Вильямс, Василий Робертович

Василий Робертович Вильямс
Дата рождения:	27 сентября (9 октября) 1863(1863-10-09)
Место рождения:	Москва, Российская империя
Дата смерти:	11 ноября 1939(1939-11-11) (76 лет)
Место смерти:	Москва, РСФСР, СССР
Страна:	Российская империя Российская империя → СССР СССР
Научная сфера:	почвоведение
Награды и премии:	4-й ст. 2-й ст. 3-й ст. 2-й ст. 3-й ст. Герой Труда

Васи́лий Ро́бертович Ви́льямс (27 сентября (9 октября) 1863, Москва — 11 ноября 1939, Москва) — русский и советский почвовед-агроном, академик Академии наук СССР (1931), АН БССР (1929), ВАСХНИЛ (1935). Один из основоположников агрономического почвоведения.

Член ВКП(б) с 1928 года, депутат Моссовета и Верховного Совета СССР 1-го созыва. Лауреат премии им. В. И. Ленина (1931).

Биография

Сын инженера, гражданина США, эмигрировавшего в Россию в середине XIX века.

Окончил реальное училище (1883), Петровскую сельскохозяйственную академию (1888). На третьем курсе профессор Анатолий Фадеев, у которого Вильямс работал в то время, предложил ему организовать научно-исследовательскую лабораторию и заведовать опытным полем. Был оставлен при академии и направлен в командировку (Франция, Германия).

В мае 1889 года принял российское подданство и в декабре был причислен к Министерству государственных имуществ.

С 1891 года стал читать в Петровской академии курс общего земледелия. В январе 1894 года защитил магистерскую диссертацию «Опыт исследования в области механического анализа почв». В августе 1894 года, когда вместо академии был открыт Московский сельскохозяйственный институт, Вильямс был назначен адъюнкт-профессором по кафедре почвоведения и общего земледелия; с июня 1897 года — профессор. В 1894 году ездил в США и Канаду.

Был директором Сельскохозяйственного института с мая 1907 года по ноябрь 1908-го, а в 1922—1925 годах — ректор ТСХА.

В 1904 году заложил в институте питомник, в котором собрал коллекцию злаковых и бобовых трав. В 1911 году основал курсы по луговодству. В 1914 году основал под Москвой (ныне это территория города Лобни, у платформы Луговая) опытную станцию по изучению кормовых растений и кормовой площади (с 1922 года — Государственный луговой институт, в 1930 году переименован во Всесоюзный, а в 1992-м — во Всероссийский научно-исследовательский институт кормов); сегодня он носит имя В. Р. Вильямса. Его имя также носит Казахский научно-исследовательский институт земледелия.

Похоронен в дендрологическом саду парка Тимирязевской сельскохозяйственной академии, на территории которой он прожил свыше пятидесяти лет. Вильямс — основатель и первый заведующий кафедрой «Основы земледелия и растениеводства» Московского института механизации и электрификации сельского хозяйства.

Основные работы посвящены развитию учения о почве. Он автор около 450 научных работ. Обосновал ведущую роль биологических факторов в почвообразовании, создал учение о малом биологическом круговороте веществ как основе развития почв, высказал идею о единстве развития неорганической и органической природы, разработал и обосновал травопольную систему земледелия. Вильямс считал, что свойством плодородия обладает лишь мелкоструктурная комковатая почва и что структура почвы — это главное условие получения хороших урожаев.

Вёл острую полемику с «минеральными» и «формально-дедуктивными» агрохимиками, под которыми подразумевались последователи Дмитрия Прянишникова. К 1937 году научная полемика трансформировалась в борьбу с «врагами народа». В результате дискуссии между Вильямсом и академиком Николаем Тулайковым о пользе применения травопольной системы земледелия, Тулайков был арестован и погиб. Однако учение Вильямса содержало ряд ошибок: отрицательное отношение к культуре озимых хлебов, пропаганда вспашки травяного поля только глубокой осенью, независимо от климатических условий; отрицание решающей роли азотного питания растений; предложение перейти на пахоту с оборотом пласта.

Ученицей Вильямса была Фаня Гельцер.

Критика

Владимир Вернадский в 1943 году писал:

Он делал свою карьеру и как профессор оставил плохую, искажённую школу. Он даёт не точный материал, а дедуктивно выводит и в некоторых случаях резко противоречит действительности. <…> Вильямс, вступивший в партию, никак не может быть авторитетом, и я думаю будет быстро забыт.

