Василевич, Григорий Михайлович
| Григорий Михайлович Василевич | |
 Григорий Василевич, 1926 г. | |
| Род деятельности: | |
|---|---|
| Дата рождения: |
12 августа (25 августа) 1904 |
| Место рождения: | |
| Гражданство: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Супруга: |
Мария Васильевна Василевич (Николаева) |
| Дети: |
дочь - Виктория, |
Григо́рий Миха́йлович Василе́вич (1904—1976) — советский скульптор.
Начало биографии
Григорий Михайлович родился 25 августа 1904 года в губернском городе Российской империи — Екатеринославе. Его отец работал в Центральной ремонтной службе движения железной дороги. В настоящее время это днепропетровский завод «Светофор». Мать была домохозяйкой. В семье росло ещё двое детей — сын Василий и дочь Мария.
Окончание екатеринославского реального училища совпало с перипетиями революции и гражданской войны. Дальнейшее образование было продолжено в Киеве. Григорий обучался в «Киевском институте пластических искусств», созданном из «Киевской академии художества». В наше время это украинская Национальная академия изобразительного искусства и архитектуры. Его учителями стали такие известные мастера как, например, С. А. Гиляров (история искусств) и В. А. Фельдман (рисунок).
В 1926 году, по окончании скульптурного факультета, Григорий для работы по специальности возвращается в Екатеринослав. Его приезд совпал с переименованием города в Днепропетровск.
20 — 30-е годы
Завершая обучение в Киеве, Григорий для дипломной работы выбрал скульптурный портрет своего земляка и участника революции 1905 года — А. Я. Булыгина. Этому способствовало два обстоятельства. Во-первых, конкурс объявленный в Днепропетровске на создание такого памятника. Во-вторых, то, что образ Андрея Булыгина должен был стать портретом фактического ровесника самого Григория. Результат оказался неожиданным. Дипломный бюст революционера выиграл городской конкурс и в 1926 году установлен как памятник[1]:304-307. Монумент до наших дней стоит в Днепропетровске на улице Булыгина[2].
Довоенные работы Г. Василевича — скульптурные композиции и рельефы были востребованы не только в Днепропетровске, но и в других частях Украины, включая её столицу[3]. Он принимал участие в оформлении здания Управления Сталинской железной дороги, ряда административных зданий, кинотеатров и т. п.
Годы войны
С первых дней Великой отечественной войны Григорий Василевич был мобилизован в инженерные войска. Попал в плен и концлагерь. В 1943 году был освобождён. По возвращении прошёл фильтрационный лагерь НКВД располагавшийся в Донецке. В 1944 году его демобилизовали по состоянию здоровья и он вновь приступил к творческой работе в Днепропетровске.
Завершающий этап
Первые годы его мирной жизни были преимущественно связаны с восстановлением разрушенного. Среди прочего, сразу после демобилизации, в 1944 году, Григорию Михайловичу пришлось реставрировать свою первую, ещё юношескую работу — памятник А. Я. Булыгину[4].
Одной из наиболее крупных работ тех лет, среди сохранившихся, является скульптурная группа «Памятника Коммунарам»[5]. Его высота 8,5 метров. Представляет собой четыре фигуры на постаменте: рабочий с развернутым знаменем, солдат, матрос и студент. Памятник был открыт 17 мая 1958 года на пересечении проспекта Воронцова с улицей Каруны в Днепропетровске, на месте захоронения сражавшихся с австро-немецкими оккупантами, петлюровцами и деникинцами в 1917—1919 гг[6]. Архитектурное решение сделал известный украинский зодчий — Дмитрий Скоробогатов[7].
Выйдя в 1964 году на пенсию, Григорий Василевич продолжил творческую деятельность как по месту постоянной работы в Монументально-Скульптурных мастерских Днепропетровска, так и в области литературы. В это время им написано несколько книг по истории искусства.
Умер Григорий Михайлович 12 июля 1976 года от онкологического заболевания. Похоронен на Сурско-Литовском кладбище Днепропетровска.
Напишите отзыв о статье "Василевич, Григорий Михайлович"
Примечания
- ↑ Стародубов А. Ф., Самодрига В. В., Иванов С. С. Память истории г. Екатеринослав (г. Днепропетровск) по литературе и воспоминаниям. Издание второе. — Дніпропетровськ, вид-во РВА «Дніпро — VAL», 2003.
- ↑ [www.tourdnepr.com/content/view/362/282/ Памятник Булыгину А. Я. г. Днепропетровск // Сайт Tourdnepr.com]
- ↑ [ukrssr.ru/Kiev/igsukiev-106.html История городов и сёл Украины // Сайт Ukrssr.ru]
- ↑ [www.dneprcity.org/news.php?readmore=336 Трудовой Екатеринослав // Информационный портал Dneprcity.org]
- ↑ [www.dneprcity.org/news.php?readmore=333 На улице Каруны // Информационный портал Dneprcity.org]
- ↑ [politwiki.org/1121/ru/%D0%9F%D0%B0%D0%BC%D1%8F%D1%82%D0%BD%D0%B8%D0%BA-%D0%BA%D0%BE%D0%BC%D0%BC%D1%83%D0%BD%D0%B0%D1%80%D0%B0%D0%BC Памятник коммунарам // Сайт Politwiki.org]
- ↑ [dneprvkv.at.ua/publ/kazachestvo/polezno_znat/istorija_rajonov_dnepropetrovska/28-1-0-118 История районов Днепропетровска // Сайт Dneprvkv.at.ua]
Отрывок, характеризующий Василевич, Григорий Михайлович
– Граф Ростов.– А, хорошо. Оставайся при мне ординарцем.
– Ильи Андреича сын? – сказал Долгоруков.
Но Ростов не отвечал ему.
– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».
Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».
В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
