Варшавский политехнический университет

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Варшавский политехнический университет
(ВПИ)
Оригинальное название

Politechnika Warszawska

Международное название

Warsaw University of Technology

Год основания

1826

Ректор

Ян Шмидт (польск. Jan Szmidt)

Студенты

30,982

Преподаватели

2,388

Расположение

Варшава, Польша Польша

Юридический адрес

pl. Politechniki 1, 00-661, тел. +(48 22) 660 74 19

Сайт

[www.pw.edu.pl/engpw edu.pl/engpw]

Координаты: 52°13′13″ с. ш. 21°00′38″ в. д. / 52.22028° с. ш. 21.01056° в. д. / 52.22028; 21.01056 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=52.22028&mlon=21.01056&zoom=17 (O)] (Я)К:Учебные заведения, основанные в 1826 году

Варшавский политехнический университет (польск. Politechnika Warszawska) — один из крупнейших вузов Польши, и один из крупнейших в Центральной Европе, в котором работает свыше 2,000 преподавателей. Количество обучающихся студентов составляет примерно 31,000 (по состоянию на 2004 год), подавляющее большинство которых обучается очно. Функционируют 17 факультетов, охватывающие почти все области науки и технологии. Все они расположены в Варшаве, кроме одного, находящегося в Плоцке.

ВПИ выпускает примерно 5,000 специалистов в год. Выпускники ВПИ составляют наибольший процент среди польских менеджеров и директоров. Каждый девятый президент в 500 лучших компаний Польши — выпускник ВПИ. Профессор Курник, ректор ВПИ, объясняет это тем, что ВПИ дает прочную основу для подготовки менеджеров, давая студентам образование на высшем уровне а также умение пользоваться необходимыми инструментами и информацией, включая знание иностранных языков[1].





История

Предшественники

Первые инженерные вузы в Европе появились в 18 веке. Впервые идею технической высшей школы воплотили в жизнь французы, основавшие в 1747 году Национальную школу дорог и мостов (фр. École nationale des ponts et chaussées) в Париже. В начале 19 века технические университеты были открыты в Праге (1806 год), Вене (1815 год) и Карлсруэ (1824 год).

В Польше первым многопрофильным техническим университетом стала Подготовительная школа при Институте Технологий, открытая 4 января 1826 года. ВПИ унаследовал её традиции. Особый вклад в создание школы принадлежит Станиславу Сташицу. Кажетан Гарбинский, математик и профессор Варшавского Университета стал директором школы. Школа была закрыта в 1831 году после Ноябрьского восстания.

1898—1914

В 1898 году Техническое отделение Варшавского Общества русской торговли и промышленности, чьим директором был инженер Казимир Обребович (польск. Kazimierz Obrębowicz), получил 1 миллион рублей от императора Николая II (деньги были собраны жителями Царства Польского и осенью 1897 года были переданы императору[2]) на открытие Технического университета, названного в честь императора Николая II. Сам ВПИ был основан декретом от 8 июня 1898 года. Курсы с русским языком обучения начались 5 сентября в здании по адресу Маршалковская улица, 81. Вскоре они были перенесены в новые здания, построенные специально для Института. Спроектированы были Брониславом Станиславовичем Рогуйским и Стефаном Шайллером (польск. Stefan Szyller).

Первым директором нового вуза был назначен Александр Евгеньевич Лагорио, назначенный по уставу также деканом Горного отделения. На момент открытия университет имел три отделения: механическое, химическое и инженерно-строительное, к которым в 1903 г. добавилось четвёртое — горное. Поляки составляли большинство среди студентов вплоть до 1905 года, когда их количество достигло 1,100 человек. Однако в результате событий революции 1905—1907 гг. количество слушателей резко уменьшилось и вновь достигло предреволюционного уровня лишь незадолго до начала первой мировой войны.

В результате студенческих беспорядков 1905 года ВПИ был закрыт. В декабре 1906 года Совет министров России склонился к передислокации Варшавского политехнического в Новочеркасск. Шестнадцатого января 1907 года на заседании Совета Министров было принято решение учредить политехнический институт в Новочеркасске (будущий Донской политехнический институт), «использовав для сей цели денежные средства и личный состав Варшавской политехники»[3]. В 1908 г. он вернулся в Варшаву и продолжил свою деятельность.