Иван Артоболевский в воспоминаниях дал такую характеристику:

К В. Р. Вильямсу я относился и сейчас отношусь хорошо, несмотря на то, что он никогда не помогал мне, а наоборот, иногда даже вредил мне своим формализмом. Всё-таки, несмотря на все свои заблуждения в науке, он был настоящим, очень пытливым и интересным исследователем. Он умел отстаивать свои мысли очень страстно, будучи убеждённым в их правоте. Но он обладал и крупными недостатками и был очень неразборчив в средствах борьбы за свои идеи. До революции В. Р. Вильямс считался одним из наиболее правых профессоров института. Его многие профессора и студенты считали убеждённым монархистом. Он никогда не выступал вместе с коллективом преподавателей и студентов с протестами против несправедливых и недемократичных действий Министерства и других государственных органов. В. Р. Вильямс всегда подчёркивал свою лояльность существовавшему царскому режиму. От его политических взглядов и отзывов очень страдали такие учёные, как Д. Н. Прянишников, Н. И. Вавилов, А. Г. Дояренко, А. Ф. Фортунатов и др. Как мне однажды сказал Д. Н. Прянишников, когда мы отдыхали вместе в Узком: «Вы должны знать, И. И., что В. Р. Вильямс — это предельно беспринципный человек. Он убирает со своего пути любого человека, который с ним не согласен или думает иначе». Через несколько лет после революции В. Р. Вильямс, будучи ректором Академии, настоял на разрушении храма в Разумовском — этого выдающегося архитектурного памятника.

Членство в организациях

• с 1928 года — член ВКП(б) (КПСС)
• с 1929 года — действительный член Академии наук Белорусской ССР
• с 1 февраля 1931 года — академик АН СССР. Отделение математических и естественных наук (почвоведение)
• с 1935 года — действительный член ВАСХНИЛ

Награды

• Орден Святого Станислава 3-й степени;
• Орден Святой Анны 3-й степени;
• Орден Святого Станислава 2-й степени;
• Орден Святой Анны 2-й степени;
• Орден Святого Владимира 4-й степени;
• Медаль «В память царствования императора Александра III»;
• Медаль «В память 300-летия царствования дома Романовых».
• Удостоен звания Героя Труда (1923).
• Награждён орденом Ленина (1935), двумя орденами Трудового Красного Знамени (1924, 1936).

Семья

Двое сыновей:

• Василий Васильевич (1897—1965), химик-органик, доктор химических наук;
• Николай Васильевич (1899—1946), химик-органик, доктор химических наук, профессор, заведующий кафедрой органической химии МСХА в 1938—1946 годах.
  • Внук — Николай Николаевич (1926—2006) — преподаватель математики, узник сталинских исправительно-трудовых лагерей, позже был реабилитирован, занимался правозащитной деятельностью. Муж правозащитницы Людмилы Алексеевой.

• Племянник — Пётр Владимирович Вильямс (1902—1947) — советский живописец, график и театральный художник, главный художник Большого театра в 1941—1947 годах.

Память

• В 1934 году создан Почвенно-агрономический музей имени В. Р. Вильямса
• В честь Вильямса названы улицы в Казани, Перми, Брянске, Туле, Липецке, Днепропетровске, Киеве, Одессе, Краматорске, Горловке, Енакиеве, Петропавловске, Пензе, Астрахани Омске. В Минске — улица и переулок. В Краснодаре назван переулок.
• В Москве на территории Тимирязевской сельскохозяйственной академии установлен памятник Вильямсу (1947, скульптор С. О. Махтин, архитектор И. А. Француз)
• В Кишинёве, из-за того что в названии улицы Вильямса не было инициалов, а в документах муниципалитета не нашлось никаких разъяснений о его личности, то повесили новые таблички на латинице с именем R. Williams. В настоящее время на этой улице остались всего лишь три старых дома.
  • Имя В. Р. Вильямса присвоено Всероссийскому научно-исследовательскому институту кормов.
• Имя носил Московский институт инженеров водного хозяйства.
• Имя Вильямса носил посёлок Теректы в Карасуском районе Кустанайской области Казахстана.

