Васильев, Василий Павлович

Василий Павлович Васильев
Дата рождения:	20 февраля 1818(1818-02-20)
Место рождения:	Нижний Новгород, Нижегородская область
Дата смерти:	27 апреля 1900(1900-04-27) (82 года)
Место смерти:	Санкт-Петербург
Страна:	Российская империя Российская империя
Альма-матер:	Казанский университет
Награды и премии:

Васи́лий Па́влович Васи́льев (20 февраля (4 марта) 1818, Нижний Новгород — 27 апреля (10 мая) 1900, Санкт-Петербург) — российский учёный-синолог, буддолог, санскритолог. Академик Петербургской АН (1886; член-корреспондент — 1866). Декан Восточного факультета СПбУ (1878—1893).

Биография

Сын мелкого чиновника, В. П. Васильев в 6 лет был οтдан в уездное училище и окончил здесь курс в первый раз в 9 лет, после чего был определён в Нижегородский уездный суд на должность копииста; но после указа 1827 г., которым дозволялось зачислять на государственную службу молодых людей не ранее 14-летнего возраста, отец В. П. Васильева снова определил его в третий класс уездного училища, из которого в 1828 г. В. П. Васильев переведён в гимназию.

В 1834 г. В. П. Васильев поступил в Казанский университет и слушал здесь лекции по отделу восточных языков историко-филологического факультета. Окончил курс в 1837 г. Вслед за этим ему было предложено отправиться в Пекин вместе с Русской духовной миссией для изучения санскрита, тибетского и китайского языков. Приняв это предложение, В. П. Васильев два года готовился к предстоящей поездке и в то же время занялся изучением буддизма по монгольским источникам. Результатом этих занятий была первая, не изданная в печати, учёная работа, озаглавленная «Дух Алтан-гэрэл’а» (о Сутре Золотого Блеска), заключавшая в себе подробный разбор основ буддийской философии. Рассуждение это доставило В. П. Васильеву степень магистра восточной словесности.

В 1840 г. В. П. Васильев отправился в Пекин и прожил там безвыездно больше девяти лет, посвящая всё своё время изучению языков китайского, тибетского, санскритского, монгольского и маньчжурского. Научные занятия В. П. Васильева при этом должны были раздробляться на изучение литератур самых разнообразных и притом совершенно новых для Европы. В своей учёной деятельности Василий Павлович коснулся разных отделов знаний о Востоке. На каждой его работе лежала печать своеобразного и самостоятельного взгляда на предмет, подлежащий его исследованиям, так как источниками для этих исследований служили только сочинения на языках восточных.

В 1850 году В. П. Васильев возвратился из Китая, а в 1851 г. был назначен в Казанский университет профессором по кафедре китайской и маньчжурской словесности. С этой же приблизительно поры началась история его научных публикаций. В 1855 году переведён в столичный университет.

Для студентов, учившихся у него, В. П. Васильевым были изданы: «Маньчжурско-Русский словарь» (1866); «Анализ китайских иероглифов» (1866); «Китайская хрестоматия», в трёх томах (1868); «Графическая система китайских иероглифов. Опыт первого китайско-русского словаря» (1867); «Примечания на третий выпуск китайской хрестоматии. Перевод и толкования Шицзина» (1882); «Примечания на второй выпуск китайской хрестоматии. Перевод и толковании Лунь-юй’я» (1884); «Анализ китайских иероглифов. Ч. II. Элементы китайской письменности» (1884); «Очерки истории китайской литературы» (1885); «Материалы по истории китайской литературы. Лекции, читанные студентам С.-Петербургского университета» (1888). Большинство этих трудов вышло уже вторыми изданиями, которые В. П. Васильев предпринимал в разное время, видоизменяя указанные учебники разными дополнениями, сокращениями и поправками.

В 1870 г. Васильев ходатайствовал о принятии в преподаватели СПбУ японца В. И. Яматова, благодаря чему на Восточном факультете (до того часто называвшемся китайско-монгольским факультетом) началось преподавание японского языка.

Сын В. П. Васильева, математик Александр Васильев стал известным земским деятелем и членом Государственного совета.

Оценка деятельности

В своих трудах Васильев впервые в отечественной науке предпринял попытку систематического изложения истории развития буддийской мысли. Кроме того, он был в числе первых востоковедов, поставивших вопрос о выработке адекватного языка описания буддийского духовного опыта, о критериях выбора аналогов для перевода категорий буддийского учения на европейские языки, в частности, о возможности применения таких понятий, как «спасение», «подвижничество», «святость», «божественное», «духовное», «плотское», «грех», к буддийским реалиям.

