Варшавский договор (1920)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Варшавский договор — соглашение между правительствами Польши и Украинской Народной Республики, заключенное в разгар Советско-польской войны 1919—1921 годов. Подписан Юзефом Пилсудским и Симоном Петлюрой 21 апреля 1920 года (военное соглашение — 24 апреля).

В соответствии с соглашением, правительство Петлюры обязывалось взамен на признание оказывать помощь полякам в борьбе с большевиками.

Поляки стремились к установлению восточной границы Польши по состоянию на момент разделов Польши, произошедших в XVIII веке, поэтому условия договора оказались для правительства Петлюры тяжелыми — в состав польского государства должны были войти населенные преимущественно украинцами Галиция, Западная Волынь, Лемковщина, Надсанье и Холмщина. Фактически граница устанавливалась по линии, занятой на момент заключения договора польскими войсками. Договор негативно оценивался большинством населения подпадавших под его действие территорий.

В соответствии с договором, поляки обязались не признавать международных соглашений, направленных против Украины, гарантировали соблюдение национально-культурных прав украинского населения, которое оказывалось на территории польского государства. Аналогичные права поляков на территории Украины признавало правительство Петлюры.

Союз с Петлюрой позволил полякам значительно улучшить свои стратегические позиции, развернуть наступление на Украине. 7 мая 1920 года пилсудчики заняли Киев, затем — плацдармы на левом берегу Днепра. Однако в результате Киевской операции Красной армии во второй половине мая польские войска были вынуждены начать отступление. 10 июня поляки оставили Киев, который 12 числа был занят красными.

Варшавский договор был de facto денонсирован Рижским миром 1921 года, который установил государственную границу между Польшей с одной и РСФСР и УССР с другой стороны.



В культуре

Наступление поляков на Украине запечатлено в рассказе Булгакова «Киев-город»:

Рекорд побил знаменитый бухгалтер, впоследствии служащий союза городов Семен Васильич Петлюра. Четыре раза он являлся в Киев, и четыре раза его выгоняли. Самыми последними, под занавес, приехали зачем-то польские паны (явление XIV-ое) с французскими дальнобойными пушками.

Полтора месяца они гуляли по Киеву. Искушенные опытом киевляне, посмотрев на толстые пушки и малиновые выпушки, уверенно сказали:

— Большевики опять будут скоро.

И все сбылось как по писаному. На переломе второго месяца среди совершенно безоблачного неба советская конница грубо и будённо заехала куда-то, куда не нужно, и паны в течение нескольких часов оставили заколдованный город. Но тут следует сделать маленькую оговорку. Все, кто раньше делали визит в Киев, уходили из него по-хорошему, ограничиваясь относительно безвредной шестидюймовой стрельбой по Киеву со святошинских позиций. Наши же европеизированные кузены вздумали щегольнуть своими подрывными средствами и разбили три моста через Днепр, причём Цепной — вдребезги.

И по сей час из воды вместо великолепного сооружения — гордости Киева, торчат только серые унылые быки. А, поляки, поляки… Ай, яй, яй!..

Спасибо сердечное скажет вам русский народ.

Не унывайте, милые киевские граждане! Когда-нибудь поляки перестанут на нас сердиться и отстроят нам новый мост, еще лучше прежнего. И при этом на свой счет.

Будьте уверены. Только терпение.

Напишите отзыв о статье "Варшавский договор (1920)"

Литература

  • [www.ceeol.com/aspx/issuedetails.aspx?issueid=40e53184-cef1-4727-8399-631b8bb2cfbd&articleId=218d7e4a-9c96-417f-a7ce-fb3ea7a27928 Korzeniewski, Bogusław; THE RAID ON KIEV IN POLISH PRESS PROPAGANDA. Humanistic Review (01/2006)]
  • [links.jstor.org/sici?sici=0002-8762(199704)102%3A2%3C484%3ATUDA1A%3E2.0.CO%3B2-4 Review of The Ukrainian-Polish Defensive Alliance, 1919—1921: An Aspect of the Ukrainian Revolution by Michael Palij; Author(s) of Review: Anna M. Cienciala; The American Historical Review, Vol. 102, No. 2 (Apr., 1997), p. 484]
  • Szajdak, Sebastian, Polsko-ukraiński sojusz polityczno-wojskowy w 1920 roku (The Polish-Ukrainian Political-Military Alliance of 1920), Warsaw, Rytm, 2006, ISBN 83-7399-132-8.
  • Władysław Pobóg-Malinowski Najnowsza historia polityczna Polski t. 2 cz. 1, Londyn 1956.
  • [Robert Potocki, Idea restytucji Ukraińskiej Republiki Ludowej (1920—1939) Wydawnictwo: Instytut Europy Środkowo-Wschodniej, Lublin 1999 ; ISBN 83-85854-46-0, rozdziały książki dotyczące wojny 1920 i planów strategicznych tworzenia armii URL w latach trzydziestych: exlibris.org.ua/potocki/index.html].
  • Pawło Szandruk, Geneza umowy kwietniowej z 1920 roku, BPU, 1935, nr 16-17, s. 183—186.
  • Jan Jacek Bruski, Petlurowcy Kraków 2004, Wyd. Arcana, ISBN 83-86225-03-3.
  • Adam Przybylski, Wojna polska 1918—1921, Warszawa 1930.
  • Tadeusz Kutrzeba, Wyprawa kijowska, Warszawa 1937.
  • Adam Janusz Mielcarek, Granica Wołyńska. Terytorialne postanowienia układu Piłsudski-Petlura, Wiadomości Historyczne, nr 4 (290), lipiec-sierpień 2010, s. 39-44.
  • Історія України, словник-довідник, Щедріна І.Е., Харків, 2006 р., Країна мрій, ст. 82.