• 2015 09 19 Тимерязевская Вильямс Dtl.jpg

  Памятник, Тимирязевская сельскохозяйственная академия

• Portret-V-R-Vilyamsa--ic1949 1399.jpg

  Почтовая марка СССР, 1949 год

Литература

• Список гражданским чинам первых четырёх классов. — Пг., 1914. — С. 2486.
• Аболин Р. И. Василий Робертович Вильямс (К 50-летию научно-общественной деятельности). // Природа : журнал. — 1935. — № 9. — С. 60—67.
• Крупенников И. А., Крупенников Л. А. Василий Робертович Вильямс. — М.: Молодая гвардия, 1952.
• Панов Н. П., Кулаков Е. В. [www.ras.ru/publishing/rasherald/rasherald_articleinfo.aspx?articleid=5cf5d735-a464-42cb-bc6c-6edcc667f237 Василий Робертович Вильямс] // Вестник АН СССР. — 1984. — № 6. — С. 101—108.
• Василий Робертович Вильямс (1863—1939). — М.: ЦНСХБ, 1989.
• Волков В. А., Куликова М. В. Московские профессора XVIII — начала XX веков. Естественные и технические науки. — М.: Янус-К; Московские учебники и картолитография, 2003. — С. 52—54. — 294 с. — 2000 экз. — ISBN 5—8037—0164—5.

Ссылки

• [www.cnshb.ru/AKDiL/akad/base/RV/000738.shtm Вильямс Василий Робертович] // Биографическая энциклопедия РАСХН, ВАСХНИЛ
• Вильямс Василий Робертович — статья из Большой советской энциклопедии (3-е издание).
• [csl.bas-net.by/anews1.asp?id=37968 Вильямс Василий Робертович] в базе данных «История белорусской науки в лицах» Центральной научной библиотеки им. Я.Коласа НАН Беларуси
• [library.basnet.by/handle/csl/263 Биобиблиографический указатель] в репозитории Центральной научной библиотеки им. Якуба Коласа НАН Беларуси

Отрывок, характеризующий Вильямс, Василий Робертович

Имя его Vincent уже переделали: казаки – в Весеннего, а мужики и солдаты – в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике.
– Он там у костра грелся. Эй, Висеня! Висеня! Весенний! – послышались в темноте передающиеся голоса и смех.
– А мальчонок шустрый, – сказал гусар, стоявший подле Пети. – Мы его покормили давеча. Страсть голодный был!
В темноте послышались шаги и, шлепая босыми ногами по грязи, барабанщик подошел к двери.
– Ah, c'est vous! – сказал Петя. – Voulez vous manger? N'ayez pas peur, on ne vous fera pas de mal, – прибавил он, робко и ласково дотрогиваясь до его руки. – Entrez, entrez. [Ах, это вы! Хотите есть? Не бойтесь, вам ничего не сделают. Войдите, войдите.]
– Merci, monsieur, [Благодарю, господин.] – отвечал барабанщик дрожащим, почти детским голосом и стал обтирать о порог свои грязные ноги. Пете многое хотелось сказать барабанщику, но он не смел. Он, переминаясь, стоял подле него в сенях. Потом в темноте взял его за руку и пожал ее.
– Entrez, entrez, – повторил он только нежным шепотом.
«Ах, что бы мне ему сделать!» – проговорил сам с собою Петя и, отворив дверь, пропустил мимо себя мальчика.
Когда барабанщик вошел в избушку, Петя сел подальше от него, считая для себя унизительным обращать на него внимание. Он только ощупывал в кармане деньги и был в сомненье, не стыдно ли будет дать их барабанщику.


От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.
– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.
– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».
На все убеждения Денисова не ездить Петя отвечал, что он тоже привык все делать аккуратно, а не наобум Лазаря, и что он об опасности себе никогда не думает.
– Потому что, – согласитесь сами, – если не знать верно, сколько там, от этого зависит жизнь, может быть, сотен, а тут мы одни, и потом мне очень этого хочется, и непременно, непременно поеду, вы уж меня не удержите, – говорил он, – только хуже будет…


