Варшавский, Владимир Сергеевич

Владимир Сергеевич Варшавский
Дата рождения:	24 октября 1906(1906-10-24)
Место рождения:	Москва
Дата смерти:	22 февраля 1978(1978-02-22) (71 год)
Место смерти:	Женева
Род деятельности:	прозаик

Владимир Сергеевич Варшавский (1906—1978) — прозаик и публицист Русского зарубежья.

Биография

Родился в Москве 12 (24 по новому стилю) октября 1906 года в семье присяжного поверенного, адвоката, журналиста Сергея Ивановича Варшавского (1879—1945(?)) и драматической актрисы МХТ Ольги Петровны Норовой (1875—1961). Младший из трех детей в семье, Володя был особенно дружен со старшим братом Юрой. Семья Варшавских жила в Гранатном переулке, дом 2, лето проводила на Рижском взморье, после начала Первой мировой войны – на даче в Болшево под Москвой. Отец Варшавского принимал участие в войне как помощник начальника летучего санитарного отряда. В 1916 году Володя вслед за братом поступил в Московскую мужскую гимназию А. Е. Флёрова у Никитских ворот (Мерзляковский пер., д.11). В эти годы Володя серьезно увлёкся рисованием, родители даже наняли ему домашнего учителя живописи. Сохранились рисунки и наброски, сделанные уже в период отъезда семьи из Москвы, на которых зарисовки мирной жизни сменяются изображениями солдат, штыковых атак, казаков генерала Шкуро и другими военными эпизодами. Весной 1918 года семья Варшавских бежала от большевиков в Киев, затем в Одессу, оттуда в Крым, а в 1920 году навсегда покинула Россию, уехав из Крыма в Константинополь.

Еще в 1919 году в Одессе братья Варшавские стали бойскаутами, а оказавшись в эмиграции, вступили в Константинопольский отряд русских скаутов. В 1920 году Варшавский вступил в спортивный кружок «Русский маяк», где впервые встретился с Борисом Поплавским. 6 июня 1921 года Владимир Варшавский поступил в 1-ю Константинопольскую русскую гимназию, которая вскоре переехала в Моравскую Тршебову (Чехословакия). Сергей Иванович Варшавский остался в Константинополе, а мать вместе с детьми уехала в Моравскую Тршебову, но вскоре вместе с дочерью перебралась в Прагу. 8 марта 1923 года любимый старший брат Юра умер от менингита. Смерть брата, с которым они были «одно двойное, неразлучное существо» глубоко потрясла Владимира и во многом повлияла на его мироощущение. По его словам он испытал «невыносимое чувство остановки жизни» и стал подвержен приступам рассеянности и слабости. 22 сентября Варшавский окончил гимназию и осенью того же года был зачислен на Русский юридический факультет в Праге. Проучившись 8 семестров, в мае 1926 года уезжал на лечение во Францию, в 1927 году навсегда покинул Чехословакию, не сдав заключительных экзаменов. В 1928 году в пражском журнале «Воля России» состоялась его первая публикация – был напечатан рассказ «Шум шагов Франсуа Виллона», удостоенный почетного отзыва на литературном конкурсе. Переехав во Францию, Варшавский поступил в Парижский университет, где изучал литературу, но, по его словам часто «вместо того, чтобы ходить на лекции, просиживал все ночи в монпарнасских кафе», нигде не работал, жил на скромные средства, присылаемые отцом из Праги. Через Сергея Эфрона Варшавский сблизился с евразийцами, то скоро отошел от этого течения; увлекался философией Анри Бергсона, посещал собрания литературного объединения «Кочевье», с 1930 года стал постоянным участником собраний литературно-философского общества «Зеленая лампа», где выступал с докладами. Варшавский печатался в журналах «Современные записки» и «Числа», стал членом Объединения русских писателей и поэтов, с 1935 года посещал литературно-философское общество «Круг» под руководством И. Фондаминского, а с 1936 года публиковался в журнале «Новый Град», чьи идеи «социального христианства» и «христианской демократии» были ему особенно близки.

