Васильев, Дмитрий Владимирович (биатлонист)

Дмитрий Васильев
Общая информация
Полное имя	Дмитрий Владимирович Васильев
Гражданство	СССР СССР
Дата рождения	8 декабря 1962(1962-12-08) (61 год)
Место рождения	Ленинград
Проживание	Санкт-Петербург
Титулы
Олимпийский чемпион	2 раза (1984, 1988)
Чемпион мира	1 раз (1986)
Медали
Олимпийские игры Золото Сараево 1984 эстафета 4x7,5 км Золото Калгари 1988 эстафета 4x7,5 км Чемпионаты мира Золото Осло 1986 эстафета 4x7,5 км Серебро Лэйк-Плэсид 1987 эстафета 4x7,5 км Государственные награды

Это статья о биатлонисте. О российском футболисте см. Васильев, Дмитрий Владимирович (футболист)

Дми́трий Влади́мирович Васи́льев (8 декабря 1962, Ленинград) — советский биатлонист, двукратный олимпийский чемпион в эстафете 4 х 7,5 км (1984, 1988), чемпион мира 1986 года в этом же виде соревнований.

Заслуженный мастер спорта СССР (1984).

Чемпион СССР 1984, 1986 в гонке на 10 км, 1987 в гонке патрулей на 25 км, 1988 в гонке на 10 км, 20 км и эстафете 4 х 7,5 км.

Сегодня является президентом Федерации Биатлона Санкт-Петербурга.

Биография

Начинал свой путь в спорте с лыжных гонок, в биатлон попал случайно. Когда учился в школе-интернате, в 10-м классе, неудачно выступил на соревнованиях в Мурманске. Вместе с лыжниками там соревновались и биатлонисты, и один из них пригласил Дмитрия пострелять. Он поразил почти все мишени как стоя, так и лежа. Вернувшись в Ленинград, он получил от тренера приглашение поехать с биатлонистами на сборы в Сухуми, которые завершились удачно.

Постепенно он поднялся до уровня сборной, успешно выступал на разных соревнованиях. Выступал за ДСО «Динамо». Тренеры — Н. А. Кикоть, В. В. Мезенцев.

На играх в Сараево вся команда неудачно выступила в индивидуальных гонках. Завершающим стартом была эстафета. 1-й этап бежал Дмитрий Васильев. Он оторвался от преследователей на минуту и семь секунд. Юрий Кашкаров бежал 2-й этап и в целом пробежал успешно, по-прежнему занимаю лидирующую позицию. Альгимантас Шална по пути к 1-му огневому рубежу сумел увеличить гандикап до 40 секунд, а после стрельбы лежа ушел с отрывом от команды ГДР в 47 секунд. Однако в стрельбе стоя он сделал 2 промаха. На заключительный этап отправился Булыгин, имея отставание в 18 секунд от немца Франка Ульриха. До первого огневого рубежа он настиг немца. На обоих рубежах стрелял чисто и уходил на финиш, имея преимущество в 17 секунд. Однако ближе к финишу он увидел, что соперники близко, но из последних сил добрался первым.

На играх в Калгари Васильев снова победил в эстафете и снова бежал 1-й этап.

Отличительной чертой Васильева-биатлониста была скорострельность на огневом рубеже. До него спортсмены тратили на стрельбу 40-45 секунд. Он научился стрелять за 30.

Единственный в мире биатлонист, ставший Олимпийским чемпионом в классическом и коньковом ходе.

Награждён орденами «Знак Почёта» (1984) и Дружбы народов (1988).

В 1999—2002 — генеральный менеджер «Союза биатлонистов России».

С 2009 года по 2014 год — член правления Союза Биатлонистов России.

С 2011 года — президент «Спортивной Федерации Биатлона Санкт-Петербурга»

С 2012 года — директор СДЮСШОР № 3 Калининского района, Санкт-Петербурга

Ссылки

• [atlant.ru/sport/articles/sport_star/1102002011416/index.php Факты биографии]

Отрывок, характеризующий Васильев, Дмитрий Владимирович (биатлонист)

– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.
– Уже неделя, как началась кампания, и вы не сумели защитить Вильну. Вы разрезаны надвое и прогнаны из польских провинций. Ваша армия ропщет…
– Напротив, ваше величество, – сказал Балашев, едва успевавший запоминать то, что говорилось ему, и с трудом следивший за этим фейерверком слов, – войска горят желанием…
– Я все знаю, – перебил его Наполеон, – я все знаю, и знаю число ваших батальонов так же верно, как и моих. У вас нет двухсот тысяч войска, а у меня втрое столько. Даю вам честное слово, – сказал Наполеон, забывая, что это его честное слово никак не могло иметь значения, – даю вам ma parole d'honneur que j'ai cinq cent trente mille hommes de ce cote de la Vistule. [честное слово, что у меня пятьсот тридцать тысяч человек по сю сторону Вислы.] Турки вам не помощь: они никуда не годятся и доказали это, замирившись с вами. Шведы – их предопределение быть управляемыми сумасшедшими королями. Их король был безумный; они переменили его и взяли другого – Бернадота, который тотчас сошел с ума, потому что сумасшедший только, будучи шведом, может заключать союзы с Россией. – Наполеон злобно усмехнулся и опять поднес к носу табакерку.
На каждую из фраз Наполеона Балашев хотел и имел что возразить; беспрестанно он делал движение человека, желавшего сказать что то, но Наполеон перебивал его. Например, о безумии шведов Балашев хотел сказать, что Швеция есть остров, когда Россия за нее; но Наполеон сердито вскрикнул, чтобы заглушить его голос. Наполеон находился в том состоянии раздражения, в котором нужно говорить, говорить и говорить, только для того, чтобы самому себе доказать свою справедливость. Балашеву становилось тяжело: он, как посол, боялся уронить достоинство свое и чувствовал необходимость возражать; но, как человек, он сжимался нравственно перед забытьем беспричинного гнева, в котором, очевидно, находился Наполеон. Он знал, что все слова, сказанные теперь Наполеоном, не имеют значения, что он сам, когда опомнится, устыдится их. Балашев стоял, опустив глаза, глядя на движущиеся толстые ноги Наполеона, и старался избегать его взгляда.