Васильев, Александр Карпович
Поделись знанием:
Графиня следила за уборкой вещей, всем была недовольна и ходила за беспрестанно убегавшим от нее Петей, ревнуя его к Наташе, с которой он проводил все время. Соня одна распоряжалась практической стороной дела: укладываньем вещей. Но Соня была особенно грустна и молчалива все это последнее время. Письмо Nicolas, в котором он упоминал о княжне Марье, вызвало в ее присутствии радостные рассуждения графини о том, как во встрече княжны Марьи с Nicolas она видела промысл божий.
– Я никогда не радовалась тогда, – сказала графиня, – когда Болконский был женихом Наташи, а я всегда желала, и у меня есть предчувствие, что Николинька женится на княжне. И как бы это хорошо было!
Соня чувствовала, что это была правда, что единственная возможность поправления дел Ростовых была женитьба на богатой и что княжна была хорошая партия. Но ей было это очень горько. Несмотря на свое горе или, может быть, именно вследствие своего горя, она на себя взяла все трудные заботы распоряжений об уборке и укладке вещей и целые дни была занята. Граф и графиня обращались к ней, когда им что нибудь нужно было приказывать. Петя и Наташа, напротив, не только не помогали родителям, но большею частью всем в доме надоедали и мешали. И целый день почти слышны были в доме их беготня, крики и беспричинный хохот. Они смеялись и радовались вовсе не оттого, что была причина их смеху; но им на душе было радостно и весело, и потому все, что ни случалось, было для них причиной радости и смеха. Пете было весело оттого, что, уехав из дома мальчиком, он вернулся (как ему говорили все) молодцом мужчиной; весело было оттого, что он дома, оттого, что он из Белой Церкви, где не скоро была надежда попасть в сраженье, попал в Москву, где на днях будут драться; и главное, весело оттого, что Наташа, настроению духа которой он всегда покорялся, была весела. Наташа же была весела потому, что она слишком долго была грустна, и теперь ничто не напоминало ей причину ее грусти, и она была здорова. Еще она была весела потому, что был человек, который ею восхищался (восхищение других была та мазь колес, которая была необходима для того, чтоб ее машина совершенно свободно двигалась), и Петя восхищался ею. Главное же, веселы они были потому, что война была под Москвой, что будут сражаться у заставы, что раздают оружие, что все бегут, уезжают куда то, что вообще происходит что то необычайное, что всегда радостно для человека, в особенности для молодого.
31 го августа, в субботу, в доме Ростовых все казалось перевернутым вверх дном. Все двери были растворены, вся мебель вынесена или переставлена, зеркала, картины сняты. В комнатах стояли сундуки, валялось сено, оберточная бумага и веревки. Мужики и дворовые, выносившие вещи, тяжелыми шагами ходили по паркету. На дворе теснились мужицкие телеги, некоторые уже уложенные верхом и увязанные, некоторые еще пустые.
Голоса и шаги огромной дворни и приехавших с подводами мужиков звучали, перекликиваясь, на дворе и в доме. Граф с утра выехал куда то. Графиня, у которой разболелась голова от суеты и шума, лежала в новой диванной с уксусными повязками на голове. Пети не было дома (он пошел к товарищу, с которым намеревался из ополченцев перейти в действующую армию). Соня присутствовала в зале при укладке хрусталя и фарфора. Наташа сидела в своей разоренной комнате на полу, между разбросанными платьями, лентами, шарфами, и, неподвижно глядя на пол, держала в руках старое бальное платье, то самое (уже старое по моде) платье, в котором она в первый раз была на петербургском бале.
Наташе совестно было ничего не делать в доме, тогда как все были так заняты, и она несколько раз с утра еще пробовала приняться за дело; но душа ее не лежала к этому делу; а она не могла и не умела делать что нибудь не от всей души, не изо всех своих сил. Она постояла над Соней при укладке фарфора, хотела помочь, но тотчас же бросила и пошла к себе укладывать свои вещи. Сначала ее веселило то, что она раздавала свои платья и ленты горничным, но потом, когда остальные все таки надо было укладывать, ей это показалось скучным.
– Дуняша, ты уложишь, голубушка? Да? Да?
И когда Дуняша охотно обещалась ей все сделать, Наташа села на пол, взяла в руки старое бальное платье и задумалась совсем не о том, что бы должно было занимать ее теперь. Из задумчивости, в которой находилась Наташа, вывел ее говор девушек в соседней девичьей и звуки их поспешных шагов из девичьей на заднее крыльцо. Наташа встала и посмотрела в окно. На улице остановился огромный поезд раненых.
