Капнист, Василий Васильевич

Василий Васильевич Капнист
Дата рождения:	23 февраля 1758(1758-02-23)
Место рождения:	Великая Обуховка, Миргородский полк, Киевская губерния ныне Миргородский район Полтавская область
Дата смерти:	9 ноября 1823(1823-11-09) (65 лет)
Место смерти:	Кибинцы, Полтавская губерния ныне Миргородский район Полтавская область
Гражданство:	Российская империя Российская империя
Род деятельности:	Поэт, драматург
Направление:	Классицизм
Жанр:	Комедия, лирические стихотворения
Язык произведений:	Русский
Подпись:
Файлы на Викискладе

Васи́лий Васи́льевич Капни́ст (12 (23) февраля 1758, село Великая Обуховка, Миргородский полк, Киевская губерния, Российская империя — 28 октября (9 ноября) 1823, село Кибинцы, Миргородский уезд, Полтавская губерния, Российская империя) — русский поэт и драматург, общественный деятель.

Биография

Детство

Василий Капнист родился в имении Обуховка Миргородского уезда Полтавской губернии.

Дед поэта Пётр Христофорович Капнист (Капниссий) - уроженец греческого острова Заната, а его новой родиной стала Малороссийская губерния. Отец поэта Василий Петрович — воин, сотник Слободского полка, впоследствии полковник Миргородского полка и бригадир, был известен в ряде сражений и участвовал в 1737 году во взятии Очакова. За свои доблести был назначен командиром слободских полков, награждён несколькими селами в Миргородском повете. Это был незаурядный человек, образованный для своего времени, стремившийся дать надлежащее образование своим детям, которых у него было пятеро, а трое последних от второй его жены Софьи Андреевны Дуниной-Борковской (внучки генерального обозного Василия Касперовича Дунина-Борковского). Однако Василию Капнисту не пришлось увидеть шестого ребёнка, будущего поэта. Когда ребёнок появился на свет, отца мобилизовали на войну с Пруссией. А 19 августа 1757 года он пал смертью храбрых в битве при деревне Гросс-Егерсдорф. Мать поэта серьёзно относилась к воспитанию детей, и Василий получил неплохое по тем временам образование, закончив один из лучших петербургских пансионов и освоив ещё дома французский и немецкий языки.

Служба

Когда мальчик подрос, его как сына заслуженного военачальника устроили в школу при лейб-гвардии Измайловском полке. Спустя полгода его произвели в подпрапорщики, а через пятнадцать месяцев в сержанты. В военной школе у Капниста завязалась большая дружба с Н. А. Львовым, который был на несколько лет старше. В 1773 году, во время его перевода в лейб-гвардии Преображенский полк, он познакомился с Державиным, ставшим впоследствии его другом. В то время Державин ещё только начинал свой жизненный путь и сам нуждался в наставнике. В середине 1770-х установились короткие отношения с поэтом-баснописцем Иваном Хемницером.

В июле 1775 года Капнист оставил военную службу и отдался литературному творчеству. Первым произведением поэта, появившимся в печати, была написанная на французском языке в 1774 году, но опубликованная в 1775 году ода по случаю победы над Турцией и заключения Кючук-Кайнарджийского мирного договора. Произведением же, принёсшим поэту известность, стала «Сатира первая», опубликованная в 1780 году, в период запрета политически острых, злободневных сатир, инициатором чего была сама Екатерина II. Однако и после закрытия «Трутня», «Живописца», «Кошелька» — журналов, издававшихся Николаем Новиковым, сатира продолжала существовать и была далеко не безобидной Произведение Капниста было ярким тому подтверждением.

В 1781 году Капнист женился на Александре Алексеевне Дьяковой, сестре жены Львова и жены Державина.

Возвращение на родину

В 1784 году Капнист переехал в своё поместье Обуховку. Там он был избран предводителем дворянства Миргородского уезда, а в 1785 году был избран киевским дворянством в губернские предводители.

В отставке Капнист занимался общественными и литературными делами. В 1785 году он стал членом Российской академии. В 1798 году была поставлена его комедия «Ябеда», запрещённая после четвёртого представления.

