Василий Иванович Шемячич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Василий Иванович Шемячич
князь Новгород-Северский
 
Вероисповедание: Православие
Рождение: Новгород-Северский
Смерть: 10 августа 1529(1529-08-10)
Москва
Отец: Иван Дмитриевич Шемякин
Дети: Иван

Василий Иванович Шемячич (Шемякин) (ум. 10 августа 1529, Москва) — князь Новгород-Северский и Рыльский, удельный князь, внук Димитрия Юрьевича Шемяки[1], князя Галицкого, 19-ое колено из рода Московских великих князей.[2][3]





Биография

Отец Василия, Иван Дмитриевич Шемякин, в 1454 году вынужден был бежать в Литву, где получил «в кормление» от Казимира IV Рыльск и Новгород-Северский, которые перешли и к сыну его. Когда в Литве подняли гонение на православную веру, в 1500 году обратился к великому князю московскому с просьбой принять его к себе «в службу и с вотчинами», на что Иван III дал согласие. Массовый переход русских князей из литовского в подданство Москвы послужил причиной новой войны.

Участие в Молдавском походе

Летом 1497 г. польский король Ян I Ольбрахт, задумал поход на Молдавию против господаря Стефана Великого, как ответ на сожжение им Брацлава. В походе намеревался принять участие и Великий князь Литовский Александр Казимирович. Молдавский правитель был союзником Ивана III, поэтому узнав об этом, 19 августа Иван III послал в Литву послов П. Г. Заболоцкого и Ивана Волка Курицына с требованием не нарушать мирного договора, кроме того походу противодействовали местные феодалы, поэтому Александр вернулся обратно, но отправил с Ольбрахтом С. П. Кишку, князей С. И. Стародубского и В. И. Шемячича. Осада молдавской столицы Сучавы закончилась в конце октября поражением польских войск. Сам король укрылся у русских князей, которые в бою так и не участвовали.

Переход в русское подданство

На рубеже XV—XVI веков сложилась ситуация в пограничных землях Литвы и Московского государства, когда владетели этих земель могли довольно свободно менять своё подданство. Василий Шемячич стал одним из тех князей, которые воспользовались этой возможностью. В апреле 1500 года князь Василий Иванович вместе с князем Семёном Ивановичем Стародубским направили к Ивану III гонца с известием, что хотят перейти на службу к нему вместе с своими волостями. Незадолго до этого на сторону Ивана III перешёл князь Семён Иванович Бельский с вотчиной, города Мценск и Серпейск. Все переходы мотивировались гонениями на православную веру[4]. Эти события вызвали Русско-Литовскую войну.

Участие в Литовской войне

8 мая из Москвы двинулся с войсками Яков Захарьич, который вскоре взял Брянск, а затем привел северских князей к крестному целованию. Князья Семен и Василий перешли на сторону Ивана III вместе с огромными владениями. В хронике Быховца дополнительно указывается, что эти князья давно вели переговоры о переходе. В уделах князей Василия и Семёна переход на сторону Москвы был принят с воодушевлением, сопротивление практически не оказывалось. В середине лета основным событием войны стала победа московских войск при Ведроши 14 июля 1500 г. 6 августа 1500 г. войска Якова Захарьича, северских князей Василия и Семена и Мухаммед-Эмина взяли г. Путивль, пленив наместника города князя Богдана Глинского. В 1501 году особенно значительных событий не было, 4 ноября северские князья безуспешно осаждали Мстиславль, при этом было убито до 7 тыс. литовцев. В 1502 году князь Василий участвовал в осаде Смоленска, общее командование осуществлял младший (20 лет) царский сын Дмитрий Иванович Жилка, видимо в войсках сказывалось отсутствие твердой руки. Сообщалось, что многие отряды рассеялись по окрестностям разоряя и мародерствуя. Осада окончилась неудачей. В ходе мирных переговоров зимой 1502—1503 года литовская сторона настаивала на возвращении Литве Северских земель, Иван III отказывался их вернуть, поэтому переговоры закончились перемирием на основе существующего положения. Северские земли остались под властью Москвы, хотя Литва это и признала.

Донос и заточение

В 1509 году между великим князем Василием III и польским королём Сигизмундом I состоялся мирный договор, по которому Шемячич, в числе других князей, перешедших на московскую сторону, написан в сторону великого князя московского, то есть в число «служебных» московских князей. Согласно договору, польский король обязался не посягать на земли князей, перешедших на сторону Москвы:

...такъ же тобе невступатися въ насъ , въ нашу отчизну , въ те городы и вь волости , што за нашими слугами за Княземъ Васильемъ Ивановичомъ Шемячичемъ, и за Княземъ Васильемъ Семеновичомъ, и за Трубецкими Князи и за Масалскими въ городъ вь Рылескъ, зъ волостьми, въ городь Путивль, зъ волостьми, въ городъ Новгородокъ зъ волостьми, въ городъ въ Радогощъ зъ волостьми, въ городъ Черниговъ зъ волостьми, въ городъ Стародубъ зъ волостьми...[5]

Стародубский князь Василий Семенович донес на Василия, что он сносится с Литвой, но Василию Ивановичу удалось оправдаться.

Шемячич участвовал в новой русско-литовской войне, возглавив в 1513 году военный поход на Киев.

В 1523 году на него опять пали подозрения в измене; он явился в Москву, был сначала обласкан, а 12 мая 1525 года заключен под стражу[3]; у его княгини, привезенной в Москву, отняты были все боярыни, составлявшие её двор. Дело Шемячича считалось тогда делом крупным; о нём говорит в своих записках и Сигизмунд фон Герберштейн. В самой Москве были партии за и против Шемячича. Князь Андрей Михайлович Курбский также вспоминает об этом деле и говорит в пользу «последнего удельного князя на Руси». Василий скончался в заточении в 1529 году.

Семья

Его жена княгиня Евфимия Щемятичева и её дочери Евфросинья и Марфа после смерти Василия были сосланы в Суздальский Покровский монастырь. Также Шемячич имел сына Ивана, умершего в 1561 года иноком Троице-Сергиева монастыря.

Напишите отзыв о статье "Василий Иванович Шемячич"

Примечания

  1. Шемячич, Василий Иванович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  2. [www.hrono.ru/biograf/bio_we/vasili1529shemja.html Василий Иванович Шемякин]
  3. 1 2 Е. В. Пчелов [books.google.com/books?id=cZVAe42rYagC&pg=PT314&lpg=PT314&dq=%22Василий+Иванович+Шемячич%22&source=bl&ots=CPDiABysUz&sig=lANc3MMvKfToRoLecyUn_Tw9B3s&hl=en&ei=E2ggS9vQEM-Wtgf89uCwCg&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=4&ved=0CBcQ6AEwAzgK#v=onepage&q=%22Василий%20Иванович%20Шемячич%22&f=false Монархи России] Издательство: Олма-Пресс Красный пролетарий 668 Стр. 2005 ISBN 5-224-04343-3
  4. Памятники дипломатических сношений Московского государства с Польско-Литовским государством. Ч.1. (годы с 1487 по 1533) // Сборник Императорского Русского Исторического Общества. Т. 35 — СПб.: Типография Ф. Елеонского, 1882. № 63-64.
  5. litopys.org.ua/rizne/spysok/spys12.htm Договорная грамота великаго князя Василія Іоанновича съ королемъ Польскимъ Сигизмундомъ 1-мъ.

Литература

Отрывок, характеризующий Василий Иванович Шемячич

– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.

Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»

Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.



Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.