Девушки, лакеи, ключница, няня, повар, кучера, форейторы, поваренки стояли у ворот, глядя на раненых.
Наташа, накинув белый носовой платок на волосы и придерживая его обеими руками за кончики, вышла на улицу.
Бывшая ключница, старушка Мавра Кузминишна, отделилась от толпы, стоявшей у ворот, и, подойдя к телеге, на которой была рогожная кибиточка, разговаривала с лежавшим в этой телеге молодым бледным офицером. Наташа подвинулась на несколько шагов и робко остановилась, продолжая придерживать свой платок и слушая то, что говорила ключница.
– Что ж, у вас, значит, никого и нет в Москве? – говорила Мавра Кузминишна. – Вам бы покойнее где на квартире… Вот бы хоть к нам. Господа уезжают.
– Не знаю, позволят ли, – слабым голосом сказал офицер. – Вон начальник… спросите, – и он указал на толстого майора, который возвращался назад по улице по ряду телег.
Наташа испуганными глазами заглянула в лицо раненого офицера и тотчас же пошла навстречу майору.
– Можно раненым у нас в доме остановиться? – спросила она.
Майор с улыбкой приложил руку к козырьку.
– Кого вам угодно, мамзель? – сказал он, суживая глаза и улыбаясь.
Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.
| Васильев Александр Карпович | |||||||||
 А. К. Васильев. Фото 1950-х гг. | |||||||||
| Дата рождения | |||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Место рождения |
Пинск, Пинский уезд, Минская губерния, Российская империя, ныне Пинск | ||||||||
| Дата смерти | |||||||||
| Место смерти | |||||||||
| Принадлежность | |||||||||
| Род войск | |||||||||
| Годы службы | |||||||||
| Звание | |||||||||
| Сражения/войны | |||||||||
| Награды и премии |
| ||||||||
| В отставке |
начальник ОТиЗ Асиновского ЛПК | ||||||||
 |
Стиль этой статьи неэнциклопедичен или нарушает нормы русского языка. Статью следует исправить согласно стилистическим правилам Википедии.
|
Алекса́ндр Ка́рпович Васи́льев (25 мая [7 июня] 1904, г. Пинск, Пинский уезд, Минская губерния, Российская империя[1] — 23 апреля 1956, г. Асино Асиновского района, Томская область.) — ветеран и герой Великой Отечественной войны, полный кавалер ордена солдатской Славы.
Биография
Александр Васильев родился 7 июня 1904 года в белорусской рабочей семье в западной части современной Белоруссии, в Полесье, в городе Пинск. Детство нарушила Первая мировая война, в 1915 году Пинск был оккупирован немецкой (кайзеровской) армией, Васильевы переехали в Гомель. Повторно кайзеровские войска заняли Пинск и Гомель в 1918 году, в декабре 1918 власть (при немецкой оккупации) перешла к украинским войскам Симона Петлюры. Немцы и петлюровцы были выбиты наступающей Красной Армией в январе 1919, Гомельщина стала Гомельской губернией РСФСР. В такое неспокойное время Александр получил неполное среднее образование (7 классов) — окончил школу в Гомеле (1920 год), затем закончил финансовые курсы. Родной город Пинск по итогам советско-польской войны (1919—1920) оказался за границей, в составе Польши — до возвращения в состав СССР/БССР в 1939 году. Юноша работал начальником планово-экономического отдела спичечной фабрики[2] в городе Речица (Белорусская ССР). В 1926 году в возрасте 22 лет, как надёжный и грамотный гражданин СССР, Александр был призван в ряды Красной Армии. Демобилизован и вернулся в Речицу в 1928 году.
Когда началась Великая Отечественная война, А. Васильев был мобилизован в армию (сентябрь 1941), прошёл подготовку в школе младших командиров и сразу оказался в самом пекле, был фронтовым сапёром. Воевал в составе Центрального, затем, после перелома в войне в 1943, в составе 1-го Белорусского фронта. А. К. Васильев воевал достойно, был храбрым и инициативным воином. Прошёл трудный боевой путь от обороны городов СССР до освобождения оккупированных территорий РСФСР, Белорусской ССР, Польши, штурмовал Германию. Несколько раз был тяжело и легко ранен. В 1944 был награждён главной медалью за солдатскую храбрость «За отвагу» и вскоре затем орденом Красной Звезды. В 1945 году за подвиги был трижды награждён орденом Славы. Войну закончил командиром отделения, в звании старшего сержанта.
