Варшавский университет

Варшавский университет (УВ)
Оригинальное название	Uniwersytet Warszawski
Год основания	19 ноября 1816
Тип	публичный
Ректор	Марцин Палыс (польск. Marcin Pałys)
Студенты	56 858 (ноябрь 2005)
Докторантура	2 148
Расположение	Польша Польша, Варшава
Кампус	Городской
Сайт	[uw.edu.pl pl]

К:Учебные заведения, основанные в 1816 году

Варша́вский университе́т (польск. Uniwersytet Warszawski, лат. Universitas Varsoviensis) — одно из крупнейших и самых престижных государственных высших учебных заведений Польши, основанное в 1816 году в Царстве Польском Российской империи. Более 60 тыс. студентов (по данным на осень 2004 года).

Британский журнал «Таймс» включил университет в число 200 лучших университетов мира.

История

Основан при Александре I и открыт 20 сентября 1817 г., назывался Королевским и состоял из 5 отделений: теологии, права и наук административных. Указом 30 марта 1830 г. Университету, согласно ходатайству его совета, присвоено было наименование Александровского, но Польское восстание 1830 года привело к его закрытию.

В 1831 г. князь Паскевич, представляя проект общего преобразования учебной части в Царстве Польском, предлагал реорганизовать Университет и образовать две высшие школы: медицины и права; но император Николай I предписал временно закрыть все высшие школы в крае. Затем Царство Польское одно время оставалось без особого учреждения для высшего образования, которое стремились обеспечить путём расширения программ средних учебных заведений. В 1833 г. во всех главнейших городах Царства было основано по 8-классной гимназии, а в Варшаве и в бывшем воеводстве Августовском были открыты по две такие гимназии. Первые 5 классов носили в них характер общеобразовательный, последние же три подразделялись на два отделения: филологическое и физико-математическое; первое имело своим назначением подготовлять молодых людей к службе гражданской и к поступлению в университеты (русские), второе подготовляло к службе военной, гражданской и к деятельности на поприще промышленности. В 1840 г. при гимназиях открыты были ещё дополнительные юридические курсы (Kursa prawne dodatkowe) для подготовления кандидатов на низшие судебные должности; в том же году основаны были в Варшаве особые юридические курсы (Kursa prawne w Warszawie) с более обширной программой, и кроме того, при Петербургском и Московском университетах открыты были по две польские кафедры: одна — гражданского права и судопроизводства, другая — уголовного и административного права. На юридических курсах в Варшаве, кроме общих юридических предметов, которые преподавались на польском языке, излагались ещё на русском языке: Свод Законов Российских, история и статистика Русского государства и русская литература; для преподавания истории римского права мог быть употреблён или русский язык, или латинский. В 1846 году курсы были закрыты, после чего усилился наплыв польских студентов в столичные университеты.

Со вступлением на престол императора Александра II правительство нашло возможным приступить к организации высшего образования в самом Царстве Польском, за что горячо ратовал маркиз Велепольский. По его мысли 28 октября 1861 года открыты были в Варшаве приготовительные курсы (Kursa przygotowawcze), которые должны были и подготовить почву для Университета. На этих курсах преподавались: логика и психология, всеобщая история с географией, математика, древние языки, литературы польская и русская, новые языки. Через год маркизу Велепольскому удалось объединить это высшее учебное заведение с раньше открытой Медицинской академией. 25 ноября 1862 г. состоялось торжественное открытие Варшавской Главной школы, которая состояла из 4 отделений: историко-филологического, физико-математического, юридического и медицинского. Первое отделение подразделялось на 3 отдела: классических языков, славянских наречий и исторических наук; второе — на два отдела, наук математических и естественных. Окончившим курс наук Главная школа давала степень магистра, которая соответствовала степени кандидата русск. университетов.

С 1866 г. каждый поступающий в студенты Главной школы обязан был выдержать испытание из русского языка в особом комитете, составленном из русских преподавателей; наличные студенты должны были в этом же комитете подвергнуться такому испытанию при переходе из второго курса на третий и при окончании наук. В 1867 г. бывшая правительственная комиссия народного просвещения в Царстве Польском была закрыта, учрежден был Варшавский учебный округ, и Варшавская Главная школа поступила в ведение министерства народного просвещения. Вскоре Главная школа, по мысли гр. Д. А. Толстого, была преобразована в Императорский Варшавский университет, который был открыт, в составе 4 факультетов, 12 октября 1869 г. Устав этого Университета, изданный 8 июня 1869 г., проводит начала общего устава российских университетов 1863 г., со значительными, однако, отличиями в смысле ограничения университетского самоуправления.