В 1939 году Варшавский добровольно вступил в ряды французской армии, участвовал в боях на границе с Бельгией, за что впоследствии 8 января 1947 года был награждён Военным крестом с серебряной звездой. В приказе по дивизии указывалось: «Варшавский Владимир, солдат 2-го класса, великолепный боец, выдержавший с храбростью и преданностью все испытания. 14 мая 1940 г. остался последним на линии огня, чтобы прикрыть отступление своей роты... <...> Добровольно вызвался защищать Булонскую цитадель, вызвав в этом бою всеобщее восхищение своим презрением к опасности. Прекратил сопротивление лишь по приказу после истощения всех боевых запасов». После разгрома французской армии Варшавский попал в плен, содержался в лагере Stalag ІІ-В в Гаммерштайне (ныне г. Чарне, Польша), где его смог навестить отец. В феврале 1945 года был освобожден советскими войсками и вскоре вернулся во Францию. В мае 1945 года, после вступления в Прагу Красной армии, отец Варшавского был арестован органами СМЕРШ, депортирован в СССР и погиб в заключении. О своем участии в войне и годах, проведенных в немецком плену, Варшавский написал повесть «Семь лет» (отрывки публиковались в эмигрантской печати, вышла отдельным изданием в Париже в 1950 году).

После войны Варшавский сильно нуждался, жил на пособие нью-йоркского Литфонда и мизерные гонорары, работал ночным сторожем в гараже. Весной 1951 года уехал в США, работал рассыльным в ООН, печатался в нью-йоркских журналах «Новоселье» и «Новый журнал», в 1954 году устроился внештатным корреспондентом русской службы Радио «Освобождение» (позднее переименованной в Радио «Свобода»). В 1955 году в «Новом журнале» была напечатана глава из будущей книги «Незамеченное поколение». Публикация сразу вызвала горячую дискуссию в эмигрантской печати, в которую были вовлечены Е. Кускова, М. Слоним, В. Яновский, Г. Адамович и др. В начале 1956 года в Издательстве им. Чехова вышла книга «Незамеченное поколение». Это название вошло в историю русского зарубежья как определение молодого поколения первой волны эмиграции. В книге Варшавский анализирует различные политические эмигрантские течения («солидаристы», «младороссы», «евразийцы»), описывает литературный мир «Русского Монпарнаса» (особенно много места уделено Б. Поплавскому, с которым автор был близко знаком), рассказывает о русских героях французского Сопротивления и духовных исканиях эмиграции (РСХД, журнал «Новый Град»). На «Радио Свобода» под псевдонимом Владимир Норов Варшавский вел многолетние циклы передач («Современная мысль», «Новые Вехи», «Годы шестидесятые», «Культура и свобода», «Книжная полка», «Заметки читателя» и др.). В 1957 году Варшавский познакомился с переводчицей Татьяной Георгиевной Дерюгиной (р. 1923), в 1959 году они поженились, в мае 1967 года семья переехала в Европу и обосновалась в Мюнхене, где Варшавский продолжал работать на «Радио Свобода» как постоянный сотрудник. В 1972 году в парижском издательстве ИМКА-Пресс вышел автобиографический роман Варшавского «Ожидание», куда вошла повесть «Семь лет». 31 марта 1972 года Варшавский ушел в отставку из штата «Радио Свобода», однако как внештатный обозреватель еще несколько лет вел ряд циклов. В 1974 году семья Варшавских поселилась в местечке Ферней-Вольтер на франко-швейцарской границе. Там Варшавский завершил новую редакцию «Незамеченного поколения» и начал работать над историко-философским исследованием «Родословная большевизма». В этой книге он опровергал попытки вывести советский тоталитаризм из русской истории и самой сущности русской души, и доказывал, что большевизм был неизбежным следствием марксистской идеологии, принесенной в Россию из Европы. Работу над книгой Варшавский не успел завершить из-за болезни сердца — перенеся две тяжелые операции, он скончался в Женеве 22 февраля 1978 года. Похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем.