После войны в 1945 году был демобилизован из армии, приехал жить и работать в Томскую область, в город Асино. Работал мастером смены на Асиновском лесозаводе (ныне Асиновский ЛПК), затем здесь же — начальником отдела труда и заработной платы (ОТиЗ). Умер 23 апреля 1956 года в возрасте 52-х лет, сказались фронтовые раны, от которых так и не оправился. Похоронен в Асино.
Впоследствии решением Асиновского райисполкома[3] герою войны А. К. Васильеву было присвоено звание «Почётный гражданин Асиновского района».
Белорус, Член ВКП(б) с 1943.
Подвиги
- В ходе одного из жарких сражений Великой Отечественной войны, Висло-Одерской фронтовой операции, командир отделения 657-го отдельного сапёрного батальона (370-я стрелковая дивизия, 69-я армия, 1-й Белорусский фронт) старший сержант Александр Васильев 14-го января 1945 года обезвредил 75 мин противника в районе города Радом (Польша). 16-го января 1945 года в районе населённого пункта Чёрный Лес (юго-западнее города Пулавы, Польша) обезвредил 50 мин противника. С 5-го по 7-е февраля 1945 года на лодке переправил через реку Одер (12 км южнее города Фюрстенвальде, Германия) 250 бойцов и 1,5 тонн боеприпасов. Приказом по дивизии от 19.02.1945 Александр Васильев награждён орденом Славы III-й степени.
- В дни завершения Висло-Одерской операции, 10-го марта 1945 года старший сержант А. К. Васильев на левом берегу реки Одер в районе города Франкфурт (территория Германии) с группой своих сапёров сделал несколько проходов в своих минных полях[4], а также установил более 300 противотанковых мин перед советскими позициями. Приказом по дивизии от 09.04.1945 награждён орденом Славы II-й степени.
- 15-16 апреля 1945 года А. Васильев в составе сапёрной группы разграждения сделал 2 прохода в минных полях. Участвовал в разминировании дороги на город Лебус (11 км севернее города Франкфурт-на-Одере, Германия), был дважды легко ранен, но оставался в строю. Уже после войны Указом Президиума Верховного Совета СССР от 15.05.1946 награждён орденом Славы I-й степени.
Получив в боях 3 звезды солдатской Славы, Александр Карпович Васильев стал солдатом-героем[5], полным Кавалером Ордена.
Награды
- 3 ордена Славы: III-й степени (19.02.1945, № 356500), II-й степени (09.04.1945, № 16087), I-й степени (15.05.1946, № 1307).
- Орден Красной Звезды (1944).
- Медаль «За отвагу» (1944).
- Медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» (1945).
- Медаль «За освобождение Варшавы» (1945).
- Медаль «За взятие Берлина» (1945).
- медали СССР.
Память
- Имя Александра Карповича Васильева представлено на Памятной стеле томичей-героев на аллее Боевой славы томичей в Лагерном саду города Томска.
- В советское время Александру Карповичу Васильеву было присвоено звание «Почётный гражданин Асиновского района».
- Информации о других монументах, мемориальных досках или иной памяти о герое в городах Пинск и Гомель, др. — не имеется.
Семья
- Отец - Карп Петрович Васильев (1878-1931), двоюродный племянник (их отцы приходились друг другу двоюродными братьями) известного художника Ф.А.Васильева .
- Мать - Алла Степановна Васильева (1882-1953), родом из Могилева, из еврейской семьи по матери, Фаины (Фатимы) Давыдовны Яровой, корни которой происходят из города Речица, по другим источникам данных из Владивостока, отец, Степан Максимович Яровой, русский.
- Есть младшая сестра Нелли и старший брат Алексей.
- Жена - Софья Петровна Васильева (урожд. Барсукова) (1907-1981), родом из Шуи, из крестьян, домохозяйка. Вторая жена - Просковья Васильевна Васильева, родом из г.Асино, Томская область.
- Дети - Александр(от первого брака) Олег, Валерий, Юрий(от второго брака).
- Внуки - Ирина, Марина, Александр, Ольга, Иван, Евгений, Алексей, Вячеслав.
- Правнуки - Евгения, Тимофей, Валерий, Дарья, Полина.