Прежним преподавателям Главной школы предоставлен был трёхлетний срок для получения докторской степени, необходимой для утверждения в звании профессора Университета, причём им дана была льгота представлять диссертации прямо на доктора соответствующих наук, минуя степень магистра. Для изучение русского языка им дан был двухлетний срок, после которого они должны были приступить к чтению лекций на государственном русском языке. При самом открытии Университета всех лиц, определенных в должности профессоров, доцентов, прозекторов и лекторов, было 56; из них 31 получили образование в русских университетах, а из остальных 25 трое были тогда же признаны способными продолжать преподавание на русском языке. Студентов состояло при открытии Университета 1036. Ректором назначен был харьковский профессор П. А. Лавровский, которого в 1872 г. сменил Η. Μ. Благовещенский. Им обоим удалось сосредоточить на историко-филологическом факультете большие научные силы из области славяноведения. Таковы, кроме самого П. А. Лавровского, М. А. Колосов, А. С. Будилович, О. О. Первольф, также Ф. Ф. Зигель, занимающий кафедру истории славянских законодательств на юридическом факультете.

В 1886 г. разрешено было временно принимать в число студентов Императорского Варшавского университета, по факультетам физико-математическому и историко-филологическому, воспитанников православных духовных семинарий, окончивших полный курс семинарского образования по первому разряду. При приёме в студенты Университета все воспитанники семинарий подвергались испытанию по русскому языку и по русской истории; кроме того, поступающие на историко-филологический факультет держали экзамен по древним языкам и всеобщей истории, а поступающие на физико-математический — по математике и физике.

Всех студентов к 1 января 1889 г. было 1151, в том числе 28 воспитанников духовных семинарий. Всех штатных преподавателей к 1 января 1889 года 79, из них ординарных профессоров 33, а экстраординарных 23; кроме того, сверх штата состояло 6 ординарных профессоров, 10 экстраординарных, 1 лаборант, 3 помощника прозектора и 1 приват-доцент. Таким образом, преподавателей всех категорий по всем факультетам было 94. На содержание Университета в 1888 г. ассигновано было из государственного казначейства 270679 руб. 73 коп.; в эту сумму не входят проценты от пожертвованных капиталов на стипендии и пособия (9436 руб. 82 коп.), суммы, назначенные на вспомоществование недостаточным студентам (6592 руб. 37 коп.) и сбор за слушание лекций, в размере 100 руб. в год. В ведение Университета передана бывшая Варшавская Главная библиотека; при Университете работал ботанический сад, астрономическая и метеорологическая обсерватория (3089 приборов и предметов), кабинеты: зоологический (98000 предметов), минералогический и палеонтологический (21000 предметов), ботанический (5875 предметов), археологический (1987 предметов), лаборатории и клиники. В ведении университета состояли ещё два учебных заведения: Институт для образования повивальных бабок (в 1888 г. 35 учениц) и Фельдшерская школа (64 ученика).

В 1906 г., когда общественность ходатайствовала о создании университета в Саратове, ректором Варшавского университета поднимался вопрос о возможном переводе туда факультетов Варшавского университета в качестве базы для будущего учебного заведения. После начала Первой мировой войны университет был эвакуирован в Новочеркасск, где было продолжено обучение студентов. Для этого ряд учащихся был отозван с фронта и санитарных учреждений.

Преподавание и делопроизводство в Императорском Варшавском университете до 1917 года велось на русском языке.

Расположение

Руководство, часть администрации и некоторые из подразделений университета занимают помещения в старинных зданиях на улице Краковское предместье (официальный адрес университета — Krakowskie Przedmieście 26/28, 00-927 Warszawa; телефон: +48 (22) 552-0355). В старом здании университетской библиотеки располагаются лекционные помещения; библиотека же переместилась в новый библиотечный корпус на Доброй улице.

За главными корпусами университета располагается в числе прочих Экономический факультет (Длуга улица — Муранов — Нове Място), Факультет психологии (Муранов — ул. Ставки), Факультет прикладной лингвистики и восточнославянской филологии, Факультет управления (Мокотов — Штурмова ул.), Факультет общественных наук (Центр — Журавья ул.) и Институт социологии (Карова ул. 18).