Научное наследие

Как писали современники, коллеги Васильева,

"…главнейшими из [его] ученых работ <…> должны быть признаны следующие: а) по части географии восточной Азии: в бытность свою в Пекине издал большую карту китайских владений на китайском языке и, помимо того, составил особые исторические карты Китая при 12 различных царствовавших в нем династиях. Здесь, рядом с нынешним названием местностей, показано название их в каждую данную эпоху; древние и несуществующие ныне города подписаны красною тушью. В 1852 г. поместил в «Журнале Министерства народного просвещения» статью: «Центральная Азия и главные хребты гор в китайских владениях», а в следующие за сим года, до 1857, напечатал в Записках Географического Общества «Описание Маньчжурии», «Записку о Нингуте», «О реках, впадающих в Амур», и «О существовании огнедышащей горы в Маньчжурии»; б) по истории напечатал следующие исследования: «История и древности восточной части Средней Азии с Χ по XIII в., с приложением перевода китайских известий о киданях, чжурчженях и монголо-татарах» (1861 г.); «Сведения о маньчжурах во времена династий Юань и Мин» (1861 г.); «Русско-китайские трактаты» (1861 г.); «О движении магометанства в Китае» (1867 г.); в) по литературе В. П. обратил на себя внимание ученого мира своими статьями, напечатанными за 1856 г. в бюллетенях Имп. Акад. Наук: «Die auf den Buddismus bezüglichen Werke der Universitäts-Bibliothek zu Kazan» и «Notice sur les ouvrages en langues de l’Asie orientale, qui se trouvent dans la bibliothéque de l’Université de St. Petersbourg». Статья эта была перепечатана потом в «Institut» и, в переводе на русский язык, в журнале «Русский вестник». Не менее важны также его статьи в «Журнале Министерства народного просвещения»: «Графическая система китайских иероглифов» и «Об отношении китайского языка к среднеазиатским»; г) по религии были напечатаны сочинения: «Буддизм, его догматы, история и литература» (ч. I — введение и ч. III — «История буддизма в Индии Даранаты»); «Религии Востока: конфуцианство, буддизм и даосизм». Занимался изданием «Буддийского терминологического словаря». Кроме вышеупомянутых трудов, В. П. Васильев помещал в разных журналах и газетах не менее интересные статьи, из числа коих можно отметить: «О далай-ламах в Тибете»; «Воспоминания о Пекине»; «Выписки из дневника, веденного в Пекине»; «Открытие Китая» (1859 года); «Две китайские записки о падении Кульджи и о занятии её русскими» (1872); «По поводу путешествии Гюка и Габе в Тибет» («Изд. Русск. Геогр. Общ.» 1872); «Россия и Средняя Азия» (« Бирж. Ведомости», 135, 1872); «Китайские посольства в Россию», «Голод в Китае»; «Современное положение Азии: китайский прогресс» (1883 г.); «История японского уголовного судопроизводства»; «О преподавании восточных языков в России» и др. Кроме того, В. П. участвовал в газетах «Северная пчела», «Голос», «Биржевые Ведомости» и «Новое Время», где время от времени появлялись его сообщения о современном положении Китая и разных политических происшествиях на дальнем Востоке, которые извлекались им из пекинских газет. Помимо своей специальной области знаний, В. П. выступал в печати и по отделу социальных наук; таковы его статьи: «Три вопроса», «Ассигнации — деньги» и «О поземельном устройстве».

Подробнее о библиографии трудов В. П. Васильева см.: Козин С. А. Библиографический обзор изданных и неизданных работ академика В. П. Васильева, по данным Азиатского музея АН СССР // Изв. АН СССР. VII сер. Отд. обществ. наук. — Л., 1931. № 6. С. 759—774.

