Василий Мангазейский

Василий Мангазейский
Икона «Василий Великий и Василий Мангазейский». Находилась у гроба Василия Мангазейского в Туруханском Свято-Троицком монастыре
Рождение	ок. 1588 Ярославль
Смерть	ок. 1602 Мангазея
Почитается	в Русской православной церкви
В лике	мученик
Главная святыня	мощи в Туруханском Троицком монастыре
День памяти	23 марта, 10 мая, 6 июля, 23 мая, 10 июня (по юлианскому календарю)

Василий Мангазейский (ок. 1588, Ярославль — ок. 1602, Мангазея) — сибирский первомученик, святой Русской православной церкви. Память совершается (по юлианскому календарю): 23 марта, 10 мая, 6 июля, 23 мая (Собор Ростово-Ярославских святых), 10 июня (Собор Сибирских святых).

Жизнеописание

Жизнеописание Василия Мангазейского известно по житию, сохранившемуся в пяти редакциях, происхождение которых связано с Туруханским Троицким монастырём. Древнейшая из редакций относится к 1670—1676 годам и была написана при участии иеромонаха Тихона, перенёсшего в 1670 году мощи Василия в Туруханский монастырь.

Согласно житию, Василий был сыном ярославского торговца Фёдора, который отдал своего сына в работники купцу, отправившемуся для торговли в Мангазею. Однажды, когда Василий молился в храме, воры ограбили лавку его хозяина, и купец обвинил юношу в соучастии. Купец пытался добиться от Василия признания, избивал его, но юноша отрицал свою вину. Тогда его привели к городскому воеводе С. Т. Пушкину, который подверг Василия пыткам, от которых он и скончался. В других вариантах жития:

• воевода ударил Василия в висок связкой ключей;
• Василий «пострада за целомудрие» (из «Описания о российских святых», конец XVII—XVIII века), на основе этого редакция жития Василия, написанная в середине XIX века игуменом Туруханского монастыря Илиодором, сообщает, что юноша отверг греховные домогательства купца, и тот в отместку обвинил Василия в воровстве.

Год смерти Василия, по мнению С. В. Бахрушина, определён условно, так как составители жития пользовались только воспоминаниями старожилов. Его мученичество относят к первым годам существования города Мангазеи (1600—1602 годы); воевода С. Пушкин был в Мангазее с июля 1601 года по январь 1603 года; местные предания также датируют смерть Василия днём Пасхи.

История почитания

Василия похоронили рядом с приказной избой. Место было влажным, и вскоре на него положили доску для удобства прохода. В 1649 году житель Мангазеи Степан Ширяев обнаружил, что доска переломилась, а под ней виден край гроба. Вскоре появились сообщения об исцелениях, которые приписали мощам новоявленного угодника Божия и место погребения вначале огородили, а в 1652 году возвели часовню. Тобольскому архиерею направили сведения о чудесах новоявленного святого, и тот не позднее 1653 года писал в Москву запрос, нужно ли ему освидетельствовать мощи. Этот запрос не получил ответа. В часовне служили молебны Василию, а в августе 1659 года провели освидетельствование мощей. После этого начались регулярные службы святому Василию, что позволяет сделать вывод о его местной канонизации.

В 1670 году строитель Туруханского монастыря иеромонах Тихон перенёс мощи Василия из Мангазеи в свой монастырь, где поместил в Троицкой церкви справа от царских врат. В 1671 году в Москву направили прошение о подтверждении канонизации Василия, но и оно было оставлено без ответа. Местное же почитание святого продолжалось: тобольский воевода И. Б. Репнин прислал в монастырь шитый покров на раку святого, пишутся иконы Василия, его имя встречается в Кайдаловских святцах (конец XVII века).

Особо способствовал распространению почитания Василия Мангазейского святитель Филофей (Лещинский). Он просил у Петра I разрешения перенести его мощи в Тобольск, но получил отказ. 10 мая 1719 года Филофей совершил перенесение мощей Василия из Троицкой церкви Туруханского монастыря в новую Благовещенскую (в память об этом было установлено местное монастырское празднование). Им также был написан канон святому. За период нахождения Филофея на Тобольской кафедре Василию Мангазейскому были составлены три службы:

• «Служба на память явления во граде Мангазее из недр земных многоцелебных мощей мученика святаго Василия»;
• «Служба на перенесение мощей святаго мученика Василия из града Мангазеи в пределы новаго града Туруханска во обитель Святыя Троицы, что на реке зовомой Тунгуске»;
• «Служба на перенесение мощей новаго мученика Василия, чудотворца Мангазейского, из старыя церкве в новую церковь, пришествием и пренесением святых его мощей схимонахом преосвященным Феодором, митрополитом Тобольским и всея Сибири».

Известность сибирского святого достигла столицы — императрица Анна Иоановна прислала в Туруханский монастырь напрестольное Евангелие, на окладе которого было изображение святого Василия с крестом в руке и надпись «Мученик Василий Мангазейский».

При преемнике Филофея митрополите Антонии (Стаховском) такое почитание Василия было прекращено, его мощи, по указанию архиерея, были зарыты в землю, и над ними была возведена часовня. Тобольская консистория своим указом в 1755 году запретила совершать молебны святому Василию и поминать его на отпусте, но в 1756 году было разрешено совершать по нему панихиды особым чином. В 1788 году обрыв, на котором стояла часовня, начал осыпаться, из земли показался гроб с мощами. Игумен Михаил перенёс его обратно в церковь и положил под спудом. В 1803 году в ходе эпидемии начались народные волнения, приписавшие болезнь отсутствию должного почитания святого. Об этом доложили в Святейший Синод и министру внутренних дел В. П. Кочубею, и по распоряжению Тобольского архиепископа было разрешено вернуть в церковь иконы Василия Мангазейского и совершать его прежнее почитание.

Местное почитание Василия в XIX веке не прекращалось, он стал почитаться как покровитель охотников и звероловов, были распространены его иконы. В 1893 году в Синод вновь было направлено ходатайство о подтверждении канонизации святого. Синод запросил записи о чудесах и в начале XX века имя мученика Василия Мангазейского было включено в «Православный календарь», издаваемый Синодом.

После закрытия Туруханского монастыря в 1921 году мощи святого были утрачены, их фрагменты обрели вновь в 1997 году и поместили в раку в монастырском храме.

Литература

• Васильев П. П. Василий Мангазейский // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Сергий (Соколов). Жития Сибирских святых. — Новосибирск, 2007. — С. 7-12. — ISBN 5-88013-010-X.
• Пивоваров Б. [www.pravenc.ru/text/150815.html Василий Мангазейский] // Православная энциклопедия. — М., 2004. — Т. 7. — С. 206—209. — ISBN 5-89572-010-2.
• Оглоблин Н. [ostrog.ucoz.ru/news/mangazejskij_chudotvorec_vasilij_k_russkoj_agiografii/2010-08-24-493 Мангазейский чудотворец Василий. (К русской агиографии)] // Чтения в обществе истории и древностей российских при Московском университете. — М., 1890. — С. 1-8.
• Ромодановская Е. К. [ostrog.ucoz.ru/publikacii_3/4_101.htm Легенда о Василии Мангазейском]. — Новые материалы по истории Сибири досоветского периода. — Новосибирск, 1986. — С. 190-210.

Отрывок, характеризующий Василий Мангазейский

К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
– Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
– Граф!.. – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. – Граф, один бог над нами… – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.