В 1896 году Бронислав Дембинский опубликовал обнаруженные им документы, согласно которым некий Капнист в 1791 году посещал Берлин и обсуждал с канцлером Пруссии возможность перехода «его земляков» под прусскую протекцию. Этого визитёра обычно отождествляют либо с Василием Капнистом, либо с его братом Петром. Существует также версия, что им был другой брат Василия — Николай..

Семья

• Отец — Василий Петрович Капнист (? — 1757) — миргородский и киевский полковник Войска Запорожского.
• Мать — Софья Андреевна Дунина-Борковская
• Жена (с 1781)— Александра Алексеевна Дьякова, дочь обер-прокурора Алексея Афанасьевича Дьякова, сестра Марии Львовой и Дарьи Державиной. В браке родились:
  • Екатерина (1784/86—1837) — с 1819 года замужем за коллежским советником Александром Ивановичем Полетикой;
  • Семён (1791/92—1843) — женат с 1823 года на Елене Ивановне Муравьёвой-Апостол;
  • Владимир (1793—1817);
  • Иван (1794/95—1860) — сенатор, женат на Пелагее Ивановне Горленко;
  • София (1794/95—?) — автор мемуаров, с 1840 года замужем за генерал-майором Василием Антоновичем Скалоном;
  • Алексей (1796/97—1867/69) — участник «Союза благоденствия», женат с 1833 года на Ульяне Дмитриевне Белуха-Кохановской;

• Внук — граф Пётр Иванович Капнист (1830—1898), писатель, поэт и драматург.
• Правнучка — Капнист, Мария Ростиславовна (1914—1993), актриса.

Творчество

Поэзия

Капнист примыкал к литературному кружку Львова, в который входили также Державин, Хемницер, Богданович, Оленин. Внимание читающей публики Капнист обратил на себя впервые напечатанной в июньской книге «Санкт-Петербургского вестника» (1780) «Сатирой первой», перепечатанной впоследствии в «Собрании Любителей российской словесности» под заглавием «Сатира первая и последняя».

В 1783 молодой литератор написал торжественную «Оду на рабство», которую, однако, решился напечатать лишь в 1806. В этом произведении Капнист является южно-русским патриотом, вспоминает прежнюю свободу Малороссии и оплакивает наложенные на родину оковы рабства. Поводом к написанию этой оды послужил указ Екатерины II о прикреплении крестьян к помещичьим землям в Киевском, Черниговском и Новгород-Северском наместничествах. В 1786 новый указ Екатерины, повелевавший просителям именоваться «верноподданный» вместо прежнего «раб», побудил Капниста написать «Оду на истребление в России звания раба».

В последующие годы произведения Капниста печатались во многих журналах и альманахах — «Новых ежемесячных сочинениях», «Московском журнале», «Аонидах» Карамзина. Капнист примыкает к сентименталистам во главе с Карамзиным. В 1796 Капнист издал первое собрание своих стихотворений с таким оригинальным двустишием на заголовке:

Капниста я прочел и сердцем сокрушился

Зачем читать учился.

«Ябеда»

Через два года появляется на сцене главное литературное произведение Капниста — комедия «Ябеда». Эта комедия ставилась в репертуаре театров и до появления на сцене «Горя от ума» и «Ревизора», имеющих по своей обличительной тенденции много общего с «Ябедой», пользовалась определенным успехом. Комедия была направлена против взяток и беспорядков, процветавших в судах, и очень резко на них нападала: на тип судьи, про которого говорится,

Что и ошибкой он дел прямо не вершил,

Что с кривды пошлиной карманы начинил,

Что он законами лишь беззаконье удит;

на самые судейские порядки, при которых любое дело, «как солнце будь, то будет, аки мрак»: пьяные судьи, которые в комедии распевают песню:

Бери, большой тут нет науки,

Бери, что только можно взять,

На что ж привешены нам руки,

Как не на то, чтоб брать, брать, брать,

Пьеса, разрешённая Павлом I к постановке, была скоро снята с репертуара и даже при Александре I не сразу вернулась на сцену. Некоторые выражения комедии обратились в поговорки.