В районе Южное Средместье расположены:

• Институт англистики (ул. Хожа 69, до 2014 корпус факультета физики);
• Институт международных отношений (Журавья ул.);
• Педагогический факультет (Мокотовская ул.).

В районе Охота расположены:

• Биологический факультет;
• Химический факультет;
• Геологический факультет;
• Факультет математики, информатики и механики;
• Междисциплинарный центр математического и компьютерного моделирования.
• Институт Менеджмента (Штурмова 3)
• Факультет физики (Пастера 5)

Известные выпускники

См. также: Категория:Выпускники Варшавского университета

Список выпускников

• Бачинский, Кшиштоф Камиль — польский поэт
• Бегин, Менахем — премьер-министр Израиля
• Вага, Яков — польский ботаник
• Вейберг, Зигмунт — польский учёный-химик, минералог.
• Гомбрович, Витольд — польский писатель
• Гурвич, Леонид — лауреат Нобелевской премии
• Дехнель, Яцек — польский поэт
• Жабинский, Юзеф — польский шахматист
• Зайдель, Януш Анджей (1938—1985)— писатель-фантаст
• Згленицкий, Витольд (1850—1904) — польский и российский геолог.
• Качиньский, Лех — президент Польши
• Коморовский Бронислав — президент Польши
• Конаре, Альфа Умар — президент Республики Мали
• Курдюмов, Михаил Григорьевич (1869—1924) — российский учёный-архивист, археограф.
• Мазовецкий, Тадеуш — премьер-министр Польши
• Миколейко, Збигнев — польский философ, историк религии и идеи
• Нусбаум-Гиларович, Иосиф — естествоиспытатель, зоолог
• Плохарский, Войчех — польский журналист, автор, композитор, путешественник
• Прус, Болеслав — польский писатель
• Ротблат, Джозеф — лауреат Нобелевской премии
• Сарновский, Стефан — польский философ
• Северский, Ежи (1932—2000) — писатель, критик, сценарист, заслуженный деятель культуры Польши
• Словцов, Пётр Иванович — выдающийся русский тенор в 1908 году учился на юрфаке.
• Стрельников, Дмитрий Александрович — русский и польский писатель, биолог и журналист
• Хитров, Фёдор Михайлович, профессор, хирург
• Шамир, Ицхак — премьер-министр Израиля
• Шопен, Фредерик — выдающийся польский композитор
• Якубовский, Ян Зыгмунт — польский литературовед и литературный критик
• Царь, Станислав — маршал Сейма Польской Республики (1935—1938).

Известные преподаватели

См. также: Категория:Преподаватели Варшавского университета

Список педагогов

• Агаджанянц, Карапет Саркисович (1876—1955) — российский психиатр.
• Аксер, Ежи — филолог-классик, театровед.
• Александрович, Юрий Осипович — ботаник.
• Анисимов, Василий Афанасьевич — математик.
• Бассалик, Казимеж — ботаник, микробиолог, профессор кафедры физиологии растений.
• Беляев, Владимир Иванович — ботаник.
• Гирштовт, Поликарп Андреевич — медик.
• Гиршфельд, Людвиг Маврикий — анатом.
• Гойер, Генрих Фердинандович — гистолог.
• Грот, Константин Яковлевич — филолог-славист.
• Дмоховский, Антоний — биохимик.
• Каменский, Михаил Михайлович — астроном.
• Кареев, Николай Иванович — историк, философ, социолог.
• Карский, Евфимий Фёдорович — филолог-славист, основатель белорусского языкознания и литературоведения.
• Ковалевский, Осип Михайлович — филолог и историк, декан историко-филологического факультета в 1862—1878 годах
• Колосов, Митрофан Алексеевич — филолог.
• Кориот, Иосиф — картограф, топограф
• Краснов, Александр Васильевич (1866—1911) — профессор по кафедре астрономии и геодезии
• Лавровский, Пётр Алексеевич — филолог, ректор университета в 1869—1872 годах.
• Мазур, Станислав — польский учёный, математик, профессор, доктор Honoris causa.
• Ментин, Николай Фёдорович — профессор фармации и фармакогнозии.
• Нейгебауэр, Людвиг Адольф — медик, профессор на кафедре медицины.
• Петрушевский, Дмитрий Моисеевич — историк-медиевист
• Полевой, Пётр Николаевич — историк литературы, писатель, переводчик, критик и редактор.
• Фогель, Зигмунт — художник.
• Холевиньский, Владислав Иванович — профессор права.
• Цветаев, Иван Владимирович — историк, археолог, филолог и искусствовед.
• Щербаков, Алексей Иванович — врач—терапевт, профессор по кафедре госпитальной терапевтической клиники.
• Яковлев, Владимир Алексеевич — историк русской литературы.
• Ящинский, Семён Никанорович — врач.