Напишите отзыв о статье "Васильев, Александр Карпович"
Примечания
- Тексты описания подвигов Героя в печатных литературных источниках, а также в основных Интернет-публикациях — идентичны.
- ↑ В настоящее время город Пинск (белор. Пінск) — город областного подчинения, центр Пинского района Брестской области, Белоруссия.
- ↑ Речицкая спичечная фабрика ныне не существует, вероятно разрушена во время войны.
- ↑ Дата и номер документа не указаны.
- ↑ В ходе ожесточённых боёв февраля-марта форсировавшие реку Одер части Советской армии вынуждены были отражать яростные контр-атаки противника, пытавшегося откинуть наступающих назад за Одер. Перед окопами сапёры сделали минные поля для обороны от наседающих гитлеровцев.
- ↑ В советское время после 1943 года лица, награждённые 3-мя орденами Славы приравнивались к званию Героя Советского Союза.
Литература
- Кавалеры ордена Славы трех степеней: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии Д. С. Сухоруков. — М.: Воениздат, 2000. — С.98.
- Томск в судьбе Героев: Краткий биографический справочник Героев Советского Союза и кавалеров ордена Славы I степени / Сост. Н. Б. Морокова. — Томск: Издательский дом D-Print, 2005. — 168 с. ISBN 5-902514-12-6. — С.140.
- Навечно в сердце народном. / 3-е изд., доп. и испр. — Минск, 1984. — С.87.
- ЦАМО РФ. Фонд 33. — Опись 564521. — Дело 174. — Лист 112.
- Районная газета Причулымская правда, — Асино, 1973. — 22 февраля.
Ссылки
- [towiki.ru/view/Александр_Карпович_Васильев Информация в Томской Википедии]
- [az-libr.ru/Persons/20H/557a99f8/index.shtml Васильев Александр Карпович, полный кавалер Ордена Славы. Офиц. биография]
- [www.asino.ru/grajdan.html Почётные граждане Асиновского района (фото героя)]
- [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=9512 портал «Все герои войны»: Полный кавалер ордена Славы А. К. Васильев (фото)]
Отрывок, характеризующий Васильев, Александр Карпович
В продолжение этих трех дней, предшествовавших пленению Москвы, все семейство Ростовых находилось в различных житейских хлопотах. Глава семейства, граф Илья Андреич, беспрестанно ездил по городу, собирая со всех сторон ходившие слухи, и дома делал общие поверхностные и торопливые распоряжения о приготовлениях к отъезду.Графиня следила за уборкой вещей, всем была недовольна и ходила за беспрестанно убегавшим от нее Петей, ревнуя его к Наташе, с которой он проводил все время. Соня одна распоряжалась практической стороной дела: укладываньем вещей. Но Соня была особенно грустна и молчалива все это последнее время. Письмо Nicolas, в котором он упоминал о княжне Марье, вызвало в ее присутствии радостные рассуждения графини о том, как во встрече княжны Марьи с Nicolas она видела промысл божий.
– Я никогда не радовалась тогда, – сказала графиня, – когда Болконский был женихом Наташи, а я всегда желала, и у меня есть предчувствие, что Николинька женится на княжне. И как бы это хорошо было!
Соня чувствовала, что это была правда, что единственная возможность поправления дел Ростовых была женитьба на богатой и что княжна была хорошая партия. Но ей было это очень горько. Несмотря на свое горе или, может быть, именно вследствие своего горя, она на себя взяла все трудные заботы распоряжений об уборке и укладке вещей и целые дни была занята. Граф и графиня обращались к ней, когда им что нибудь нужно было приказывать. Петя и Наташа, напротив, не только не помогали родителям, но большею частью всем в доме надоедали и мешали. И целый день почти слышны были в доме их беготня, крики и беспричинный хохот. Они смеялись и радовались вовсе не оттого, что была причина их смеху; но им на душе было радостно и весело, и потому все, что ни случалось, было для них причиной радости и смеха. Пете было весело оттого, что, уехав из дома мальчиком, он вернулся (как ему говорили все) молодцом мужчиной; весело было оттого, что он дома, оттого, что он из Белой Церкви, где не скоро была надежда попасть в сраженье, попал в Москву, где на днях будут драться; и главное, весело оттого, что Наташа, настроению духа которой он всегда покорялся, была весела. Наташа же была весела потому, что она слишком долго была грустна, и теперь ничто не напоминало ей причину ее грусти, и она была здорова. Еще она была весела потому, что был человек, который ею восхищался (восхищение других была та мазь колес, которая была необходима для того, чтоб ее машина совершенно свободно двигалась), и Петя восхищался ею. Главное же, веселы они были потому, что война была под Москвой, что будут сражаться у заставы, что раздают оружие, что все бегут, уезжают куда то, что вообще происходит что то необычайное, что всегда радостно для человека, в особенности для молодого.