1915—1939

В 1915—1916 учебном году в институте обучались 1639 студентов, что составляло 8,3 % всех студентов инженерных вузов России. Начавшаяся в 1914 г. Первая мировая война и наступление немецких войск на Варшаву заставили Российское правительство спешно эвакуировать Варшавский политехнический институт в Москву. При этом значительная часть имущества института осталась в Варшаве. Если до войны материальная база оценивалась в 1 млн. 104 тыс. рублей, то удалось вывезти оборудование стоимостью в 115 тыс. руб. Многие эвакуированные преподаватели были вынуждены оставить в Варшаве своё личное имущество.

Москва была местом временного размещения института, планировался его перевод в другой российский город. Многие города хотели получить хотя и сильно пострадавший, но имеющий уже 16-летний опыт деятельности, да к тому же финансируемый из государственной казны институт. Свои предложения принять вуз выдвинули Тифлис, Саратов, Одесса, Екатеринослав, Оренбург, Омск, Екатеринодар.

Министерство торговли и промышленности, в ведении которого находился институт, поставило условием перевода то, что принимающий город соберет на обустройство института не менее 2 млн руб, в результате чего началось соревнование городов за право размещения у себя Варшавского политехнического института. Одним из главных соперников Нижнего Новгорода в этом вопросе была Одесса. Вот что писали об этом «Одесские новости»: «Вся профессура института была против перевода его в Нижний Новгород — слишком глухой, отрезанный от европейских центров город, и, самое главное, совершенно лишенный академической жизни. Другое дело — Одесса; здесь наличность известных академических традиций, с определенной академической обстановкой, которую не мог не создать имеющий 50-летнию историю университет — большая приманка для всех руководителей академической жизни. Такое настроение можно и должно было использовать. Однако это не было сделано».

Одесситы ограничились лишь тем, что в письменной форме предложили свои условия. Совет профессоров ответил благодарственной телеграммой и ждал дальнейших активных шагов, но не дождался. Дело размещения института в г. Одессе немного сдвинулось с места, когда выяснилась возможность привлечения к этому одесского, херсонского, николаевского и всех бессарабских и южных земств, располагающих, как известно, большими средствами соответствующих сословных учреждений: банков, бирж, городских кредитных обществ. Но дальше разговоров дело не пошло.

В это время в Нижнем Новгороде развернулась целая кампания по организации размещения у себя Варшавского политехнического института.

Как и при открытии Народного университета, начался сбор средств. Совещание преподавателей, представителей промышленности и торговли Нижнего Новгорода постановило собрать к уже отпущенной им же на устройст-во сумме в 700 тыс. руб. ещё дополнительно 1 млн руб. На эти цели владелец мельниц М. Е. Башкиров пожертвовал 500 тыс. руб., М. А. Дегтярев и городской голова Д. В. Сироткин — по 100 тыс. руб., Б..М. Бурмистров — 50 тыс. руб. Кроме того, город ассигновал из своего бюджета 500 тыс. руб. Сделали свои вклады земство, дворянство, другие частные лица. Активная позиция городских властей во главе с Д. В. Сироткиным, регулярные поездки в Москву и Петроград в Министерство торговли и промышленности, в ведении которого находился Варшавский политехнический институт, сделали своё дело. 6 июля 1916 г. было принято решение о переводе Варшавского политехнического института в Нижний Новгород[4].

После того, как немецкие войска 5 августа 1915 года вошли в Варшаву, они попытались заручиться симпатией местного населения, и для этого разрешили Варшавскому университету и ВПИ вести обучение на польском языке. Торжественное открытие обоих университетов состоялось 15 ноября 1915 года. Зигмунт Страшевич (польск. Zygmunt Straszewicz) стал первым ректором ВПИ. Период Первой мировой войны, а также события, связанные с восстановлением польского государства (в том числе польско-советская война) не способствовали развитию университета. Ежедневные лекции начались лишь в ноябре 1920 года. Университет набирал юных будущих инженеров на несколько факультетов: факультет механики, электрики, химии, архитектурный, инженерный, подводного проектирования, и геодезический институт (с 1925 года — исследовательский). Последние три факультета появились после принятия нового Закона об академических школах от 13 марта 1933 года. Кабинет министров Польши издал указ 25 сентября 1933 года, согласно которому был создан инженерный факультет.