Ректоры

Имя	Годы работы
Швейковский, Войцех Анзельм (Szweykowski Ks. Wojciech)	1818 — 1831
Шкродский, Юзеф Кароль (Skrodzki Józef Karol)	1831
Цыцурин, Фёдор Степанович (президент Варшавской медико-хирургической академии)	1857 — 1861
Мяновский, Иосиф Игнатьевич (ректор Варшавской главной школы)	1862 — 1869
Лавровский, Петр Алексеевич	1869 — 1872
Благовещенский, Николай Михайлович	1872 — 1883
Лавровский, Николай Алексеевич	1883 — 1890
Сонин, Николай Яковлевич	и. о. ректора 1885, 1890
Будилович, Антон Семёнович	1890 — 1892
Щелков, Иван Петрович	1892 — 1894
Шалфеев, Михаил Иванович	1894 — 1895; 1898
Ковалевский, Павел Иванович	1895 — 1897
Зенгер, Григорий Эдуардович	1897 — 1899
Ульянов, Григорий Константинович	1899 — 1904
Зилов, Пётр Алексеевич	и. о. ректора 1904
Карский, Евфимий Фёдорович	1905 — 1911
Кудревецкий, Василий Васильевич	1911 — 1912
Трепицын, Иван Николаевич	1913 — 1914
Вехов, Сергей Иванович	1914 — 1915
Брудзинский, Йозеф (Brudziński Józef)	1915 — 1917
Антоний Костанецкий (Antoni Kostanecki)	1917 — 1919
Станислав Йозеф Тугутт (Stanisław Józef Thugutt)	1919 — 1920
Ян Кароль Кохановский (Jan Karol Kochanowski)	1920 — 1921
Ян Мазуркевич (Jan Mazurkiewicz)	1921 — 1922
Лукасевич, Ян	1922 — 1923; 1931—1932
Ignacy Koschembahr-Łyskowski	1923 — 1924
Franciszek Kryształowicz	1924 — 1925
Стефан Пеньковский (Stefan Pieńkowski)	1925 — 1926; 1933—1936; 1945—1947
Bolesław Hryniewiecki	1926 — 1927
Ks. Antoni Szlagowski	1927 — 1928
Gustaw Przychocki	1928 — 1929
Тадеуш Бжески (Tadeusz Brzeski)	1929 — 1930
Mieczysław Michałowicz	1930 — 1931
Юзеф Уейский (Józef Ujejski)	1932 — 1933
Влодзимеж Антоневич (Włodzimierz Antoniewicz)	1936 — 1939
Jerzy Modrakowski	1939
Franciszek Czubaiski	1947 — 1949
Jan Wasilkowski	1949 — 1952
Stanisław Turski	1952 — 1969
Зигмунт Рыбицкий (Zygmunt Rybicki)	1969 — 1980
Хенрик Самсонович (Henryk Samsonowicz)	1980 — 1982
Kazimierz Albin Dobrowolski	1982 — 1985
Klemens Szaniawski (Rector electus)	1984
Гжегож Бялковский (Grzegorz Białkowski)	1985 — 1989
Анджей Каэтан Вроблевский (Andrzej Kajetan Wróblewski)	1989 — 1993
Włodzimierz Siwiński	1993 — 1999
Piotr Węgleński	1999 — 2005
Катажина Халасиньская-Мацуков (Katarzyna Chałasińska-Macukow)	2005 — 2012
Marcin Pałys	c 2012

См. также

• Астрономическая обсерватория Островик — Северная наблюдательная станция астрономической обсерватории Варшавского университета
• Южный федеральный университет

Литература

• Варшавский университет // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• A. Kraushar. Siedmiolecie Szkoły Głównej Warszawskiej, Wydział prawa i administracyi. Варшава, 1883.

