Васильев, Александр Петрович

протоиерей Александр Васильев
Священномученик протоиерей Александр Васильев с цесаревичем Алексием
Имя в миру	Александр Петрович Васильев
Рождение	Шепотово, Бельский уезд, Смоленская губерния, Российская империя
Почитается	в Православной церкви
Подвижничество	миссионерская и просветительская деятельность, мученичество

Александр Петрович Васильев (6 [18] сентября 1868 — 5 сентября 1918) — протоиерей, духовник царской семьи, пастырь-трезвенник, патриот-монархист, общественный деятель, член Главной Палаты Русского Народного Союза им. Михаила Архангела (РНСМА).

Биография

Родился в крестьянской семье, в деревне Шепотово Смоленской губернии. Педагогом С. А. Рачинским был принят в Татевскую школу.

19 июля 1892 года рукоположен во священника и назначен в Ям-Ижору под Петербургом.

В 1893 закончил Санкт-Петербургскую Духовную Академию кандидатом богословия. Служил 18 лет настоятелем храма Крестовоздвиженской общины сестёр милосердия; там же занимал должность епархиального наблюдателя церковных школ.

Законоучительствовал, чем приобрёл большую известность в столице. С 1910 начал преподавать Закон Божий царским детям. С 1913 протоиерей, первый настоятель Феодоровского Государева Собора в Царском Селе. В 1914 назначен пресвитером Собора Спаса Нерукотворного Образа в Зимнем дворце, стал духовником царской семьи.

Александр Петрович Васильев принимал активное участие в право-монархическом движении; в 1910 году он избирался членом Главной Палаты РНСМА.

Присутствовал на открытии Петроградского совещания монархистов 21—23 ноября 1915 года в Петрограде.

Был активным участник трезвеннического движения, носившего ярко выраженный патриотический характер.

В сентябре 1916 года его сын, офицер Павловского полка, погиб на фронте. Тогда, из сочувствия к отцовскому горю, государыня Александра Фёдоровна предложила перевести остальных сыновей из боевых частей в тыл, но отец Александр отказался. Служил напутственный молебен при отправлении Царственных Мучеников в сибирскую ссылку.

В 1918 году был назначен настоятелем храма святой великомученицы Екатерины в Екатерингофе.

Был арестован 29 августа 1918 года в Петрограде и расстрелян с началом «красного террора» вместе со всем причтом храма святой Екатерины 5 сентября.

Литература

• Чёрная сотня: Историческая энциклопедия 1900—1917 / Отв. ред. О. А. Платонов. — М.: Крафт+: Институт русской цивилизации, 2008.
• За Христа пострадавшие. Гонения на русскую Православную Церковь. 1917—1956: Биографический словарь. — М., 1997. — Т. 1: А-К.
• Падение Царского режима: Стенографические отчеты допросов и показаний, данных в 1917 в Чрезвычайной Следственной комиссии Временного правительства. — М.; Л., 1926. — Т. 4.
• // Дым Отечества. — 1914. — № 13.
• Цыганков В. [www.rusk.ru/st.php?idar=110502 Последний духовник Царской Семьи. Жизнь и труды протоиерея Александра Васильева] // Русская линия. — 2006. — 13 сентября.

Ссылки

• Степанов А. [www.hrono.ru/biograf/bio_we/vasilev_ap.html Васильев, о. Александр Петрович]. Хронос. Проверено 28 октября 2016.

Отрывок, характеризующий Васильев, Александр Петрович

– Да, как осеклась, так с угонки всякая дворняшка поймает, – говорил в то же время Илагин, красный, насилу переводивший дух от скачки и волнения. В то же время Наташа, не переводя духа, радостно и восторженно визжала так пронзительно, что в ушах звенело. Она этим визгом выражала всё то, что выражали и другие охотники своим единовременным разговором. И визг этот был так странен, что она сама должна бы была стыдиться этого дикого визга и все бы должны были удивиться ему, ежели бы это было в другое время.
Дядюшка сам второчил русака, ловко и бойко перекинул его через зад лошади, как бы упрекая всех этим перекидыванием, и с таким видом, что он и говорить ни с кем не хочет, сел на своего каураго и поехал прочь. Все, кроме его, грустные и оскорбленные, разъехались и только долго после могли притти в прежнее притворство равнодушия. Долго еще они поглядывали на красного Ругая, который с испачканной грязью, горбатой спиной, побрякивая железкой, с спокойным видом победителя шел за ногами лошади дядюшки.
«Что ж я такой же, как и все, когда дело не коснется до травли. Ну, а уж тут держись!» казалось Николаю, что говорил вид этой собаки.
Когда, долго после, дядюшка подъехал к Николаю и заговорил с ним, Николай был польщен тем, что дядюшка после всего, что было, еще удостоивает говорить с ним.


