Панюшкин, Василий Лукич
| Василий Лукич Панюшкин | ||
 | ||
| Дата рождения | ||
|---|---|---|
| Место рождения |
дер. Кочеты, | |
| Дата смерти | ||
| Место смерти | ||
| Принадлежность | ||
| Годы службы | ||
| Сражения/войны | ||
| Награды и премии |
| |
Васи́лий Луки́ч Па́нюшкин (1887—1960) — кавалер ордена Красного Знамени РСФСР, участник Гражданской войны.
Биография
Василий Панюшкин родился в 1887 году в деревне Кочеты Тульской губернии. В возрасте 20 лет он приехал в Санкт-Петербург, где устроился на работу слесарем-инструментальщиком на завод «Айваз». Там он познакомился с Михаилом Калининым и рядом других видных большевиков, и в 1907 году вступил в РСДРП(б). В 1909 году Панюшкин был призван на службу в царский флот. Был направлен на службу в Балтийский морской экипаж, где он служил машинистом 2-й, затем 1-й статьи на учебном судне «Океан». Активно занимался революционной работой на корабле, находясь в непрерывной связи с Санкт-Петербургским комитетом партии большевиков. В 1914 году Панюшкин был арестован. Суд приговорил его к смертной казни, однако в 1916 году ему удалось бежать и скрыться[1].
В дни Февральской революции Панюшкин был одним из руководителей восстания моряков в Кронштадте. Был избран в Кронштадтский совет рабочих и солдатских депутатов, одновременно работал в Военной организации при ЦК партии большевиков. В дни Октябрьской революции руководство партии направило Панюшкина в Псков с целью оказать содействие местным большевикам помощь в привлечении на их сторону войск, которые двигались на Петроград, чтобы оказать помощь Временному правительству. Задание Панюшкин успешно выполнил, распропагандировав войска. В дальнейшем Панюшкин руководил Псковским ревкомом, а затем ревкомом Северо-Западного фронта[2].
Приказом Революционного военного совета Республики от 28 сентября 1918 года Василий Лукич Панюшкин был награждён орденом Красного Знамени, став вторым кавалером этого ордена после Василия Блюхера.
В 1918 году Панюшкин стал чрезвычайным военным комиссаром по борьбе с контрреволюцией в Тульской губернии. Ночью с 1 на 2 марта — по приказу В. Л. Панюшкина — комиссара 1-го партизанского рабоче-крестьянского отряда при ЦИК — в районе Александро-Невской Лавры в Петрограде без суда и следствия расстреляны 7 юношей (3 брата Ганглез — сыновья директора Гатчинского приюта и др.) из петербургских аристократический семей. Они были арестованы во внесудебном порядке на молодежной вечеринке, которую устроили накануне предполагавшегося отъезда из РСФСР во Францию. Во время боёв с войсками адмирала Колчака отряд Панюшкина был переброшен на Восточный фронт, а после разгрома противника Панюшкин стал военным комиссаром на Урале и Поволжье. В 1919—1920 годах он был ответственным организатором и инструктором Центрального комитета РКП(б)[1].
В 1921 году Панюшкин вышел из рядов партии большевиков и создал свою Рабоче-крестьянскую социалистическую партию. 7 июня 1921 года Панюшкин был арестован и 10 августа того же года приговорён к двум годам принудительных работ. 5 декабря 1921 года он попал под амнистию и был освобождён. В следующем году его восстановили в РКП(б). Работал в различных советских органах, в том числе в Высшем совете народного хозяйства РСФСР, Орловском губкоме РКП(б), торговом представительстве СССР в Германии[1].
24 сентября 1937 года Панюшкин был арестован органами НКВД СССР и 11 апреля 1940 года приговорён к восьми годам лишения свободы. 19 августа 1944 года дело было пересмотрено, и Панюшкину срок заключения был увеличен до 10 лет. Отбыв наказание, он был освобождён. Проживал в Москве, умер в 1960 году[1].
Образ Панюшкина был использован в фильме Михаила Швейцера «Мичман Панин».
Напишите отзыв о статье "Панюшкин, Василий Лукич"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 [www.knowbysight.info/PPP/11285.asp Панюшкин Василий Лукич] (рус.). Справочник по истории Коммунистической партии и Советского Союза 1898 - 1991.]. Проверено 5 января 2012. [www.webcitation.org/6DzJ2l232 Архивировано из первоисточника 27 января 2013].
- ↑ [www.istoriacccr.ru/panyushkin_vasilii_l.html Панюшкин Василий Лукич] (рус.). [www.istoriacccr.ru/]. Проверено 6 января 2012. [www.webcitation.org/6DzJ3gxWf Архивировано из первоисточника 27 января 2013].
Отрывок, характеризующий Панюшкин, Василий Лукич
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?
Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.
Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.