Библиография

• Семь лет. Paris, 1950.
• Незамеченное поколение. Нью-Йорк: Изд. им. Чехова, 1956; 2-е изд., перераб. и доп.: М.: Русский путь, 2010.
• Ожидание. Paris: YMCA-Press, 1972.
• Родословная большевизма. Paris: YMCA-Press, 1982.

Источники

• При написании статьи использован биографический очерк Марии Васильевой «О Владимире Сергеевиче Варшавском». (Владимир Варшавский. Незамеченное поколение. – М.: Дом русского зарубежья имени Александра Солженицына; Русский путь, 2010 – ISBN 978-5-98854-024-3, ISBN 978-5-85887-389-1)

Ссылки

• [antisoviet.imwerden.de/ Ожидание. Родословная большевизма. Незамеченное поколение]
• [www.rp-net.ru/store/element.php?IBLOCK_ID=30&SECTION_ID=263&ELEMENT_ID=6173&sphrase_id=44107 Новая редакция книги В. Варшавского «Незамеченное поколение» в издательстве «Русский путь»]
• [www.svoboda.org/content/transcript/24368891.html Передача «Возвращение Владимира Варшавского» на Радио «Свобода»]
• [www.svoboda.org/content/transcript/2266814.html «Незамеченное поколение» писателя Владимира Варшавского]: О судьбе мужа и своей жизни рассказывает в Женеве переводчик Татьяна Варшавская. Передача на Радио «Свобода»
• [zarubezhje.narod.ru/av/v_003.htm Религиозные деятели русского зарубежья]
• [vifsaida.com/studio/442-nezamehennoe-pokolenie-vladimira-varshavskogo «Незамеченное поколение Владимира Варшавского»]: Документальный фильм (реж. А. Капков). Россия, 2012

Отрывок, характеризующий Варшавский, Владимир Сергеевич

– Прошу извинить, прошу извинить! Видит Бог не знал, – пробурчал старик и, осмотрев с головы до ног Наташу, вышел. M lle Bourienne первая нашлась после этого появления и начала разговор про нездоровье князя. Наташа и княжна Марья молча смотрели друг на друга, и чем дольше они молча смотрели друг на друга, не высказывая того, что им нужно было высказать, тем недоброжелательнее они думали друг о друге.
Когда граф вернулся, Наташа неучтиво обрадовалась ему и заторопилась уезжать: она почти ненавидела в эту минуту эту старую сухую княжну, которая могла поставить ее в такое неловкое положение и провести с ней полчаса, ничего не сказав о князе Андрее. «Ведь я не могла же начать первая говорить о нем при этой француженке», думала Наташа. Княжна Марья между тем мучилась тем же самым. Она знала, что ей надо было сказать Наташе, но она не могла этого сделать и потому, что m lle Bourienne мешала ей, и потому, что она сама не знала, отчего ей так тяжело было начать говорить об этом браке. Когда уже граф выходил из комнаты, княжна Марья быстрыми шагами подошла к Наташе, взяла ее за руки и, тяжело вздохнув, сказала: «Постойте, мне надо…» Наташа насмешливо, сама не зная над чем, смотрела на княжну Марью.
– Милая Натали, – сказала княжна Марья, – знайте, что я рада тому, что брат нашел счастье… – Она остановилась, чувствуя, что она говорит неправду. Наташа заметила эту остановку и угадала причину ее.
– Я думаю, княжна, что теперь неудобно говорить об этом, – сказала Наташа с внешним достоинством и холодностью и с слезами, которые она чувствовала в горле.
«Что я сказала, что я сделала!» подумала она, как только вышла из комнаты.
Долго ждали в этот день Наташу к обеду. Она сидела в своей комнате и рыдала, как ребенок, сморкаясь и всхлипывая. Соня стояла над ней и целовала ее в волосы.
– Наташа, об чем ты? – говорила она. – Что тебе за дело до них? Всё пройдет, Наташа.
– Нет, ежели бы ты знала, как это обидно… точно я…
– Не говори, Наташа, ведь ты не виновата, так что тебе за дело? Поцелуй меня, – сказала Соня.
Наташа подняла голову, и в губы поцеловав свою подругу, прижала к ней свое мокрое лицо.
– Я не могу сказать, я не знаю. Никто не виноват, – говорила Наташа, – я виновата. Но всё это больно ужасно. Ах, что он не едет!…
Она с красными глазами вышла к обеду. Марья Дмитриевна, знавшая о том, как князь принял Ростовых, сделала вид, что она не замечает расстроенного лица Наташи и твердо и громко шутила за столом с графом и другими гостями.