Количество студентов ВПИ за двадцатилетний период между войнами выросло с 2,540 человек, обучавшихся в 1918/1819, до 4,673 человек, обучавшихся перед самым началом Второй Мировой. В этот же период ВУЗ выдал более 6,200 дипломов, включая 320 для женщин. ВПИ стал одним из наиболее крупных инженерных центров в Польше и заслужил международное признание. В этот период 66 выпускников получили степень доктора философии, а 50 человек получили степень младших профессоров. Университет стал центром научных исследований для людей, сделавшими немаловажный вклад в мировую науку: Карол Адамицкий, Стефан Брыля, Ян Чохральский, Титус Максимиллиан Хубер, Януш Грошковский, Мечислав Вольфке и многие другие.

1939—1945

Во время Второй мировой войны, невзирая на огромные материальные потери и давление, ВПИ продолжил свою деятельность в подполье. Обучение продолжилось в виде нелегальных, но открытых курсов в воскресных школах, а с 1942 года в двухлетней Государственной высшей технической школе. Примерно 3,000 студентов посещали курсы и 198 получили дипломы инженеров. Также проводились и научные изыскания, научные работы писались 20 докторами физики и 14 ассистентами. Также многие работы были посвящены теме послевоенного восстановления Польши и развитию науки в дальнейшем. Студенты и профессора тайно работали над многими проектами. Профессора Януш Грошковский, Марсели Стружинский и Йозеф Завадский провели детальный анализ радио- и устройств управления немецких ракет Фау-2 по просьбе разведки Армии крайовой.

1945 — наши дни

После того как немецкие войска были выбиты из Варшавы, уроки начали проводиться с 22 января 1945 года где это было возможно, а уже к концу года все действовашие до войны факультеты были вновь открыты. Старые и пострадавшие от войны здания были быстро отстроены, а также возведены новые. В 1951 году ВПИ объединился с Инженерной школой Вавельберга и Ротвенда. Учебный и исследовательский центр в Плоцке был создан в 1967 году. В 1945 году обучалось 2,148 студентов на 6 факультетах, а в 1999 году их уже было 22,000 человек, обучающихся на 16 факультетах. ВПИ подготовил и выпустил более 104,000 бакалавров и магистров в период с 1945 по 1998 гг.

Факультеты

  • Факультет управления и социологии
  • Архитектурный факультет
  • Химический факультет
  • Факультет электроники и информационных технологий
  • Электрический факультет
  • Физический факультет
  • Факультет геодезии и картографии
  • Строительно-гидротехнический факультет
  • Инженерно-строительный сакультет
  • Факультет технологии машиностроения
  • Факультет материаловедения
  • Факультет математики и информационных наук
  • Факультет механики, энергетики и авиации
  • Факультет мехатроники
  • Факультет автомобилей и рабочих машин
  • Транспортный факультет
  • Факультет управления
  • Факультет строительства, механики и нефтехимии в Плоцке

См. также

Напишите отзыв о статье "Варшавский политехнический университет"

Примечания

  1. Błaszczak, Anita. [www.rp.pl/artykul/140207.html Techniczne kuźnie prezesów] (Polish), Rzeczpospolita (28 мая 2008). Проверено 30 мая 2008.
  2. [guides.rusarchives.ru/browse/gbfond.html?bid=201&fund_id=681811 Фонды Государственного архива Российской Федерации по истории России ХIХ — начала ХХ в. Путеводитель. Том 1. 1994]  (рус.)
  3. [www.npi-tu.ru/?lang=rus&id=224 ЮРГТУ (НПИ): История и архитектура]  (рус.)
  4. [www.unn.ru/90/?main=90&sub=gazeta&page=9 Высшая техническая школа в Нижнем Новгороде]  (рус.)

