext.asp?rzd=1&id=5592 Степанов А. Варфоломей, митрополит Новосибирский и Барнаульский]
• [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_1534 Варфоломей (Городцов)] на сайте «[www.ortho-rus.ru/ Русское Православие]»

Отрывок, характеризующий Варфоломей (Городцев)

– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.


Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
– Дуняша! – прошептала она. – Дуняша! – вскрикнула она диким голосом и, вырвавшись из тишины, побежала к девичьей, навстречу бегущим к ней няне и девушкам.


17 го августа Ростов и Ильин, сопутствуемые только что вернувшимся из плена Лаврушкой и вестовым гусаром, из своей стоянки Янково, в пятнадцати верстах от Богучарова, поехали кататься верхами – попробовать новую, купленную Ильиным лошадь и разузнать, нет ли в деревнях сена.
Богучарово находилось последние три дня между двумя неприятельскими армиями, так что так же легко мог зайти туда русский арьергард, как и французский авангард, и потому Ростов, как заботливый эскадронный командир, желал прежде французов воспользоваться тем провиантом, который оставался в Богучарове.
Ростов и Ильин были в самом веселом расположении духа. Дорогой в Богучарово, в княжеское именье с усадьбой, где они надеялись найти большую дворню и хорошеньких девушек, они то расспрашивали Лаврушку о Наполеоне и смеялись его рассказам, то перегонялись, пробуя лошадь Ильина.
Ростов и не знал и не думал, что эта деревня, в которую он ехал, была именье того самого Болконского, который был женихом его сестры.
Ростов с Ильиным в последний раз выпустили на перегонку лошадей в изволок перед Богучаровым, и Ростов, перегнавший Ильина, первый вскакал в улицу деревни Богучарова.
– Ты вперед взял, – говорил раскрасневшийся Ильин.
– Да, всё вперед, и на лугу вперед, и тут, – отвечал Ростов, поглаживая рукой своего взмылившегося донца.
– А я на французской, ваше сиятельство, – сзади говорил Лаврушка, называя французской свою упряжную клячу, – перегнал бы, да только срамить не хотел.
Они шагом подъехали к амбару, у которого стояла большая толпа мужиков.
Некоторые мужики сняли шапки, некоторые, не снимая шапок, смотрели на подъехавших. Два старые длинные мужика, с сморщенными лицами и редкими бородами, вышли из кабака и с улыбками, качаясь и распевая какую то нескладную песню, подошли к офицерам.
– Молодцы! – сказал, смеясь, Ростов. – Что, сено есть?
– И одинакие какие… – сказал Ильин.
– Развесе…oo…ооо…лая бесе… бесе… – распевали мужики с счастливыми улыбками.
Один мужик вышел из толпы и подошел к Ростову.
– Вы из каких будете? – спросил он.
– Французы, – отвечал, смеючись, Ильин. – Вот и Наполеон сам, – сказал он, указывая на Лаврушку.
– Стало быть, русские будете? – переспросил мужик.
– А много вашей силы тут? – спросил другой небольшой мужик, подходя к ним.
– Много, много, – отвечал Ростов. – Да вы что ж собрались тут? – прибавил он. – Праздник, что ль?
– Старички собрались, по мирскому делу, – отвечал мужик, отходя от него.
В это время по дороге от барского дома показались две женщины и человек в белой шляпе, шедшие к офицерам.
– В розовом моя, чур не отбивать! – сказал Ильин, заметив решительно подвигавшуюся к нему Дуняшу.
– Наша будет! – подмигнув, сказал Ильину Лаврушка.
– Что, моя красавица, нужно? – сказал Ильин, улыбаясь.
– Княжна приказали узнать, какого вы полка и ваши фамилии?
– Это граф Ростов, эскадронный командир, а я ваш покорный слуга.
– Бе…се…е…ду…шка! – распевал пьяный мужик, счастливо улыбаясь и глядя на Ильина, разговаривающего с девушкой. Вслед за Дуняшей подошел к Ростову Алпатыч, еще издали сняв свою шляпу.