Память

В 2008 году в селе Великая Обуховка открыт памятник Василию Капнисту.

Филателия

• Stamp of Ukraine ua187cvs Cover.jpg

  Гашение в честь 250-летия Капниста, 2008 год

• 1958 CPA 2230.jpg

  Почтовая марка СССР, 1958 год

Поэзия

Юлием Кимом написана юмористическая песня "Волшебная сила искусства (История, приключившаяся с комедиографом Капнистом в царствование Павла I и пересказанная мне Натаном Эйдельманом)" (1984 год), посвящённая творчеству Василия Васильевича Капниста.

Литература

• Глинский Б. Б. Капнист, Василий Васильевич // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• К. Ю. Лаппо-Данилевский, Г. Н. Моисеева. Капнист Василий Васильевич // [www.pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=991 Словарь русских писателей XVIII века, вып. 2,]. — СПб., 1999.
• Саитов В. Капнист, Василий Васильевич // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.

Ссылки

• [az.lib.ru/k/kapnist_w_w/ Капнист, Василий Васильевич] в библиотеке Максима Мошкова
• [rvb.ru/18vek/kapnist/ Василий Капнист] в Русской виртуальной библиотеке
• [imwerden.de/cat/modules.php?name=books&pa=showbook&pid=1931 Василий Капнист «Ода на всерадостное обручение…», воспроизведение книги 1793 года, pdf]
• [memoirs.ru/texts/VVKap_RS73_7_5.htm Василий Васильевич Капнист, автор комедии «Ябеда». Материалы// Русская старина, 1873. — Т. 7. — № 5. — С. 713—717.]
• Скалон С. В. (Капнист-Скалон С. В.) [mikv1.narod.ru/text/Skalon1990.htm Воспоминания/ Коммент. Г. Н. Моисеева// Записки русских женщин XVIII — первой половины XIX века.] — М.: Современник, 1990. — С. 281—388. То же, см.: Скалон С. В. [www.memoirs.ru/rarhtml/Skalon_IV91_5.htm Воспоминания С. В. Скалон (урожденной Капнист)// Исторический вестник, 1891. — Т. 44. — № 5. — С. 338—367.], [www.memoirs.ru/rarhtml/Skalon_IV91_6.htm № 6. — С. 599—625.], [www.memoirs.ru/rarhtml/Skalon_IV91_7.htm Т. 45. — № 7. — С. 50—71.]

Отрывок, характеризующий Капнист, Василий Васильевич

– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.


Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
– Марья Львовна Карагина с дочерью! – басом доложил огромный графинин выездной лакей, входя в двери гостиной.
Графиня подумала и понюхала из золотой табакерки с портретом мужа.
– Замучили меня эти визиты, – сказала она. – Ну, уж ее последнюю приму. Чопорна очень. Проси, – сказала она лакею грустным голосом, как будто говорила: «ну, уж добивайте!»
Высокая, полная, с гордым видом дама с круглолицей улыбающейся дочкой, шумя платьями, вошли в гостиную.
«Chere comtesse, il y a si longtemps… elle a ete alitee la pauvre enfant… au bal des Razoumowsky… et la comtesse Apraksine… j'ai ete si heureuse…» [Дорогая графиня, как давно… она должна была пролежать в постеле, бедное дитя… на балу у Разумовских… и графиня Апраксина… была так счастлива…] послышались оживленные женские голоса, перебивая один другой и сливаясь с шумом платьев и передвиганием стульев. Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать, зашуметь платьями, проговорить: «Je suis bien charmee; la sante de maman… et la comtesse Apraksine» [Я в восхищении; здоровье мамы… и графиня Апраксина] и, опять зашумев платьями, пройти в переднюю, надеть шубу или плащ и уехать. Разговор зашел о главной городской новости того времени – о болезни известного богача и красавца Екатерининского времени старого графа Безухого и о его незаконном сыне Пьере, который так неприлично вел себя на вечере у Анны Павловны Шерер.