Ссылки

  • [pl.wikisource.org/wiki/Umowa_mi%C4%99dzy_rz%C4%85dem_Rzeczypospolitej_Polskiej_a_rz%C4%85dem_Ukrai%C5%84skiej_Republiki_Ludowej_21_kwietnia_1920 Umowa między rządem Rzeczypospolitej Polskiej a rządem Ukraińskiej Republiki Ludowej 21 kwietnia 1920]
  • [pl.wikisource.org/wiki/Konwencja_wojskowa_mi%C4%99dzy_Rzeczpospolit%C4%85_Polsk%C4%85_a_Ukrai%C5%84sk%C4%85_Republik%C4%85_Ludow%C4%85_%281920%29 Konwencja wojskowa między Rzeczpospolitą Polską a Ukraińską Republiką Ludową (1920)]
  • [web.archive.org/web/20121011225358/www.mfa.gov.ua/mfa/ua/publication/content/362.htm Українська національна революція. Сайт МЗС України.] (укр.)

Отрывок, характеризующий Варшавский договор (1920)

Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.
В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов?
Теперь он часто вспоминал свой разговор с князем Андреем и вполне соглашался с ним, только несколько иначе понимая мысль князя Андрея. Князь Андрей думал и говорил, что счастье бывает только отрицательное, но он говорил это с оттенком горечи и иронии. Как будто, говоря это, он высказывал другую мысль – о том, что все вложенные в нас стремленья к счастью положительному вложены только для того, чтобы, не удовлетворяя, мучить нас. Но Пьер без всякой задней мысли признавал справедливость этого. Отсутствие страданий, удовлетворение потребностей и вследствие того свобода выбора занятий, то есть образа жизни, представлялись теперь Пьеру несомненным и высшим счастьем человека. Здесь, теперь только, в первый раз Пьер вполне оценил наслажденье еды, когда хотелось есть, питья, когда хотелось пить, сна, когда хотелось спать, тепла, когда было холодно, разговора с человеком, когда хотелось говорить и послушать человеческий голос. Удовлетворение потребностей – хорошая пища, чистота, свобода – теперь, когда он был лишен всего этого, казались Пьеру совершенным счастием, а выбор занятия, то есть жизнь, теперь, когда выбор этот был так ограничен, казались ему таким легким делом, что он забывал то, что избыток удобств жизни уничтожает все счастие удовлетворения потребностей, а большая свобода выбора занятий, та свобода, которую ему в его жизни давали образование, богатство, положение в свете, что эта то свобода и делает выбор занятий неразрешимо трудным и уничтожает самую потребность и возможность занятия.
Все мечтания Пьера теперь стремились к тому времени, когда он будет свободен. А между тем впоследствии и во всю свою жизнь Пьер с восторгом думал и говорил об этом месяце плена, о тех невозвратимых, сильных и радостных ощущениях и, главное, о том полном душевном спокойствии, о совершенной внутренней свободе, которые он испытывал только в это время.
Когда он в первый день, встав рано утром, вышел на заре из балагана и увидал сначала темные купола, кресты Ново Девичьего монастыря, увидал морозную росу на пыльной траве, увидал холмы Воробьевых гор и извивающийся над рекою и скрывающийся в лиловой дали лесистый берег, когда ощутил прикосновение свежего воздуха и услыхал звуки летевших из Москвы через поле галок и когда потом вдруг брызнуло светом с востока и торжественно выплыл край солнца из за тучи, и купола, и кресты, и роса, и даль, и река, все заиграло в радостном свете, – Пьер почувствовал новое, не испытанное им чувство радости и крепости жизни.
И чувство это не только не покидало его во все время плена, но, напротив, возрастало в нем по мере того, как увеличивались трудности его положения.
Чувство это готовности на все, нравственной подобранности еще более поддерживалось в Пьере тем высоким мнением, которое, вскоре по его вступлении в балаган, установилось о нем между его товарищами. Пьер с своим знанием языков, с тем уважением, которое ему оказывали французы, с своей простотой, отдававший все, что у него просили (он получал офицерские три рубля в неделю), с своей силой, которую он показал солдатам, вдавливая гвозди в стену балагана, с кротостью, которую он выказывал в обращении с товарищами, с своей непонятной для них способностью сидеть неподвижно и, ничего не делая, думать, представлялся солдатам несколько таинственным и высшим существом. Те самые свойства его, которые в том свете, в котором он жил прежде, были для него если не вредны, то стеснительны – его сила, пренебрежение к удобствам жизни, рассеянность, простота, – здесь, между этими людьми, давали ему положение почти героя. И Пьер чувствовал, что этот взгляд обязывал его.