В этот вечер Ростовы поехали в оперу, на которую Марья Дмитриевна достала билет.
Наташе не хотелось ехать, но нельзя было отказаться от ласковости Марьи Дмитриевны, исключительно для нее предназначенной. Когда она, одетая, вышла в залу, дожидаясь отца и поглядевшись в большое зеркало, увидала, что она хороша, очень хороша, ей еще более стало грустно; но грустно сладостно и любовно.
«Боже мой, ежели бы он был тут; тогда бы я не так как прежде, с какой то глупой робостью перед чем то, а по новому, просто, обняла бы его, прижалась бы к нему, заставила бы его смотреть на меня теми искательными, любопытными глазами, которыми он так часто смотрел на меня и потом заставила бы его смеяться, как он смеялся тогда, и глаза его – как я вижу эти глаза! думала Наташа. – И что мне за дело до его отца и сестры: я люблю его одного, его, его, с этим лицом и глазами, с его улыбкой, мужской и вместе детской… Нет, лучше не думать о нем, не думать, забыть, совсем забыть на это время. Я не вынесу этого ожидания, я сейчас зарыдаю», – и она отошла от зеркала, делая над собой усилия, чтоб не заплакать. – «И как может Соня так ровно, так спокойно любить Николиньку, и ждать так долго и терпеливо»! подумала она, глядя на входившую, тоже одетую, с веером в руках Соню.
«Нет, она совсем другая. Я не могу»!
Наташа чувствовала себя в эту минуту такой размягченной и разнеженной, что ей мало было любить и знать, что она любима: ей нужно теперь, сейчас нужно было обнять любимого человека и говорить и слышать от него слова любви, которыми было полно ее сердце. Пока она ехала в карете, сидя рядом с отцом, и задумчиво глядела на мелькавшие в мерзлом окне огни фонарей, она чувствовала себя еще влюбленнее и грустнее и забыла с кем и куда она едет. Попав в вереницу карет, медленно визжа колесами по снегу карета Ростовых подъехала к театру. Поспешно выскочили Наташа и Соня, подбирая платья; вышел граф, поддерживаемый лакеями, и между входившими дамами и мужчинами и продающими афиши, все трое пошли в коридор бенуара. Из за притворенных дверей уже слышались звуки музыки.
– Nathalie, vos cheveux, [Натали, твои волосы,] – прошептала Соня. Капельдинер учтиво и поспешно проскользнул перед дамами и отворил дверь ложи. Музыка ярче стала слышна в дверь, блеснули освещенные ряды лож с обнаженными плечами и руками дам, и шумящий и блестящий мундирами партер. Дама, входившая в соседний бенуар, оглянула Наташу женским, завистливым взглядом. Занавесь еще не поднималась и играли увертюру. Наташа, оправляя платье, прошла вместе с Соней и села, оглядывая освещенные ряды противуположных лож. Давно не испытанное ею ощущение того, что сотни глаз смотрят на ее обнаженные руки и шею, вдруг и приятно и неприятно охватило ее, вызывая целый рой соответствующих этому ощущению воспоминаний, желаний и волнений.
Две замечательно хорошенькие девушки, Наташа и Соня, с графом Ильей Андреичем, которого давно не видно было в Москве, обратили на себя общее внимание. Кроме того все знали смутно про сговор Наташи с князем Андреем, знали, что с тех пор Ростовы жили в деревне, и с любопытством смотрели на невесту одного из лучших женихов России.
Наташа похорошела в деревне, как все ей говорили, а в этот вечер, благодаря своему взволнованному состоянию, была особенно хороша. Она поражала полнотой жизни и красоты, в соединении с равнодушием ко всему окружающему. Ее черные глаза смотрели на толпу, никого не отыскивая, а тонкая, обнаженная выше локтя рука, облокоченная на бархатную рампу, очевидно бессознательно, в такт увертюры, сжималась и разжималась, комкая афишу.