Награды

• Константиновская медаль (1870)

Литература

• Волкова М. П. История и конфуцианство — два раздела маньчжурской литературы. [В. П. Васильев как один из первых исследователей маньчжурской литературы] // 22-я НКОГК. Ч. 3. — М.: Наука, 1991. С. 69—88.
• Гончаров С. Я. «Цзинь чжи» (Описание государства Цзинь) в переводе В. П. Васильева (К оценке источника и перевода) // 22-я НКОГК. Ч. 3. — М.: Наука, 1991. С. 188—198.
• История и культура Китая. Сб. памяти акад. В. П. Васильева / отв. ред. Л. С. Васильев. — М.: Наука, 1974.
• Кожин П. М. «Шёлковый путь» и кочевники (Некоторые вопросы средневековой этногеографии Центральной Азии) [Значение трудов В. П. Васильева] // 22-я НКОГК. Ч. 3. — М.: Наука, 1991. С. 31—43.
• Кычанов Е. И. «Маха праджня парамита» сутра на тангутском языке. [Значение трудов В. П. Васильева для изучения буддийского канона] // 22-я НКОГК. Ч. 3. — М.: Наука, 1991. С. 55—63.
• Мальцева Е. В. В. П. Васильев как исследователь китайской литературы // Материалы по истории и филолоигии Центральной Азии. Вып. 4. — Улан-Удэ, 1970. С. 9—11.
• Мартынов А. С. Идеологическая полемика в начале эпохи Тан и её место в истории религий Китая. [Работа В. П. Васильева «Религии Востока: конфуцианство, буддизм, даосизм»] // 22-я НКОГК. Ч. 3. — М.: Наука, 1991. С. 3—21.
• Машкина Н. И. Научная сессия, посвящённая 150-летию со дня рождения В. П. Васильева // НАА. 1968. № 4. С. 239—241.
• Никольская С. В. «Очерк истории китайской литературы» В. П. Васильева и роман У Чэнъэня «Путешествие на Запад» // 22-я НКОГК. Ч. 3. — М.: Наука, 1991. С. 44—55.
• Патрушева М. А. О трудах В. П. Васильева по истории Маньчжурии // 17-я НКОГК. Ч. 2. — М.: Наука, 1986. С. 191—192.
• Позднеев А. М. Васильев, Василий Павлович (синолог) // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Пубаев Р. Е. Академик В. П. Васильев — первый исследователь тибетской исторической литературы в России // Востоковедные исследования в Бурятии. — Новосибирск, 1981. С. 62—78.
• Русский китаевед академик Василий Павлович Васильев (1818—1900) // Очерки по истории русского востоковедения. Сб. 2. — М.: Наука, 1956. С. 234—340.
• Самойлов Н. А. Публицистика академика В. П. Васильева и некоторые вопросы общественно-политического развития Китая второй половины XIX века // Историография и источниковедение истории стран Азии и Африки. Вып. 11. — Л.: ЛГУ, 1988. С. 172—190.
• Семенас А. Л. Значение трудов В. П. Васильева по китайской лингвистике // 22-я НКОГК. Ч. 3. — М.: Наука, 1991. С. 89—105.
• Сорокин Ю. А. Академик В. П. Васильев как маньчжуровед // Восточная филология. Характерологические исследования. — М.: Наука, 1971. С. 213—219.
• Торчинов Е. А. Труды В. П. Васильева и актуальные проблемы изучения даосизма // 22-я НКОГК. Ч. 3. — М.: Наука, 1991. С. 22—31.
• Хохлов А. Н. Внешняя политика цинского Китая в публикациях В. П. Васильева (К 175-летию со дн. рожд.) // 25-я НКОГК. — М.: Наука, 1994. С. 276—283.
• Хохлов А. Н. В. П. Васильев о Кяхте и кяхтинской торговле (из эпистолярного наследия русского востоковеда) // 13-я НКОГК. Ч. 2. — М.: Наука, 1982. С. 224—240.
• Хохлов А. Н. Пекинский дневник В. П. Васильева // 22-я НКОГК. Ч. 3. — М.: Наука, 1991. С. 208—221.

Ссылки

• [archive.is/20130103164005/www.istrodina.com/rodina_articul.php3?id=1225&n=68 В. П. Васильев о китайском прогрессе]
• [arran.ru/index.php?page=publications/pubpage&dir=4&pagenom=254&ARFOND=835e72afdd90a74df87bdffe6dd245ff Фонд В. П. Васильева в Архиве РАН (описание)]
• Шагинян А.К. [bioslovhist.history.spbu.ru/component/fabrik/details/1/484.html Васильев Василий Павлович // Биографика СПбГУ]

