Бурцов-Протопопов, Василий Фёдорович

Василий Фёдорович Бурцов-Протопопов

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Василий Федорович Бурцов-Протопопов (г. рождения неизвестен — умер после 1648 года) — русский издатель XVII века, работавший на Московском печатном дворе. Первым в России стал издавать «массовые» книги светского содержания, первые русские печатные учебники — азбуки, святцы, календари. Положил начало изданию малоформатных книг.

Биография

Судя по прозвищу, происходил из семьи священнослужителей. Первые упоминания о Бурцове в документах относятся к 1626/27 г., когда он с кн. Романом Волконским описывал Епифанский, Венёвский и Тульский уезды, в 1631/1632 году с И. Загряжским — Соловский уезд, в 1638 году имел двор в Москве. С 1632 года Бурцов работал на Печатном дворе, руководил постройкой нового печатного отделения, а затем и его работой. Задачей этого отделения, созданного на средства Патриаршего разрядного приказа, по-видимому, должно было стать обеспечение книгами школы, основанной Патриархом Филаретом. Подтверждением тому являются первые книги, изданные Бурцовым,- Буквари, Псалтири, Часовники (в документах Бурцов нередко именуется «подьячим азбучного дела», по-видимому он руководил издательским процессом на всех этапах — от составления книги до выпуска её в свет). После смерти Патриарха Филарета († 1 окт. 1633) Бурцов отделился от Печатного двора, компенсировав казне расходы по созданию отделения. (По поводу статуса его типографии в литературе существуют различные мнения — её считают либо частной (И. В. Починская), либо 2-й гос. (И. В. Поздеева).)

В 1641 году, печатая Канонник, Бурцов впервые в Москве предпослал тексту титульный лист, заключённый в гравированную на дереве рамку.

Бурцов имел тесные связи с белорусским печатником Спиридоном Соболем, который, вероятно, помогал ему в период становления типографии. Эти контакты нашли отражение в новшествах, которые Бурцов привнес в московскую печатную книгу. У побывавшего в Москве в 1637 году С. Соболя Бурцов приобрёл шрифты малого кегля (высота 10 строк — 61-62 мм), которыми напечатал Святцы (1639), Канонник (1641) и Требник (1642). Святцы напечатаны в 16-ю долю листа — это 1-я московская миниатюрная печатная книга.

В конце 30-х годах XVII века отношения между Бурцовым и Соболем испортились. Белорусский печатник хотел приехать в Москву, чтобы получить должность переводчика «книг греческих в русский язык», и предлагал создать типографское училище с преподаванием слав. и иностранных языков. Опасаясь конкуренции опытного печатника (а также, вероятно, не желая расплачиваться по заемной записи и возвращать заимствованные типографские материалы), Б. обвинил Соболя в тайной приверженности унии. В апреле 1639 года последний был задержан с партией книг на границе в Вязьме и по царскому указу выслан назад в Речь Посполитую (Русско-белорусские связи: Сб. док-тов (1570—1667). Минск, 1963. № 135, 136, 138; Зёрнова А. С. Белорус. печатник Спиридон Соболь // Книга: Исслед. и мат-лы. М., 1965. Сб. 10. С. 143—144).

На позднейшую традицию московских печатных Букварей (изд. 1657 и 1664) издания Б. оказали лишь ограниченное воздействие, их составители, действовавшие в эпоху реформ Патриарха Никона, предпочитали обращаться к западнорусскому материалу (в частности, к Грамматике Мелетия (Смотрицкого) 1619 года и могилёвскому Букварю Соболя 1636 года) непосредственно. В XIX веке единоверческая типография перепечатала 2 издания Б.: Требник 1642 г. (М., 1856) и Букварь 1637 г. (М., 1885). Последнее известие о Б. относится к 1648 году.

Издания

Типография Б. успешно функционировала в 1633—1642 годов и была закрыта с восшествием на Патриарший престол Иосифа. За это время было напечатано не менее 20 изданий: четыре издания Псалтири, одно — Псалтири с восследованием (Псалтирь с восследованием (или следованная) один из типов Псалтыри наряду с простой, толковой и гадательной, предназначена для употребления в церковном богослужении; содержит большое количество приложений), три издания Часовника, четыре — Букваря, Служебная Минея на сентябрь, Служебник, Апостол, Евангелие учительное, Святцы, Шестоднев, Канонник, Требник,- которые характеризуются многими новаторскими для великорусского книгопечатания чертами. Б. первым в Московском государстве издал буквари церковнославянского языка — в 1634 и 1637 годах,- в основном следовавшие традиции букварей Ивана Фёдорова.