Ссылки

• [www.uw.edu.pl/ Официальный сайт Варшавского университета]

Отрывок, характеризующий Варшавский университет

Князь Андрей приехал в главную квартиру армии в конце июня. Войска первой армии, той, при которой находился государь, были расположены в укрепленном лагере у Дриссы; войска второй армии отступали, стремясь соединиться с первой армией, от которой – как говорили – они были отрезаны большими силами французов. Все были недовольны общим ходом военных дел в русской армии; но об опасности нашествия в русские губернии никто и не думал, никто и не предполагал, чтобы война могла быть перенесена далее западных польских губерний.
Князь Андрей нашел Барклая де Толли, к которому он был назначен, на берегу Дриссы. Так как не было ни одного большого села или местечка в окрестностях лагеря, то все огромное количество генералов и придворных, бывших при армии, располагалось в окружности десяти верст по лучшим домам деревень, по сю и по ту сторону реки. Барклай де Толли стоял в четырех верстах от государя. Он сухо и холодно принял Болконского и сказал своим немецким выговором, что он доложит о нем государю для определения ему назначения, а покамест просит его состоять при его штабе. Анатоля Курагина, которого князь Андрей надеялся найти в армии, не было здесь: он был в Петербурге, и это известие было приятно Болконскому. Интерес центра производящейся огромной войны занял князя Андрея, и он рад был на некоторое время освободиться от раздражения, которое производила в нем мысль о Курагине. В продолжение первых четырех дней, во время которых он не был никуда требуем, князь Андрей объездил весь укрепленный лагерь и с помощью своих знаний и разговоров с сведущими людьми старался составить себе о нем определенное понятие. Но вопрос о том, выгоден или невыгоден этот лагерь, остался нерешенным для князя Андрея. Он уже успел вывести из своего военного опыта то убеждение, что в военном деле ничего не значат самые глубокомысленно обдуманные планы (как он видел это в Аустерлицком походе), что все зависит от того, как отвечают на неожиданные и не могущие быть предвиденными действия неприятеля, что все зависит от того, как и кем ведется все дело. Для того чтобы уяснить себе этот последний вопрос, князь Андрей, пользуясь своим положением и знакомствами, старался вникнуть в характер управления армией, лиц и партий, участвовавших в оном, и вывел для себя следующее понятие о положении дел.
Когда еще государь был в Вильне, армия была разделена натрое: 1 я армия находилась под начальством Барклая де Толли, 2 я под начальством Багратиона, 3 я под начальством Тормасова. Государь находился при первой армии, но не в качестве главнокомандующего. В приказе не было сказано, что государь будет командовать, сказано только, что государь будет при армии. Кроме того, при государе лично не было штаба главнокомандующего, а был штаб императорской главной квартиры. При нем был начальник императорского штаба генерал квартирмейстер князь Волконский, генералы, флигель адъютанты, дипломатические чиновники и большое количество иностранцев, но не было штаба армии. Кроме того, без должности при государе находились: Аракчеев – бывший военный министр, граф Бенигсен – по чину старший из генералов, великий князь цесаревич Константин Павлович, граф Румянцев – канцлер, Штейн – бывший прусский министр, Армфельд – шведский генерал, Пфуль – главный составитель плана кампании, генерал адъютант Паулучи – сардинский выходец, Вольцоген и многие другие. Хотя эти лица и находились без военных должностей при армии, но по своему положению имели влияние, и часто корпусный начальник и даже главнокомандующий не знал, в качестве чего спрашивает или советует то или другое Бенигсен, или великий князь, или Аракчеев, или князь Волконский, и не знал, от его ли лица или от государя истекает такое то приказание в форме совета и нужно или не нужно исполнять его. Но это была внешняя обстановка, существенный же смысл присутствия государя и всех этих лиц, с придворной точки (а в присутствии государя все делаются придворными), всем был ясен. Он был следующий: государь не принимал на себя звания главнокомандующего, но распоряжался всеми армиями; люди, окружавшие его, были его помощники. Аракчеев был верный исполнитель блюститель порядка и телохранитель государя; Бенигсен был помещик Виленской губернии, который как будто делал les honneurs [был занят делом приема государя] края, а в сущности был хороший генерал, полезный для совета и для того, чтобы иметь его всегда наготове на смену Барклая. Великий князь был тут потому, что это было ему угодно. Бывший министр Штейн был тут потому, что он был полезен для совета, и потому, что император Александр высоко ценил его личные качества. Армфельд был злой ненавистник Наполеона и генерал, уверенный в себе, что имело всегда влияние на Александра. Паулучи был тут потому, что он был смел и решителен в речах, Генерал адъютанты были тут потому, что они везде были, где государь, и, наконец, – главное – Пфуль был тут потому, что он, составив план войны против Наполеона и заставив Александра поверить в целесообразность этого плана, руководил всем делом войны. При Пфуле был Вольцоген, передававший мысли Пфуля в более доступной форме, чем сам Пфуль, резкий, самоуверенный до презрения ко всему, кабинетный теоретик.