Ссылки

  • [www.pw.edu.pl/ Официальный сайт]  (англ.)  (польск.)
  • [www.tvpw.pl Student Internet Television TVPW]  (польск.)
  • [www.opentextnn.ru/archives/nn/afnn/gano/sif/pedagogics/?id=1890 Список документов, относящихся к ВПИ]  (рус.) (только названия)


Отрывок, характеризующий Варшавский политехнический университет

Унтер офицер с решительным видом не отвечал на эти слова, сел верхом и поехал с быстро собравшимся Грековым. Они скрылись в лесу. Граф Орлов, пожимаясь от свежести начинавшего брезжить утра, взволнованный тем, что им затеяно на свою ответственность, проводив Грекова, вышел из леса и стал оглядывать неприятельский лагерь, видневшийся теперь обманчиво в свете начинавшегося утра и догоравших костров. Справа от графа Орлова Денисова, по открытому склону, должны были показаться наши колонны. Граф Орлов глядел туда; но несмотря на то, что издалека они были бы заметны, колонн этих не было видно. Во французском лагере, как показалось графу Орлову Денисову, и в особенности по словам его очень зоркого адъютанта, начинали шевелиться.
– Ах, право, поздно, – сказал граф Орлов, поглядев на лагерь. Ему вдруг, как это часто бывает, после того как человека, которому мы поверим, нет больше перед глазами, ему вдруг совершенно ясно и очевидно стало, что унтер офицер этот обманщик, что он наврал и только испортит все дело атаки отсутствием этих двух полков, которых он заведет бог знает куда. Можно ли из такой массы войск выхватить главнокомандующего?
– Право, он врет, этот шельма, – сказал граф.
– Можно воротить, – сказал один из свиты, который почувствовал так же, как и граф Орлов Денисов, недоверие к предприятию, когда посмотрел на лагерь.
– А? Право?.. как вы думаете, или оставить? Или нет?
– Прикажете воротить?
– Воротить, воротить! – вдруг решительно сказал граф Орлов, глядя на часы, – поздно будет, совсем светло.
И адъютант поскакал лесом за Грековым. Когда Греков вернулся, граф Орлов Денисов, взволнованный и этой отмененной попыткой, и тщетным ожиданием пехотных колонн, которые все не показывались, и близостью неприятеля (все люди его отряда испытывали то же), решил наступать.
Шепотом прокомандовал он: «Садись!» Распределились, перекрестились…
– С богом!
«Урааааа!» – зашумело по лесу, и, одна сотня за другой, как из мешка высыпаясь, полетели весело казаки с своими дротиками наперевес, через ручей к лагерю.
Один отчаянный, испуганный крик первого увидавшего казаков француза – и все, что было в лагере, неодетое, спросонков бросило пушки, ружья, лошадей и побежало куда попало.
Ежели бы казаки преследовали французов, не обращая внимания на то, что было позади и вокруг них, они взяли бы и Мюрата, и все, что тут было. Начальники и хотели этого. Но нельзя было сдвинуть с места казаков, когда они добрались до добычи и пленных. Команды никто не слушал. Взято было тут же тысяча пятьсот человек пленных, тридцать восемь орудий, знамена и, что важнее всего для казаков, лошади, седла, одеяла и различные предметы. Со всем этим надо было обойтись, прибрать к рукам пленных, пушки, поделить добычу, покричать, даже подраться между собой: всем этим занялись казаки.
Французы, не преследуемые более, стали понемногу опоминаться, собрались командами и принялись стрелять. Орлов Денисов ожидал все колонны и не наступал дальше.
Между тем по диспозиции: «die erste Colonne marschiert» [первая колонна идет (нем.) ] и т. д., пехотные войска опоздавших колонн, которыми командовал Бенигсен и управлял Толь, выступили как следует и, как всегда бывает, пришли куда то, но только не туда, куда им было назначено. Как и всегда бывает, люди, вышедшие весело, стали останавливаться; послышалось неудовольствие, сознание путаницы, двинулись куда то назад. Проскакавшие адъютанты и генералы кричали, сердились, ссорились, говорили, что совсем не туда и опоздали, кого то бранили и т. д., и наконец, все махнули рукой и пошли только с тем, чтобы идти куда нибудь. «Куда нибудь да придем!» И действительно, пришли, но не туда, а некоторые туда, но опоздали так, что пришли без всякой пользы, только для того, чтобы в них стреляли. Толь, который в этом сражении играл роль Вейротера в Аустерлицком, старательно скакал из места в место и везде находил все навыворот. Так он наскакал на корпус Багговута в лесу, когда уже было совсем светло, а корпус этот давно уже должен был быть там, с Орловым Денисовым. Взволнованный, огорченный неудачей и полагая, что кто нибудь виноват в этом, Толь подскакал к корпусному командиру и строго стал упрекать его, говоря, что за это расстрелять следует. Багговут, старый, боевой, спокойный генерал, тоже измученный всеми остановками, путаницами, противоречиями, к удивлению всех, совершенно противно своему характеру, пришел в бешенство и наговорил неприятных вещей Толю.
– Я уроков принимать ни от кого не хочу, а умирать с своими солдатами умею не хуже другого, – сказал он и с одной дивизией пошел вперед.
Выйдя на поле под французские выстрелы, взволнованный и храбрый Багговут, не соображая того, полезно или бесполезно его вступление в дело теперь, и с одной дивизией, пошел прямо и повел свои войска под выстрелы. Опасность, ядра, пули были то самое, что нужно ему было в его гневном настроении. Одна из первых пуль убила его, следующие пули убили многих солдат. И дивизия его постояла несколько времени без пользы под огнем.