Первое московское пособие для обучения грамоте — Азбука (букварь) Василия Бурцова. (Формат 93 Х 153 мм) Московский печатный двор, 20 августа 1634 года. Среди изданным им книг его букварь отличается особым изяществом и простотой. По традиции книга небольшого размера. В отличие от Ивана Федорова Бурцов использовал красный цвет, выделяющий буквы, слоги и названия разделов букваря. Особое внимание уделено шрифтам и графическому оформлению, построение каждой страницы четкое, продуманное. Составлен букварь по образцу федоровских азбук. Есть и алфавит в прямом и обратном порядках, а также в разбивку; есть и двух- и трехбуквенные слоги, числа и знаки препинания. Есть разделы по грамматике с формами спряжения глаголов, и по орфографии с примерами склонения имен существительных и прилагательных, и даже сказание Черноризца Храбра. В материал для чтения также включены молитвы, притчи, наставления. И все же это не простая перепечатка. Это творчески переработанное пособие с усовершенствованиями, уточнениями содержания и особой любовью к его внешнему виду. Букварь В. Бурцова имел большую популярность в России того времени.

Второе издание Азбуки (букваря) Василия Бурцова. (Формат 87 Х 139 мм) Московский печатный двор, 8 февраля 1637 Совсем маленькая, «карманная» книжечка, напоминающая кошелек. Хотя принцип построения пока оставлен без изменений, это первая русская иллюстрированная азбука, причем сюжет иллюстрации вполне светский. Сразу после обращения к учащимся издатель на отдельной странице поместил гравированный на дереве фронтиспис, живо изображающий сцену в классной комнате училища — учитель наказывает розгами провинившегося ученика. Наставление понятно без слов. Гравюра выполнена очень тщательно и гармонично вписывается в общий стиль оформления книги с её заставками и шрифтами. Интересен факт, что в издании Азбуки 1637 года содержится поучение «младым отрочатам». Это первое стихотворное сочинение русского автора, появившееся в печатном издании. Исследователи полагают, что автором этих стихов был сам Василий Фёдорович Бурцов. В стихах изложены наставления и рассказ о том, каким сокровищем является знание грамоты. Это самое ранее поэтическое произведение русского автора, напечатанное в Москве. В таком виде букварь неоднократно переиздавался. Издания букварей В. Бурцова можно назвать началом чудесного превращения учебника в светскую книгу.

Содержание: 1) Предисловие для взрослых 2) Стихотворное предисловие для детей 3) Славянский алфавит (в том числе, цифры и пр. символы) 4) Слоги 5) Парадигмы спряжения глаголов (в том числе дв.ч.) 6) Алфавитный перечень слов под титлами 7) Стихотворение для заучивания порядка букв в алфавите 8) Заповеди Ветхаго и Новаго заветов 9) Евангельские притчи 10) Исус Сирахов 11) Сказание как св. Кирилл составил азбуку 12) Заключение, информация об издании и переиздании

См. также

• Иван Фёдоров
• Вербицкий, Тимофей Александрович
• Пётр Мстиславец
• Франциск Скорина
• Симон Будный
• Василий Тяпинский

Литература

• Бурцов-Протопопов, Василий Федоров // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Бурцов-Протопопов // Малый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 4 т. — СПб., 1907—1909.
• Бурцов, Василий Федоров // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
• Зёрнова А. С. Книги кирилловской печати, изд. в Москве в XVI—XVII вв.: Сводный кат. — М., 1958. — № 101—117.
• Поздеева И. В., Пушков В. П., Дадыкин А. В. Московский Печатный двор — факт и фактор рус. культуры. — М., 2001. — С. 421—428.
• Зёрнова А. С. Орнаментика книг моск. печати XVI—XVII вв. — М., 1952. — С. 23—24.
• Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие XVI—XVII вв. — М., 1975. — С. 74.
• Очерки истории школы и пед. мысли народов СССР с древнейших времен до кон. XVII в. — М., 1989. — С. 172, 173, 187—189.
• Иванова Ж. Н. Василий Бурцов и его роль в развитии печатного дела в России // Памятники рус. народной культуры XVII—XIX вв. — М., 1990. — С. 13—28.
• Сазонова Л. И., Гусева А. А. Бурцев В. Ф. // СККДР. — Вып. 3. Ч. 1. — С. 148—153.
• Починская И. В. О первом опыте частного книгоиздания в России // Проблемы истории, рус. книжности, культуры и обществ. сознания. — Новосиб., 2000. — С. 225—231.
• Калайдович К. Ф. Азбука, составленная В. Ф. Бурцевым // Сев. архив. 1823. Ч. 6. — № 11.
• Немировский Е. Л. Азбучного дела подьячий // Рус. речь. 1984, № 4.
• Иванова И. Н. В. Бурцев и его роль в развитии печатного дела в России // Памятники рус. нар. культуры XVII—XIX вв. — М., 1990.

Отрывок, характеризующий Бурцов-Протопопов, Василий Фёдорович

– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.


В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.