Кроме этих поименованных лиц, русских и иностранных (в особенности иностранцев, которые с смелостью, свойственной людям в деятельности среди чужой среды, каждый день предлагали новые неожиданные мысли), было еще много лиц второстепенных, находившихся при армии потому, что тут были их принципалы.
В числе всех мыслей и голосов в этом огромном, беспокойном, блестящем и гордом мире князь Андрей видел следующие, более резкие, подразделения направлений и партий.
Первая партия была: Пфуль и его последователи, теоретики войны, верящие в то, что есть наука войны и что в этой науке есть свои неизменные законы, законы облического движения, обхода и т. п. Пфуль и последователи его требовали отступления в глубь страны, отступления по точным законам, предписанным мнимой теорией войны, и во всяком отступлении от этой теории видели только варварство, необразованность или злонамеренность. К этой партии принадлежали немецкие принцы, Вольцоген, Винцингероде и другие, преимущественно немцы.
Вторая партия была противуположная первой. Как и всегда бывает, при одной крайности были представители другой крайности. Люди этой партии были те, которые еще с Вильны требовали наступления в Польшу и свободы от всяких вперед составленных планов. Кроме того, что представители этой партии были представители смелых действий, они вместе с тем и были представителями национальности, вследствие чего становились еще одностороннее в споре. Эти были русские: Багратион, начинавший возвышаться Ермолов и другие. В это время была распространена известная шутка Ермолова, будто бы просившего государя об одной милости – производства его в немцы. Люди этой партии говорили, вспоминая Суворова, что надо не думать, не накалывать иголками карту, а драться, бить неприятеля, не впускать его в Россию и не давать унывать войску.
К третьей партии, к которой более всего имел доверия государь, принадлежали придворные делатели сделок между обоими направлениями. Люди этой партии, большей частью не военные и к которой принадлежал Аракчеев, думали и говорили, что говорят обыкновенно люди, не имеющие убеждений, но желающие казаться за таковых. Они говорили, что, без сомнения, война, особенно с таким гением, как Бонапарте (его опять называли Бонапарте), требует глубокомысленнейших соображений, глубокого знания науки, и в этом деле Пфуль гениален; но вместе с тем нельзя не признать того, что теоретики часто односторонни, и потому не надо вполне доверять им, надо прислушиваться и к тому, что говорят противники Пфуля, и к тому, что говорят люди практические, опытные в военном деле, и изо всего взять среднее. Люди этой партии настояли на том, чтобы, удержав Дрисский лагерь по плану Пфуля, изменить движения других армий. Хотя этим образом действий не достигалась ни та, ни другая цель, но людям этой партии казалось так лучше.
Четвертое направление было направление, которого самым видным представителем был великий князь, наследник цесаревич, не могший забыть своего аустерлицкого разочарования, где он, как на смотр, выехал перед гвардиею в каске и колете, рассчитывая молодецки раздавить французов, и, попав неожиданно в первую линию, насилу ушел в общем смятении. Люди этой партии имели в своих суждениях и качество и недостаток искренности. Они боялись Наполеона, видели в нем силу, в себе слабость и прямо высказывали это. Они говорили: «Ничего, кроме горя, срама и погибели, из всего этого не выйдет! Вот мы оставили Вильну, оставили Витебск, оставим и Дриссу. Одно, что нам остается умного сделать, это заключить мир, и как можно скорее, пока не выгнали нас из Петербурга!»
Воззрение это, сильно распространенное в высших сферах армии, находило себе поддержку и в Петербурге, и в канцлере Румянцеве, по другим государственным причинам стоявшем тоже за мир.
Пятые были приверженцы Барклая де Толли, не столько как человека, сколько как военного министра и главнокомандующего. Они говорили: «Какой он ни есть (всегда так начинали), но он честный, дельный человек, и лучше его нет. Дайте ему настоящую власть, потому что война не может идти успешно без единства начальствования, и он покажет то, что он может сделать, как он показал себя в Финляндии. Ежели армия наша устроена и сильна и отступила до Дриссы, не понесши никаких поражений, то мы обязаны этим только Барклаю. Ежели теперь заменят Барклая Бенигсеном, то все погибнет, потому что Бенигсен уже показал свою неспособность в 1807 году», – говорили люди этой партии.
Шестые, бенигсенисты, говорили, напротив, что все таки не было никого дельнее и опытнее Бенигсена, и, как ни вертись, все таки придешь к нему. И люди этой партии доказывали, что все наше отступление до Дриссы было постыднейшее поражение и беспрерывный ряд ошибок. «Чем больше наделают ошибок, – говорили они, – тем лучше: по крайней мере, скорее поймут, что так не может идти. А нужен не какой нибудь Барклай, а человек, как Бенигсен, который показал уже себя в 1807 м году, которому отдал справедливость сам Наполеон, и такой человек, за которым бы охотно признавали власть, – и таковой есть только один Бенигсен».
