Василий Михайлович (князь тверской)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Василий Михайлович<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Смерть князя</td></tr>

Князь тверской
1349 — 1368
Предшественник: Всеволод Александрович
Преемник: Михаил Александрович
Князь кашинский
1319 — 1348
Преемник: Василий Васильевич
 
Вероисповедание: Православие
Рождение: 1304(1304)
Смерть: 1368(1368)
Род: Рюриковичи
Отец: Михаил Ярославич
Мать: Анна Кашинская
Супруга: Елена Ивановна
Дети: Василий, Михаил.
О его внуке см. Василий Михайлович (князь кашинский)

Василий Михайлович Кашинский (ок. 1304 — 1368) — князь из рода Тверских князей. Родоначальник Кашинских князей.





Биография

Василий был младшим из четырёх сыновей Михаила Ярославича и ростовской княгини Анны Дмитриевны (последний год жизни Анна провела у сына в Кашине и известна как святая Анна Кашинская).

После Тверского восстания 1327 года Василий вместе с братом Константином бежал в Ладогу. Их старший брат Александр, которого в итоге обвинили в организации восстания, бежал во Псков. Когда в 1329 году князь Иван Калита выступил с войском против Пскова и прибыл в Новгород, то среди сопровождавших его князей были и Константин с Василием.

В следующий раз Василий Михайлович упомянут через 10 лет: когда хан Узбек, по оговору Ивана Калиты, вызвал в Орду из Твери Александра, чтобы расправиться с ним, Василий провожал брата за несколько вёрст от города. После казни Александра в Орде и дальнейшего возвышения Калиты, Константин и Василий в знак своей зависимости от него отослали в Москву из Твери большой Соборный колокол, которым тверитяне очень гордились.

В 1346 году после смерти предпоследнего из сыновей Михаила Ярославича, тверского князя Константина Михайловича, брата Василия, их племянник Всеволод Александрович, как сын их старшего брата, отправился в Орду и добился у хана ярлыка на тверское княжение. Между тем, Тверское княжество в соответствии с древним (и уже архаичным к тому времени) лествичным правом должно было перейти старшему в роду - Василию. Узнав о смерти брата, Василий Михайлович также направился в Орду, но зная что к хану незачем являться с пустыми руками, взял дань с Холмской волости, которая являлась уделом Всеволода.

Всеволод, узнав о поступке дяди, выехал к нему навстречу вместе с ханским послом и ограбил его. Василий должен был возвратиться в Кашин.

Всеволод укрепился в Твери, но вражда между ним и дядей не закончилась. «Была между ними ссора, — говорит летописец, — а людям тверским тягость, и многие люди тверские от такого нестроения разошлись; вражда была сильная между князьями, чуть-чуть не дошло до кровопролития». Всеволода Александровича поддерживал Великий князь Владимирский Семён Гордый, женившийся в 1347 году на его сестре Марии.

Только в 1349 году тверской епископ Феодор убедил Всеволода помириться с дядей. По достигнутой договоренности наследование устанавливалось по праву старшинства в роду, то есть вновь подтверждало архаичное лествичное право. Василий Михайлович становился тверским князем, а Всеволод возвращался на княжение в Холм. Оба князя скрепили договоренность крестным целованием, поклявшись жить в совете и единстве. Когда о примирении стало известно, многие люди стали переезжать в тверские волости, народонаселение умножилось, и все тверичи сильно радовались. 

Однако едва Василий получил из Орды ярлык, он вновь начал сердиться и поминать прошлое. Затем Василий стал притеснять холмских бояр и княжеских слуг. Великий князь Семён, который был зятем Всеволода и сватом Василия, пытался их помирить — но безуспешно. Не мог этого сделать вторично и епископ Феодор, который даже хотел оставить епархию, чтобы не видеть несправедливости, которые совершал Василий по отношению к племяннику.

В 1357 году сам митрополит Алексий взялся мирить дядю с племянником. Князья явились во Владимир и много спорили между собой, но так и не помирились. И великий князь Иван, и митрополит Алексий, по-видимому, держали сторону Василия Михайловича.

Когда Всеволод решил жаловаться хану Бердибеку и отправился в Орду, тот без всякого разбирательства принял сторону Василия и выдал Всеволода его послам. Дядя обходился с племянником как с невольником, и было тому, по словам летописца, «томление большое». Василий также отбирал имения у холмских бояр и стал налагать на людей тяжкие дани.

В 1356 году литовский князь Ольгерд захватил Ржев. Но тверитяне и жители Можайска, вооружившись, в 1358 году выгнали оттуда литовцев.

Только в 1360 году под нажимом Ольгерда, к которому бежал Всеволод, Василий дал холмскому князю и его братьям, треть его отчины. Для переговоров в Тверь приезжал митрополит Литовский и Волынский Роман.

В 1363 году Василий выступил с войском против младшего брата Всеволода, ещё одного своего племянника Михаила Микулинского (будущего великого князя Михаила Александровича Тверского), но вскоре с ним помирился.