Отрывок, характеризующий Васильев, Василий Павлович

– А, это вы, – сказал Пьер с рассеянным и недовольным видом. – А я вот работаю, – сказал он, указывая на тетрадь с тем видом спасения от невзгод жизни, с которым смотрят несчастливые люди на свою работу.
Князь Андрей с сияющим, восторженным и обновленным к жизни лицом остановился перед Пьером и, не замечая его печального лица, с эгоизмом счастия улыбнулся ему.
– Ну, душа моя, – сказал он, – я вчера хотел сказать тебе и нынче за этим приехал к тебе. Никогда не испытывал ничего подобного. Я влюблен, мой друг.
Пьер вдруг тяжело вздохнул и повалился своим тяжелым телом на диван, подле князя Андрея.
– В Наташу Ростову, да? – сказал он.
– Да, да, в кого же? Никогда не поверил бы, но это чувство сильнее меня. Вчера я мучился, страдал, но и мученья этого я не отдам ни за что в мире. Я не жил прежде. Теперь только я живу, но я не могу жить без нее. Но может ли она любить меня?… Я стар для нее… Что ты не говоришь?…
– Я? Я? Что я говорил вам, – вдруг сказал Пьер, вставая и начиная ходить по комнате. – Я всегда это думал… Эта девушка такое сокровище, такое… Это редкая девушка… Милый друг, я вас прошу, вы не умствуйте, не сомневайтесь, женитесь, женитесь и женитесь… И я уверен, что счастливее вас не будет человека.
– Но она!
– Она любит вас.
– Не говори вздору… – сказал князь Андрей, улыбаясь и глядя в глаза Пьеру.
– Любит, я знаю, – сердито закричал Пьер.
– Нет, слушай, – сказал князь Андрей, останавливая его за руку. – Ты знаешь ли, в каком я положении? Мне нужно сказать все кому нибудь.
– Ну, ну, говорите, я очень рад, – говорил Пьер, и действительно лицо его изменилось, морщина разгладилась, и он радостно слушал князя Андрея. Князь Андрей казался и был совсем другим, новым человеком. Где была его тоска, его презрение к жизни, его разочарованность? Пьер был единственный человек, перед которым он решался высказаться; но зато он ему высказывал всё, что у него было на душе. То он легко и смело делал планы на продолжительное будущее, говорил о том, как он не может пожертвовать своим счастьем для каприза своего отца, как он заставит отца согласиться на этот брак и полюбить ее или обойдется без его согласия, то он удивлялся, как на что то странное, чуждое, от него независящее, на то чувство, которое владело им.
– Я бы не поверил тому, кто бы мне сказал, что я могу так любить, – говорил князь Андрей. – Это совсем не то чувство, которое было у меня прежде. Весь мир разделен для меня на две половины: одна – она и там всё счастье надежды, свет; другая половина – всё, где ее нет, там всё уныние и темнота…
– Темнота и мрак, – повторил Пьер, – да, да, я понимаю это.
– Я не могу не любить света, я не виноват в этом. И я очень счастлив. Ты понимаешь меня? Я знаю, что ты рад за меня.
– Да, да, – подтверждал Пьер, умиленными и грустными глазами глядя на своего друга. Чем светлее представлялась ему судьба князя Андрея, тем мрачнее представлялась своя собственная.


Для женитьбы нужно было согласие отца, и для этого на другой день князь Андрей уехал к отцу.
Отец с наружным спокойствием, но внутренней злобой принял сообщение сына. Он не мог понять того, чтобы кто нибудь хотел изменять жизнь, вносить в нее что нибудь новое, когда жизнь для него уже кончалась. – «Дали бы только дожить так, как я хочу, а потом бы делали, что хотели», говорил себе старик. С сыном однако он употребил ту дипломацию, которую он употреблял в важных случаях. Приняв спокойный тон, он обсудил всё дело.
Во первых, женитьба была не блестящая в отношении родства, богатства и знатности. Во вторых, князь Андрей был не первой молодости и слаб здоровьем (старик особенно налегал на это), а она была очень молода. В третьих, был сын, которого жалко было отдать девчонке. В четвертых, наконец, – сказал отец, насмешливо глядя на сына, – я тебя прошу, отложи дело на год, съезди за границу, полечись, сыщи, как ты и хочешь, немца, для князя Николая, и потом, ежели уж любовь, страсть, упрямство, что хочешь, так велики, тогда женись.
– И это последнее мое слово, знай, последнее… – кончил князь таким тоном, которым показывал, что ничто не заставит его изменить свое решение.
Князь Андрей ясно видел, что старик надеялся, что чувство его или его будущей невесты не выдержит испытания года, или что он сам, старый князь, умрет к этому времени, и решил исполнить волю отца: сделать предложение и отложить свадьбу на год.
Через три недели после своего последнего вечера у Ростовых, князь Андрей вернулся в Петербург.