Седьмые – были лица, которые всегда есть, в особенности при молодых государях, и которых особенно много было при императоре Александре, – лица генералов и флигель адъютантов, страстно преданные государю не как императору, но как человека обожающие его искренно и бескорыстно, как его обожал Ростов в 1805 м году, и видящие в нем не только все добродетели, но и все качества человеческие. Эти лица хотя и восхищались скромностью государя, отказывавшегося от командования войсками, но осуждали эту излишнюю скромность и желали только одного и настаивали на том, чтобы обожаемый государь, оставив излишнее недоверие к себе, объявил открыто, что он становится во главе войска, составил бы при себе штаб квартиру главнокомандующего и, советуясь, где нужно, с опытными теоретиками и практиками, сам бы вел свои войска, которых одно это довело бы до высшего состояния воодушевления.
Восьмая, самая большая группа людей, которая по своему огромному количеству относилась к другим, как 99 к 1 му, состояла из людей, не желавших ни мира, ни войны, ни наступательных движений, ни оборонительного лагеря ни при Дриссе, ни где бы то ни было, ни Барклая, ни государя, ни Пфуля, ни Бенигсена, но желающих только одного, и самого существенного: наибольших для себя выгод и удовольствий. В той мутной воде перекрещивающихся и перепутывающихся интриг, которые кишели при главной квартире государя, в весьма многом можно было успеть в таком, что немыслимо бы было в другое время. Один, не желая только потерять своего выгодного положения, нынче соглашался с Пфулем, завтра с противником его, послезавтра утверждал, что не имеет никакого мнения об известном предмете, только для того, чтобы избежать ответственности и угодить государю. Другой, желающий приобрести выгоды, обращал на себя внимание государя, громко крича то самое, на что намекнул государь накануне, спорил и кричал в совете, ударяя себя в грудь и вызывая несоглашающихся на дуэль и тем показывая, что он готов быть жертвою общей пользы. Третий просто выпрашивал себе, между двух советов и в отсутствие врагов, единовременное пособие за свою верную службу, зная, что теперь некогда будет отказать ему. Четвертый нечаянно все попадался на глаза государю, отягченный работой. Пятый, для того чтобы достигнуть давно желанной цели – обеда у государя, ожесточенно доказывал правоту или неправоту вновь выступившего мнения и для этого приводил более или менее сильные и справедливые доказательства.
Все люди этой партии ловили рубли, кресты, чины и в этом ловлении следили только за направлением флюгера царской милости, и только что замечали, что флюгер обратился в одну сторону, как все это трутневое население армии начинало дуть в ту же сторону, так что государю тем труднее было повернуть его в другую. Среди неопределенности положения, при угрожающей, серьезной опасности, придававшей всему особенно тревожный характер, среди этого вихря интриг, самолюбий, столкновений различных воззрений и чувств, при разноплеменности всех этих лиц, эта восьмая, самая большая партия людей, нанятых личными интересами, придавала большую запутанность и смутность общему делу. Какой бы ни поднимался вопрос, а уж рой этих трутней, не оттрубив еще над прежней темой, перелетал на новую и своим жужжанием заглушал и затемнял искренние, спорящие голоса.
Из всех этих партий, в то самое время, как князь Андрей приехал к армии, собралась еще одна, девятая партия, начинавшая поднимать свой голос. Это была партия людей старых, разумных, государственно опытных и умевших, не разделяя ни одного из противоречащих мнений, отвлеченно посмотреть на все, что делалось при штабе главной квартиры, и обдумать средства к выходу из этой неопределенности, нерешительности, запутанности и слабости.
Люди этой партии говорили и думали, что все дурное происходит преимущественно от присутствия государя с военным двором при армии; что в армию перенесена та неопределенная, условная и колеблющаяся шаткость отношений, которая удобна при дворе, но вредна в армии; что государю нужно царствовать, а не управлять войском; что единственный выход из этого положения есть отъезд государя с его двором из армии; что одно присутствие государя парализует пятьдесят тысяч войска, нужных для обеспечения его личной безопасности; что самый плохой, но независимый главнокомандующий будет лучше самого лучшего, но связанного присутствием и властью государя.
В то самое время как князь Андрей жил без дела при Дриссе, Шишков, государственный секретарь, бывший одним из главных представителей этой партии, написал государю письмо, которое согласились подписать Балашев и Аракчеев. В письме этом, пользуясь данным ему от государя позволением рассуждать об общем ходе дел, он почтительно и под предлогом необходимости для государя воодушевить к войне народ в столице, предлагал государю оставить войско.
Одушевление государем народа и воззвание к нему для защиты отечества – то самое (насколько оно произведено было личным присутствием государя в Москве) одушевление народа, которое было главной причиной торжества России, было представлено государю и принято им как предлог для оставления армии.