Между тем с фронта другая колонна должна была напасть на французов, но при этой колонне был Кутузов. Он знал хорошо, что ничего, кроме путаницы, не выйдет из этого против его воли начатого сражения, и, насколько то было в его власти, удерживал войска. Он не двигался.
Кутузов молча ехал на своей серенькой лошадке, лениво отвечая на предложения атаковать.
– У вас все на языке атаковать, а не видите, что мы не умеем делать сложных маневров, – сказал он Милорадовичу, просившемуся вперед.
– Не умели утром взять живьем Мюрата и прийти вовремя на место: теперь нечего делать! – отвечал он другому.
Когда Кутузову доложили, что в тылу французов, где, по донесениям казаков, прежде никого не было, теперь было два батальона поляков, он покосился назад на Ермолова (он с ним не говорил еще со вчерашнего дня).
– Вот просят наступления, предлагают разные проекты, а чуть приступишь к делу, ничего не готово, и предупрежденный неприятель берет свои меры.
Ермолов прищурил глаза и слегка улыбнулся, услыхав эти слова. Он понял, что для него гроза прошла и что Кутузов ограничится этим намеком.
– Это он на мой счет забавляется, – тихо сказал Ермолов, толкнув коленкой Раевского, стоявшего подле него.
Вскоре после этого Ермолов выдвинулся вперед к Кутузову и почтительно доложил:
– Время не упущено, ваша светлость, неприятель не ушел. Если прикажете наступать? А то гвардия и дыма не увидит.
Кутузов ничего не сказал, но когда ему донесли, что войска Мюрата отступают, он приказал наступленье; но через каждые сто шагов останавливался на три четверти часа.
Все сраженье состояло только в том, что сделали казаки Орлова Денисова; остальные войска лишь напрасно потеряли несколько сот людей.
Вследствие этого сражения Кутузов получил алмазный знак, Бенигсен тоже алмазы и сто тысяч рублей, другие, по чинам соответственно, получили тоже много приятного, и после этого сражения сделаны еще новые перемещения в штабе.
«Вот как у нас всегда делается, все навыворот!» – говорили после Тарутинского сражения русские офицеры и генералы, – точно так же, как и говорят теперь, давая чувствовать, что кто то там глупый делает так, навыворот, а мы бы не так сделали. Но люди, говорящие так, или не знают дела, про которое говорят, или умышленно обманывают себя. Всякое сражение – Тарутинское, Бородинское, Аустерлицкое – всякое совершается не так, как предполагали его распорядители. Это есть существенное условие.
Бесчисленное количество свободных сил (ибо нигде человек не бывает свободнее, как во время сражения, где дело идет о жизни и смерти) влияет на направление сражения, и это направление никогда не может быть известно вперед и никогда не совпадает с направлением какой нибудь одной силы.
Ежели многие, одновременно и разнообразно направленные силы действуют на какое нибудь тело, то направление движения этого тела не может совпадать ни с одной из сил; а будет всегда среднее, кратчайшее направление, то, что в механике выражается диагональю параллелограмма сил.
Ежели в описаниях историков, в особенности французских, мы находим, что у них войны и сражения исполняются по вперед определенному плану, то единственный вывод, который мы можем сделать из этого, состоит в том, что описания эти не верны.
Тарутинское сражение, очевидно, не достигло той цели, которую имел в виду Толь: по порядку ввести по диспозиции в дело войска, и той, которую мог иметь граф Орлов; взять в плен Мюрата, или цели истребления мгновенно всего корпуса, которую могли иметь Бенигсен и другие лица, или цели офицера, желавшего попасть в дело и отличиться, или казака, который хотел приобрести больше добычи, чем он приобрел, и т. д. Но, если целью было то, что действительно совершилось, и то, что для всех русских людей тогда было общим желанием (изгнание французов из России и истребление их армии), то будет совершенно ясно, что Тарутинское сражение, именно вследствие его несообразностей, было то самое, что было нужно в тот период кампании. Трудно и невозможно придумать какой нибудь исход этого сражения, более целесообразный, чем тот, который оно имело. При самом малом напряжении, при величайшей путанице и при самой ничтожной потере были приобретены самые большие результаты во всю кампанию, был сделан переход от отступления к наступлению, была обличена слабость французов и был дан тот толчок, которого только и ожидало наполеоновское войско для начатия бегства.