31 го августа, в субботу, в доме Ростовых все казалось перевернутым вверх дном. Все двери были растворены, вся мебель вынесена или переставлена, зеркала, картины сняты. В комнатах стояли сундуки, валялось сено, оберточная бумага и веревки. Мужики и дворовые, выносившие вещи, тяжелыми шагами ходили по паркету. На дворе теснились мужицкие телеги, некоторые уже уложенные верхом и увязанные, некоторые еще пустые.
Голоса и шаги огромной дворни и приехавших с подводами мужиков звучали, перекликиваясь, на дворе и в доме. Граф с утра выехал куда то. Графиня, у которой разболелась голова от суеты и шума, лежала в новой диванной с уксусными повязками на голове. Пети не было дома (он пошел к товарищу, с которым намеревался из ополченцев перейти в действующую армию). Соня присутствовала в зале при укладке хрусталя и фарфора. Наташа сидела в своей разоренной комнате на полу, между разбросанными платьями, лентами, шарфами, и, неподвижно глядя на пол, держала в руках старое бальное платье, то самое (уже старое по моде) платье, в котором она в первый раз была на петербургском бале.
Наташе совестно было ничего не делать в доме, тогда как все были так заняты, и она несколько раз с утра еще пробовала приняться за дело; но душа ее не лежала к этому делу; а она не могла и не умела делать что нибудь не от всей души, не изо всех своих сил. Она постояла над Соней при укладке фарфора, хотела помочь, но тотчас же бросила и пошла к себе укладывать свои вещи. Сначала ее веселило то, что она раздавала свои платья и ленты горничным, но потом, когда остальные все таки надо было укладывать, ей это показалось скучным.
– Дуняша, ты уложишь, голубушка? Да? Да?
И когда Дуняша охотно обещалась ей все сделать, Наташа села на пол, взяла в руки старое бальное платье и задумалась совсем не о том, что бы должно было занимать ее теперь. Из задумчивости, в которой находилась Наташа, вывел ее говор девушек в соседней девичьей и звуки их поспешных шагов из девичьей на заднее крыльцо. Наташа встала и посмотрела в окно. На улице остановился огромный поезд раненых.
Девушки, лакеи, ключница, няня, повар, кучера, форейторы, поваренки стояли у ворот, глядя на раненых.
Наташа, накинув белый носовой платок на волосы и придерживая его обеими руками за кончики, вышла на улицу.
Бывшая ключница, старушка Мавра Кузминишна, отделилась от толпы, стоявшей у ворот, и, подойдя к телеге, на которой была рогожная кибиточка, разговаривала с лежавшим в этой телеге молодым бледным офицером. Наташа подвинулась на несколько шагов и робко остановилась, продолжая придерживать свой платок и слушая то, что говорила ключница.
– Что ж, у вас, значит, никого и нет в Москве? – говорила Мавра Кузминишна. – Вам бы покойнее где на квартире… Вот бы хоть к нам. Господа уезжают.
– Не знаю, позволят ли, – слабым голосом сказал офицер. – Вон начальник… спросите, – и он указал на толстого майора, который возвращался назад по улице по ряду телег.
Наташа испуганными глазами заглянула в лицо раненого офицера и тотчас же пошла навстречу майору.
– Можно раненым у нас в доме остановиться? – спросила она.
Майор с улыбкой приложил руку к козырьку.
– Кого вам угодно, мамзель? – сказал он, суживая глаза и улыбаясь.
Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.
Категории:
- Родившиеся 7 июня
- Родившиеся в 1904 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Минской губернии
- Родившиеся в Пинске
- Умершие 23 апреля
- Умершие в 1956 году
- Умершие в Томской области
- Кавалеры ордена Красной Звезды
- Кавалеры ордена Славы
- Награждённые медалью «За отвагу»
- Награждённые медалью «За освобождение Варшавы»
- Награждённые медалью «За взятие Берлина»
- Награждённые медалью «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
- Полные кавалеры ордена Славы
- Персоналии:Асино
- Персоналии:Минская область
- Персоналии:Гомельская область
- Персоналии:Гомель
- Похороненные в Томской области