Одевшись в французские шинели и кивера, Петя с Долоховым поехали на ту просеку, с которой Денисов смотрел на лагерь, и, выехав из леса в совершенной темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и поехал крупной рысью по дороге к мосту. Петя, замирая от волнения, ехал с ним рядом.
– Если попадемся, я живым не отдамся, у меня пистолет, – прошептал Петя.
– Не говори по русски, – быстрым шепотом сказал Долохов, и в ту же минуту в темноте послышался оклик: «Qui vive?» [Кто идет?] и звон ружья.
Кровь бросилась в лицо Пети, и он схватился за пистолет.
– Lanciers du sixieme, [Уланы шестого полка.] – проговорил Долохов, не укорачивая и не прибавляя хода лошади. Черная фигура часового стояла на мосту.
– Mot d'ordre? [Отзыв?] – Долохов придержал лошадь и поехал шагом.
– Dites donc, le colonel Gerard est ici? [Скажи, здесь ли полковник Жерар?] – сказал он.
– Mot d'ordre! – не отвечая, сказал часовой, загораживая дорогу.
– Quand un officier fait sa ronde, les sentinelles ne demandent pas le mot d'ordre… – крикнул Долохов, вдруг вспыхнув, наезжая лошадью на часового. – Je vous demande si le colonel est ici? [Когда офицер объезжает цепь, часовые не спрашивают отзыва… Я спрашиваю, тут ли полковник?]
И, не дожидаясь ответа от посторонившегося часового, Долохов шагом поехал в гору.
Заметив черную тень человека, переходящего через дорогу, Долохов остановил этого человека и спросил, где командир и офицеры? Человек этот, с мешком на плече, солдат, остановился, близко подошел к лошади Долохова, дотрогиваясь до нее рукою, и просто и дружелюбно рассказал, что командир и офицеры были выше на горе, с правой стороны, на дворе фермы (так он называл господскую усадьбу).
Проехав по дороге, с обеих сторон которой звучал от костров французский говор, Долохов повернул во двор господского дома. Проехав в ворота, он слез с лошади и подошел к большому пылавшему костру, вокруг которого, громко разговаривая, сидело несколько человек. В котелке с краю варилось что то, и солдат в колпаке и синей шинели, стоя на коленях, ярко освещенный огнем, мешал в нем шомполом.
– Oh, c'est un dur a cuire, [С этим чертом не сладишь.] – говорил один из офицеров, сидевших в тени с противоположной стороны костра.
– Il les fera marcher les lapins… [Он их проберет…] – со смехом сказал другой. Оба замолкли, вглядываясь в темноту на звук шагов Долохова и Пети, подходивших к костру с своими лошадьми.
– Bonjour, messieurs! [Здравствуйте, господа!] – громко, отчетливо выговорил Долохов.
Офицеры зашевелились в тени костра, и один, высокий офицер с длинной шеей, обойдя огонь, подошел к Долохову.
– C'est vous, Clement? – сказал он. – D'ou, diable… [Это вы, Клеман? Откуда, черт…] – но он не докончил, узнав свою ошибку, и, слегка нахмурившись, как с незнакомым, поздоровался с Долоховым, спрашивая его, чем он может служить. Долохов рассказал, что он с товарищем догонял свой полк, и спросил, обращаясь ко всем вообще, не знали ли офицеры чего нибудь о шестом полку. Никто ничего не знал; и Пете показалось, что офицеры враждебно и подозрительно стали осматривать его и Долохова. Несколько секунд все молчали.
– Si vous comptez sur la soupe du soir, vous venez trop tard, [Если вы рассчитываете на ужин, то вы опоздали.] – сказал с сдержанным смехом голос из за костра.
Долохов отвечал, что они сыты и что им надо в ночь же ехать дальше.
Он отдал лошадей солдату, мешавшему в котелке, и на корточках присел у костра рядом с офицером с длинной шеей. Офицер этот, не спуская глаз, смотрел на Долохова и переспросил его еще раз: какого он был полка? Долохов не отвечал, как будто не слыхал вопроса, и, закуривая коротенькую французскую трубку, которую он достал из кармана, спрашивал офицеров о том, в какой степени безопасна дорога от казаков впереди их.
– Les brigands sont partout, [Эти разбойники везде.] – отвечал офицер из за костра.
Долохов сказал, что казаки страшны только для таких отсталых, как он с товарищем, но что на большие отряды казаки, вероятно, не смеют нападать, прибавил он вопросительно. Никто ничего не ответил.
«Ну, теперь он уедет», – всякую минуту думал Петя, стоя перед костром и слушая его разговор.
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал:
– La vilaine affaire de trainer ces cadavres apres soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille, [Скверное дело таскать за собой эти трупы. Лучше бы расстрелять эту сволочь.] – и громко засмеялся таким странным смехом, что Пете показалось, французы сейчас узнают обман, и он невольно отступил на шаг от костра. Никто не ответил на слова и смех Долохова, и французский офицер, которого не видно было (он лежал, укутавшись шинелью), приподнялся и прошептал что то товарищу. Долохов встал и кликнул солдата с лошадьми.
«Подадут или нет лошадей?» – думал Петя, невольно приближаясь к Долохову.
Лошадей подали.
– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.