Наполеон вступает в Москву после блестящей победы de la Moskowa; сомнения в победе не может быть, так как поле сражения остается за французами. Русские отступают и отдают столицу. Москва, наполненная провиантом, оружием, снарядами и несметными богатствами, – в руках Наполеона. Русское войско, вдвое слабейшее французского, в продолжение месяца не делает ни одной попытки нападения. Положение Наполеона самое блестящее. Для того, чтобы двойными силами навалиться на остатки русской армии и истребить ее, для того, чтобы выговорить выгодный мир или, в случае отказа, сделать угрожающее движение на Петербург, для того, чтобы даже, в случае неудачи, вернуться в Смоленск или в Вильну, или остаться в Москве, – для того, одним словом, чтобы удержать то блестящее положение, в котором находилось в то время французское войско, казалось бы, не нужно особенной гениальности. Для этого нужно было сделать самое простое и легкое: не допустить войска до грабежа, заготовить зимние одежды, которых достало бы в Москве на всю армию, и правильно собрать находившийся в Москве более чем на полгода (по показанию французских историков) провиант всему войску. Наполеон, этот гениальнейший из гениев и имевший власть управлять армиею, как утверждают историки, ничего не сделал этого.
Он не только не сделал ничего этого, но, напротив, употребил свою власть на то, чтобы из всех представлявшихся ему путей деятельности выбрать то, что было глупее и пагубнее всего. Из всего, что мог сделать Наполеон: зимовать в Москве, идти на Петербург, идти на Нижний Новгород, идти назад, севернее или южнее, тем путем, которым пошел потом Кутузов, – ну что бы ни придумать, глупее и пагубнее того, что сделал Наполеон, то есть оставаться до октября в Москве, предоставляя войскам грабить город, потом, колеблясь, оставить или не оставить гарнизон, выйти из Москвы, подойти к Кутузову, не начать сражения, пойти вправо, дойти до Малого Ярославца, опять не испытав случайности пробиться, пойти не по той дороге, по которой пошел Кутузов, а пойти назад на Можайск и по разоренной Смоленской дороге, – глупее этого, пагубнее для войска ничего нельзя было придумать, как то и показали последствия. Пускай самые искусные стратегики придумают, представив себе, что цель Наполеона состояла в том, чтобы погубить свою армию, придумают другой ряд действий, который бы с такой же несомненностью и независимостью от всего того, что бы ни предприняли русские войска, погубил бы так совершенно всю французскую армию, как то, что сделал Наполеон.
Гениальный Наполеон сделал это. Но сказать, что Наполеон погубил свою армию потому, что он хотел этого, или потому, что он был очень глуп, было бы точно так же несправедливо, как сказать, что Наполеон довел свои войска до Москвы потому, что он хотел этого, и потому, что он был очень умен и гениален.