Х
Письмо это еще не было подано государю, когда Барклай за обедом передал Болконскому, что государю лично угодно видеть князя Андрея, для того чтобы расспросить его о Турции, и что князь Андрей имеет явиться в квартиру Бенигсена в шесть часов вечера.
В этот же день в квартире государя было получено известие о новом движении Наполеона, могущем быть опасным для армии, – известие, впоследствии оказавшееся несправедливым. И в это же утро полковник Мишо, объезжая с государем дрисские укрепления, доказывал государю, что укрепленный лагерь этот, устроенный Пфулем и считавшийся до сих пор chef d'?uvr'ом тактики, долженствующим погубить Наполеона, – что лагерь этот есть бессмыслица и погибель русской армии.
Князь Андрей приехал в квартиру генерала Бенигсена, занимавшего небольшой помещичий дом на самом берегу реки. Ни Бенигсена, ни государя не было там, но Чернышев, флигель адъютант государя, принял Болконского и объявил ему, что государь поехал с генералом Бенигсеном и с маркизом Паулучи другой раз в нынешний день для объезда укреплений Дрисского лагеря, в удобности которого начинали сильно сомневаться.
Чернышев сидел с книгой французского романа у окна первой комнаты. Комната эта, вероятно, была прежде залой; в ней еще стоял орган, на который навалены были какие то ковры, и в одном углу стояла складная кровать адъютанта Бенигсена. Этот адъютант был тут. Он, видно, замученный пирушкой или делом, сидел на свернутой постеле и дремал. Из залы вели две двери: одна прямо в бывшую гостиную, другая направо в кабинет. Из первой двери слышались голоса разговаривающих по немецки и изредка по французски. Там, в бывшей гостиной, были собраны, по желанию государя, не военный совет (государь любил неопределенность), но некоторые лица, которых мнение о предстоящих затруднениях он желал знать. Это не был военный совет, но как бы совет избранных для уяснения некоторых вопросов лично для государя. На этот полусовет были приглашены: шведский генерал Армфельд, генерал адъютант Вольцоген, Винцингероде, которого Наполеон называл беглым французским подданным, Мишо, Толь, вовсе не военный человек – граф Штейн и, наконец, сам Пфуль, который, как слышал князь Андрей, был la cheville ouvriere [основою] всего дела. Князь Андрей имел случай хорошо рассмотреть его, так как Пфуль вскоре после него приехал и прошел в гостиную, остановившись на минуту поговорить с Чернышевым.