На другой день после своего объяснения с матерью, Наташа ждала целый день Болконского, но он не приехал. На другой, на третий день было то же самое. Пьер также не приезжал, и Наташа, не зная того, что князь Андрей уехал к отцу, не могла себе объяснить его отсутствия.
Так прошли три недели. Наташа никуда не хотела выезжать и как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала и не являлась по вечерам к матери. Она беспрестанно краснела и раздражалась. Ей казалось, что все знают о ее разочаровании, смеются и жалеют о ней. При всей силе внутреннего горя, это тщеславное горе усиливало ее несчастие.
Однажды она пришла к графине, хотела что то сказать ей, и вдруг заплакала. Слезы ее были слезы обиженного ребенка, который сам не знает, за что он наказан.
Графиня стала успокоивать Наташу. Наташа, вслушивавшаяся сначала в слова матери, вдруг прервала ее:
– Перестаньте, мама, я и не думаю, и не хочу думать! Так, поездил и перестал, и перестал…
Голос ее задрожал, она чуть не заплакала, но оправилась и спокойно продолжала: – И совсем я не хочу выходить замуж. И я его боюсь; я теперь совсем, совсем, успокоилась…
На другой день после этого разговора Наташа надела то старое платье, которое было ей особенно известно за доставляемую им по утрам веселость, и с утра начала тот свой прежний образ жизни, от которого она отстала после бала. Она, напившись чаю, пошла в залу, которую она особенно любила за сильный резонанс, и начала петь свои солфеджи (упражнения пения). Окончив первый урок, она остановилась на середине залы и повторила одну музыкальную фразу, особенно понравившуюся ей. Она прислушалась радостно к той (как будто неожиданной для нее) прелести, с которой эти звуки переливаясь наполнили всю пустоту залы и медленно замерли, и ей вдруг стало весело. «Что об этом думать много и так хорошо», сказала она себе и стала взад и вперед ходить по зале, ступая не простыми шагами по звонкому паркету, но на всяком шагу переступая с каблучка (на ней были новые, любимые башмаки) на носок, и так же радостно, как и к звукам своего голоса прислушиваясь к этому мерному топоту каблучка и поскрипыванью носка. Проходя мимо зеркала, она заглянула в него. – «Вот она я!» как будто говорило выражение ее лица при виде себя. – «Ну, и хорошо. И никого мне не нужно».
Лакей хотел войти, чтобы убрать что то в зале, но она не пустила его, опять затворив за ним дверь, и продолжала свою прогулку. Она возвратилась в это утро опять к своему любимому состоянию любви к себе и восхищения перед собою. – «Что за прелесть эта Наташа!» сказала она опять про себя словами какого то третьего, собирательного, мужского лица. – «Хороша, голос, молода, и никому она не мешает, оставьте только ее в покое». Но сколько бы ни оставляли ее в покое, она уже не могла быть покойна и тотчас же почувствовала это.
В передней отворилась дверь подъезда, кто то спросил: дома ли? и послышались чьи то шаги. Наташа смотрелась в зеркало, но она не видала себя. Она слушала звуки в передней. Когда она увидала себя, лицо ее было бледно. Это был он. Она это верно знала, хотя чуть слышала звук его голоса из затворенных дверей.
Наташа, бледная и испуганная, вбежала в гостиную.
– Мама, Болконский приехал! – сказала она. – Мама, это ужасно, это несносно! – Я не хочу… мучиться! Что же мне делать?…
Еще графиня не успела ответить ей, как князь Андрей с тревожным и серьезным лицом вошел в гостиную. Как только он увидал Наташу, лицо его просияло. Он поцеловал руку графини и Наташи и сел подле дивана.
– Давно уже мы не имели удовольствия… – начала было графиня, но князь Андрей перебил ее, отвечая на ее вопрос и очевидно торопясь сказать то, что ему было нужно.
– Я не был у вас всё это время, потому что был у отца: мне нужно было переговорить с ним о весьма важном деле. Я вчера ночью только вернулся, – сказал он, взглянув на Наташу. – Мне нужно переговорить с вами, графиня, – прибавил он после минутного молчания.
Графиня, тяжело вздохнув, опустила глаза.
– Я к вашим услугам, – проговорила она.
Наташа знала, что ей надо уйти, но она не могла этого сделать: что то сжимало ей горло, и она неучтиво, прямо, открытыми глазами смотрела на князя Андрея.