Тверские князья (12471485)
Ярослав Ярославич (1247—1272)
Святослав Ярославич (1272—1282 или 1286)
Михаил Ярославич (1282 или 1286—1318)
Дмитрий Михайлович Грозные Очи (1318—1326)
Александр Михайлович (1326—1327; 1338—1339)
Михаил Александрович (1368—1399)
Иван Михайлович (1399—1425)
Александр Иванович (1425)
Юрий Александрович (1425)
Борис Александрович (1425—1461)
Михаил Борисович (1461—1485)
Всеволод Александрович (1346—1349)
Константин Михайлович (1328—1338; 1339—1345)
Василий Михайлович (1349—1368)

В 1364 году была чумная эпидемия, во время которой умерли многие из тверских князей (в том числе и Всеволод Холмский).

В 1365 году умер от чумы еще один племянник Василия, князь Семён Константинович. Свой удел он завещал двоюродному брату Михаилу в обход родного брата Еремея и дяди Василия. Василий и Еремей оспорили это на суде церкви. По велению митрополита спор рассматривал тверской епископ Василий и принял сторону Михаила.

Зная, что великий князь Дмитрий и митрополит поддерживают его дядю, Михаил в 1367 году отправился за помощью в Литву, к своему зятю Ольгерду. Этим воспользовались Василий и Еремей.

Они пожаловались на решение епископа Василия митрополиту, и он был вынужден ездить в Москву, понеся там большие убытки.

Затем Василий с сыном Михаилом и Еремеем при поддержке московских полков вступил в Тверь, где многих людей мучил и грабил. Он не смог взять городскую крепость, но опустошил волости и сёла. Московские и волоцкие полки пожгли всё по одну сторону Волги, не исключая и волостей, принадлежавших церкви святого Спаса. Много людей было уведено ими в плен.

Однако в том же году Михаил вернулся с литовскими отрядами и захватил Тверь, где взял в плен жён Василия и Еремея многих их бояр и слуг. После этого он выступил в Кашин, где находился Василий, но по дороге, в селе Андреевском, его ждали послы от дяди и епископа Василия. Они убедили Михаила помириться с Василием и Еремеем, целуя крест. Василий должен был оставить Тверь племяннику, довольствуясь только Кашином.

Вскоре, однако, Еремей нарушил крестное целование, а Москва заставила Михаила отказаться от Городка. Тот с помощью Литвы начал готовиться к новой войне. В разгар этих событий Василий Михайлович скончался.

Жена и дети

Василий Михайлович с 1329 года был женат на Елене, дочери смоленского князя Ивана Александровича.

Дети:

См. также

Напишите отзыв о статье "Василий Михайлович (князь тверской)"

Литература

Ссылки

  • [www.allmonarchs.net/maps/showmap.php?MapName=tver_1360.jpg Великое княжество Тверское в 1360 году (карта)]

Отрывок, характеризующий Василий Михайлович (князь тверской)

Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.


Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.
– Je voudrais voir le grand homme, [Я желал бы видеть великого человека,] – сказал он, говоря про Наполеона, которого он до сих пор всегда, как и все, называл Буонапарте.
– Vous parlez de Buonaparte? [Вы говорите про Буонапарта?] – сказал ему улыбаясь генерал.
Борис вопросительно посмотрел на своего генерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.
– Mon prince, je parle de l'empereur Napoleon, [Князь, я говорю об императоре Наполеоне,] – отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.
– Ты далеко пойдешь, – сказал он ему и взял с собою.
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.
Борис жил с другим адъютантом, польским графом Жилинским. Жилинский, воспитанный в Париже поляк, был богат, страстно любил французов, и почти каждый день во время пребывания в Тильзите, к Жилинскому и Борису собирались на обеды и завтраки французские офицеры из гвардии и главного французского штаба.
24 го июня вечером, граф Жилинский, сожитель Бориса, устроил для своих знакомых французов ужин. На ужине этом был почетный гость, один адъютант Наполеона, несколько офицеров французской гвардии и молодой мальчик старой аристократической французской фамилии, паж Наполеона. В этот самый день Ростов, пользуясь темнотой, чтобы не быть узнанным, в статском платье, приехал в Тильзит и вошел в квартиру Жилинского и Бориса.
В Ростове, также как и во всей армии, из которой он приехал, еще далеко не совершился в отношении Наполеона и французов, из врагов сделавшихся друзьями, тот переворот, который произошел в главной квартире и в Борисе. Все еще продолжали в армии испытывать прежнее смешанное чувство злобы, презрения и страха к Бонапарте и французам. Еще недавно Ростов, разговаривая с Платовским казачьим офицером, спорил о том, что ежели бы Наполеон был взят в плен, с ним обратились бы не как с государем, а как с преступником. Еще недавно на дороге, встретившись с французским раненым полковником, Ростов разгорячился, доказывая ему, что не может быть мира между законным государем и преступником Бонапарте. Поэтому Ростова странно поразил в квартире Бориса вид французских офицеров в тех самых мундирах, на которые он привык совсем иначе смотреть из фланкерской цепи. Как только он увидал высунувшегося из двери французского офицера, это чувство войны, враждебности, которое он всегда испытывал при виде неприятеля, вдруг обхватило его. Он остановился на пороге и по русски спросил, тут ли живет Друбецкой. Борис, заслышав чужой голос в передней, вышел к нему навстречу. Лицо его в первую минуту, когда он узнал Ростова, выразило досаду.