– Осмелюсь обеспокоить, ваше благородие, – сказал он с почтительностью, но с относительным пренебрежением к юности этого офицера и заложив руку за пазуху. – Моя госпожа, дочь скончавшегося сего пятнадцатого числа генерал аншефа князя Николая Андреевича Болконского, находясь в затруднении по случаю невежества этих лиц, – он указал на мужиков, – просит вас пожаловать… не угодно ли будет, – с грустной улыбкой сказал Алпатыч, – отъехать несколько, а то не так удобно при… – Алпатыч указал на двух мужиков, которые сзади так и носились около него, как слепни около лошади.
– А!.. Алпатыч… А? Яков Алпатыч!.. Важно! прости ради Христа. Важно! А?.. – говорили мужики, радостно улыбаясь ему. Ростов посмотрел на пьяных стариков и улыбнулся.
– Или, может, это утешает ваше сиятельство? – сказал Яков Алпатыч с степенным видом, не заложенной за пазуху рукой указывая на стариков.
– Нет, тут утешенья мало, – сказал Ростов и отъехал. – В чем дело? – спросил он.
– Осмелюсь доложить вашему сиятельству, что грубый народ здешний не желает выпустить госпожу из имения и угрожает отпречь лошадей, так что с утра все уложено и ее сиятельство не могут выехать.
– Не может быть! – вскрикнул Ростов.
– Имею честь докладывать вам сущую правду, – повторил Алпатыч.
Ростов слез с лошади и, передав ее вестовому, пошел с Алпатычем к дому, расспрашивая его о подробностях дела. Действительно, вчерашнее предложение княжны мужикам хлеба, ее объяснение с Дроном и с сходкою так испортили дело, что Дрон окончательно сдал ключи, присоединился к мужикам и не являлся по требованию Алпатыча и что поутру, когда княжна велела закладывать, чтобы ехать, мужики вышли большой толпой к амбару и выслали сказать, что они не выпустят княжны из деревни, что есть приказ, чтобы не вывозиться, и они выпрягут лошадей. Алпатыч выходил к ним, усовещивая их, но ему отвечали (больше всех говорил Карп; Дрон не показывался из толпы), что княжну нельзя выпустить, что на то приказ есть; а что пускай княжна остается, и они по старому будут служить ей и во всем повиноваться.
В ту минуту, когда Ростов и Ильин проскакали по дороге, княжна Марья, несмотря на отговариванье Алпатыча, няни и девушек, велела закладывать и хотела ехать; но, увидав проскакавших кавалеристов, их приняли за французов, кучера разбежались, и в доме поднялся плач женщин.
– Батюшка! отец родной! бог тебя послал, – говорили умиленные голоса, в то время как Ростов проходил через переднюю.
Княжна Марья, потерянная и бессильная, сидела в зале, в то время как к ней ввели Ростова. Она не понимала, кто он, и зачем он, и что с нею будет. Увидав его русское лицо и по входу его и первым сказанным словам признав его за человека своего круга, она взглянула на него своим глубоким и лучистым взглядом и начала говорить обрывавшимся и дрожавшим от волнения голосом. Ростову тотчас же представилось что то романическое в этой встрече. «Беззащитная, убитая горем девушка, одна, оставленная на произвол грубых, бунтующих мужиков! И какая то странная судьба натолкнула меня сюда! – думал Ростов, слушяя ее и глядя на нее. – И какая кротость, благородство в ее чертах и в выражении! – думал он, слушая ее робкий рассказ.
Когда она заговорила о том, что все это случилось на другой день после похорон отца, ее голос задрожал. Она отвернулась и потом, как бы боясь, чтобы Ростов не принял ее слова за желание разжалобить его, вопросительно испуганно взглянула на него. У Ростова слезы стояли в глазах. Княжна Марья заметила это и благодарно посмотрела на Ростова тем своим лучистым взглядом, который заставлял забывать некрасивость ее лица.