«Сейчас? Сию минуту!… Нет, это не может быть!» думала она.
Он опять взглянул на нее, и этот взгляд убедил ее в том, что она не ошиблась. – Да, сейчас, сию минуту решалась ее судьба.
– Поди, Наташа, я позову тебя, – сказала графиня шопотом.
Наташа испуганными, умоляющими глазами взглянула на князя Андрея и на мать, и вышла.
– Я приехал, графиня, просить руки вашей дочери, – сказал князь Андрей. Лицо графини вспыхнуло, но она ничего не сказала.
– Ваше предложение… – степенно начала графиня. – Он молчал, глядя ей в глаза. – Ваше предложение… (она сконфузилась) нам приятно, и… я принимаю ваше предложение, я рада. И муж мой… я надеюсь… но от нее самой будет зависеть…
– Я скажу ей тогда, когда буду иметь ваше согласие… даете ли вы мне его? – сказал князь Андрей.
– Да, – сказала графиня и протянула ему руку и с смешанным чувством отчужденности и нежности прижалась губами к его лбу, когда он наклонился над ее рукой. Она желала любить его, как сына; но чувствовала, что он был чужой и страшный для нее человек. – Я уверена, что мой муж будет согласен, – сказала графиня, – но ваш батюшка…
– Мой отец, которому я сообщил свои планы, непременным условием согласия положил то, чтобы свадьба была не раньше года. И это то я хотел сообщить вам, – сказал князь Андрей.
– Правда, что Наташа еще молода, но так долго.
– Это не могло быть иначе, – со вздохом сказал князь Андрей.
– Я пошлю вам ее, – сказала графиня и вышла из комнаты.
– Господи, помилуй нас, – твердила она, отыскивая дочь. Соня сказала, что Наташа в спальне. Наташа сидела на своей кровати, бледная, с сухими глазами, смотрела на образа и, быстро крестясь, шептала что то. Увидав мать, она вскочила и бросилась к ней.
– Что? Мама?… Что?
– Поди, поди к нему. Он просит твоей руки, – сказала графиня холодно, как показалось Наташе… – Поди… поди, – проговорила мать с грустью и укоризной вслед убегавшей дочери, и тяжело вздохнула.
Наташа не помнила, как она вошла в гостиную. Войдя в дверь и увидав его, она остановилась. «Неужели этот чужой человек сделался теперь всё для меня?» спросила она себя и мгновенно ответила: «Да, всё: он один теперь дороже для меня всего на свете». Князь Андрей подошел к ней, опустив глаза.
– Я полюбил вас с той минуты, как увидал вас. Могу ли я надеяться?
Он взглянул на нее, и серьезная страстность выражения ее лица поразила его. Лицо ее говорило: «Зачем спрашивать? Зачем сомневаться в том, чего нельзя не знать? Зачем говорить, когда нельзя словами выразить того, что чувствуешь».
Она приблизилась к нему и остановилась. Он взял ее руку и поцеловал.
– Любите ли вы меня?
– Да, да, – как будто с досадой проговорила Наташа, громко вздохнула, другой раз, чаще и чаще, и зарыдала.
– Об чем? Что с вами?
– Ах, я так счастлива, – отвечала она, улыбнулась сквозь слезы, нагнулась ближе к нему, подумала секунду, как будто спрашивая себя, можно ли это, и поцеловала его.
Князь Андрей держал ее руки, смотрел ей в глаза, и не находил в своей душе прежней любви к ней. В душе его вдруг повернулось что то: не было прежней поэтической и таинственной прелести желания, а была жалость к ее женской и детской слабости, был страх перед ее преданностью и доверчивостью, тяжелое и вместе радостное сознание долга, навеки связавшего его с нею. Настоящее чувство, хотя и не было так светло и поэтично как прежнее, было серьезнее и сильнее.
– Сказала ли вам maman, что это не может быть раньше года? – сказал князь Андрей, продолжая глядеть в ее глаза. «Неужели это я, та девочка ребенок (все так говорили обо мне) думала Наташа, неужели я теперь с этой минуты жена , равная этого чужого, милого, умного человека, уважаемого даже отцом моим. Неужели это правда! неужели правда, что теперь уже нельзя шутить жизнию, теперь уж я большая, теперь уж лежит на мне ответственность за всякое мое дело и слово? Да, что он спросил у меня?»
– Нет, – отвечала она, но она не понимала того, что он спрашивал.
– Простите меня, – сказал князь Андрей, – но вы так молоды, а я уже так много испытал жизни. Мне страшно за вас. Вы не знаете себя.