– Посмотри, вот Аленина – говорила Соня, – с матерью кажется!
– Батюшки! Михаил Кирилыч то еще потолстел, – говорил старый граф.
– Смотрите! Анна Михайловна наша в токе какой!
– Карагины, Жюли и Борис с ними. Сейчас видно жениха с невестой. – Друбецкой сделал предложение!
– Как же, нынче узнал, – сказал Шиншин, входивший в ложу Ростовых.
Наташа посмотрела по тому направлению, по которому смотрел отец, и увидала, Жюли, которая с жемчугами на толстой красной шее (Наташа знала, обсыпанной пудрой) сидела с счастливым видом, рядом с матерью.
Позади их с улыбкой, наклоненная ухом ко рту Жюли, виднелась гладко причесанная, красивая голова Бориса. Он исподлобья смотрел на Ростовых и улыбаясь говорил что то своей невесте.
«Они говорят про нас, про меня с ним!» подумала Наташа. «И он верно успокоивает ревность ко мне своей невесты: напрасно беспокоятся! Ежели бы они знали, как мне ни до кого из них нет дела».
Сзади сидела в зеленой токе, с преданным воле Божией и счастливым, праздничным лицом, Анна Михайловна. В ложе их стояла та атмосфера – жениха с невестой, которую так знала и любила Наташа. Она отвернулась и вдруг всё, что было унизительного в ее утреннем посещении, вспомнилось ей.
«Какое право он имеет не хотеть принять меня в свое родство? Ах лучше не думать об этом, не думать до его приезда!» сказала она себе и стала оглядывать знакомые и незнакомые лица в партере. Впереди партера, в самой середине, облокотившись спиной к рампе, стоял Долохов с огромной, кверху зачесанной копной курчавых волос, в персидском костюме. Он стоял на самом виду театра, зная, что он обращает на себя внимание всей залы, так же свободно, как будто он стоял в своей комнате. Около него столпившись стояла самая блестящая молодежь Москвы, и он видимо первенствовал между ними.
Граф Илья Андреич, смеясь, подтолкнул краснеющую Соню, указывая ей на прежнего обожателя.
– Узнала? – спросил он. – И откуда он взялся, – обратился граф к Шиншину, – ведь он пропадал куда то?
– Пропадал, – отвечал Шиншин. – На Кавказе был, а там бежал, и, говорят, у какого то владетельного князя был министром в Персии, убил там брата шахова: ну с ума все и сходят московские барыни! Dolochoff le Persan, [Персианин Долохов,] да и кончено. У нас теперь нет слова без Долохова: им клянутся, на него зовут как на стерлядь, – говорил Шиншин. – Долохов, да Курагин Анатоль – всех у нас барынь с ума свели.
В соседний бенуар вошла высокая, красивая дама с огромной косой и очень оголенными, белыми, полными плечами и шеей, на которой была двойная нитка больших жемчугов, и долго усаживалась, шумя своим толстым шелковым платьем.
Наташа невольно вглядывалась в эту шею, плечи, жемчуги, прическу и любовалась красотой плеч и жемчугов. В то время как Наташа уже второй раз вглядывалась в нее, дама оглянулась и, встретившись глазами с графом Ильей Андреичем, кивнула ему головой и улыбнулась. Это была графиня Безухова, жена Пьера. Илья Андреич, знавший всех на свете, перегнувшись, заговорил с ней.
– Давно пожаловали, графиня? – заговорил он. – Приду, приду, ручку поцелую. А я вот приехал по делам и девочек своих с собой привез. Бесподобно, говорят, Семенова играет, – говорил Илья Андреич. – Граф Петр Кириллович нас никогда не забывал. Он здесь?
– Да, он хотел зайти, – сказала Элен и внимательно посмотрела на Наташу.
Граф Илья Андреич опять сел на свое место.
– Ведь хороша? – шопотом сказал он Наташе.