Когда ввечеру Илагин распростился с Николаем, Николай оказался на таком далеком расстоянии от дома, что он принял предложение дядюшки оставить охоту ночевать у него (у дядюшки), в его деревеньке Михайловке.
– И если бы заехали ко мне – чистое дело марш! – сказал дядюшка, еще бы того лучше; видите, погода мокрая, говорил дядюшка, отдохнули бы, графинечку бы отвезли в дрожках. – Предложение дядюшки было принято, за дрожками послали охотника в Отрадное; а Николай с Наташей и Петей поехали к дядюшке.
Человек пять, больших и малых, дворовых мужчин выбежало на парадное крыльцо встречать барина. Десятки женщин, старых, больших и малых, высунулись с заднего крыльца смотреть на подъезжавших охотников. Присутствие Наташи, женщины, барыни верхом, довело любопытство дворовых дядюшки до тех пределов, что многие, не стесняясь ее присутствием, подходили к ней, заглядывали ей в глаза и при ней делали о ней свои замечания, как о показываемом чуде, которое не человек, и не может слышать и понимать, что говорят о нем.
– Аринка, глянь ка, на бочькю сидит! Сама сидит, а подол болтается… Вишь рожок!
– Батюшки светы, ножик то…
– Вишь татарка!
– Как же ты не перекувыркнулась то? – говорила самая смелая, прямо уж обращаясь к Наташе.
Дядюшка слез с лошади у крыльца своего деревянного заросшего садом домика и оглянув своих домочадцев, крикнул повелительно, чтобы лишние отошли и чтобы было сделано всё нужное для приема гостей и охоты.
Всё разбежалось. Дядюшка снял Наташу с лошади и за руку провел ее по шатким досчатым ступеням крыльца. В доме, не отштукатуренном, с бревенчатыми стенами, было не очень чисто, – не видно было, чтобы цель живших людей состояла в том, чтобы не было пятен, но не было заметно запущенности.
В сенях пахло свежими яблоками, и висели волчьи и лисьи шкуры. Через переднюю дядюшка провел своих гостей в маленькую залу с складным столом и красными стульями, потом в гостиную с березовым круглым столом и диваном, потом в кабинет с оборванным диваном, истасканным ковром и с портретами Суворова, отца и матери хозяина и его самого в военном мундире. В кабинете слышался сильный запах табаку и собак. В кабинете дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел. Ругай с невычистившейся спиной вошел в кабинет и лег на диван, обчищая себя языком и зубами. Из кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками. Из за ширм слышался женский смех и шопот. Наташа, Николай и Петя разделись и сели на диван. Петя облокотился на руку и тотчас же заснул; Наташа и Николай сидели молча. Лица их горели, они были очень голодны и очень веселы. Они поглядели друг на друга (после охоты, в комнате, Николай уже не считал нужным выказывать свое мужское превосходство перед своей сестрой); Наташа подмигнула брату и оба удерживались недолго и звонко расхохотались, не успев еще придумать предлога для своего смеха.
Немного погодя, дядюшка вошел в казакине, синих панталонах и маленьких сапогах. И Наташа почувствовала, что этот самый костюм, в котором она с удивлением и насмешкой видала дядюшку в Отрадном – был настоящий костюм, который был ничем не хуже сюртуков и фраков. Дядюшка был тоже весел; он не только не обиделся смеху брата и сестры (ему в голову не могло притти, чтобы могли смеяться над его жизнию), а сам присоединился к их беспричинному смеху.