Васильев, Сергей Дмитриевич (режиссёр)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сергей Васильев
Имя при рождении:

Сергей Дмитриевич Васильев

Гражданство:

Российская империя Российская империяСССР СССР

Профессия:

актёр, кинорежиссёр, сценарист

Карьера:

19241958

Направление:

социалистический реализм

Награды:

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Серге́й Дми́триевич Васи́льев (1900, Москва — 1959, Москва) — советский российский актёр, кинорежиссёр, сценарист. Народный артист СССР (1948). Лауреат двух Сталинских премий первой степени (1941, 1942).





Биография

Сергей Васильев родился 22 октября (4 ноября1900 год в семье начальника военного архива Дмитрия Васильевича Васильева, служившего под началом генерала Д. И. Скобелева во время Русско-турецкой войны 1877—1878 годов[1].

Начал учиться в Керченской гимназии (1908), затем, после переезда семьи, продолжил учёбу в Санкт-Петербургской гимназии Петра Первого (1910).

С 1915 года воевал на фронтах Первой мировой войны[2]. В 1917 году вступил в Красную гвардию, участвовал в революционных событиях в Петрограде, во время Гражданской войны находился на различных должностях, в частности, командовал эскадроном, был сотрудником Штаба внутренней обороны Петрограда, служил в Одесском губвоенкомате (1918—1920)[3].

В 1924 года окончил актёрское и режиссёрское отделения Ленинградского техникума экранного искусства[4] (в 1925 году присоединён к Фотокинотехникуму в качестве отделения, ныне Санкт-Петербургский государственный университет кино и телевидения).

В 19241928 годах — редактор-монтажёр московского отделения фабрики «Севзапкино» (Ленинград), с 1928 — режиссёр фабрики «Совкино» (с 1936 — киностудия «Ленфильм»).

В 1929 году написал книгу «Монтаж кинокартины». Читал лекции по монтажу на режиссёрских курсах при киностудии (1930).

Во время войны (19431944) — художественный руководитель Центральной объединённой киностудии (ЦОКС) в Алма-Ате, где работали эвакуированные кинематографисты с разных киностудий.

В 19441949 годах — художественный руководитель, в 19551957 — директор киностудии «Ленфильм».

До 1946 года все фильмы сняты совместно с Г. Н. Васильевым по сценариям, написанным в соавторстве.

Возглавлял Ленинградское отделение Союза кинематографистов СССР[5]. С 1935 года — член Союза писателей СССР.

Сергей Дмитриевич Васильев умер 16 декабря 1959 года в Центральной клинической больнице в Москве. Похоронен на Новодевичьем кладбище (участок № 8) рядом с Г. Н. Васильевым.

Семья

  • Первая жена — Наталья Васильева (1902—1931), актриса (трагически погибшая).
  • Вторая жена (19341947) — Варвара Сергеевна Мясникова (1900—1978), актриса театра и кино, заслуженная артистка РСФСР (1935)
    • Дочь — Варвара, окончила химический факультет университета, работала химиком[6].
  • Третья жена (с 1955) — Галина Владимировна Водяницкая (1918—2007), актриса театра кино
    • Дочь — Татьяна

Награды и звания

Фильмография

Актёр

  1. 1923 — Дворец и крепость
  2. 1924 — Красные партизаны
  3. 1925 — Степан Халтурин
  4. 1939 — Гость — пограничник

Режиссёр

  1. 1926 — Азбука монтажа (учебный)
  2. 1928 — Подвиг во льдах (документальный)
  3. 1930 — Спящая красавица
  4. 1932 — Личное дело (Тревожные гудки)
  5. 1933 — Невероятно — но факт! (короткометражный документальный фильм)
  6. 1934 — Чапаев
  7. 1937 — Волочаевские дни
  8. 1942 — Оборона Царицына
  9. 1943 — Фронт
  10. 1950 — Наши песни (не закончен)
  11. 1954 — Герои Шипки
  12. 1958 — В дни Октября

Сценарист

  1. 1929 — Долг (Ровно в семь) (не экранизирован)
  2. 1930 — Последний рыцарь Веры Холодной (не экранизирован)
  3. 1930 — Спящая красавица (совм. с Г. В. Александровым)
  4. 1934 — Чапаев
  5. 1937 — Волочаевские дни
  6. 1942 — Оборона Царицына
  7. 1943 — Фронт (совм. с А. Е. Корнейчуком)
  8. 1958 — В дни Октября (совм. с Н. Д. Оттеном)

Архивные кадры

  1. 1964 — Братья Васильевы (документальный)
  2. 2003 — Братья Васильевы (из цикла видеофильмов «Кинорежиссёр: профессия и судьба») (документальный)

Интересные факты

Кинорежиссёры братья Васильевы на самом деле просто однофамильцы, а «Братья» — их псевдоним. Псевдоним родился после того, как это словосочетание иронически употребил в одной из статей 1928 года критик В. Б. Шкловский. Сами режиссёры впервые выступили под этим псевдонимом в 1932 году, поставив его в титрах фильма «Личное дело».

Память

См. также

Напишите отзыв о статье "Васильев, Сергей Дмитриевич (режиссёр)"

Примечания

  1. Братья Васильевы: Жизнь и творчество — М.: Бюро пропаганды советского киноискусства, 1978. — С. 10.
  2. Братья Васильевы: Жизнь и творчество — М.: Бюро пропаганды советского киноискусства, 1978. — С. 12.
  3. Братья Васильевы: Жизнь и творчество — М.: Бюро пропаганды советского киноискусства, 1978. — С. 15.
  4. [guides.rusarchives.ru/browse/guidebook.html?bid=402&sid=1202122 Центральный государственный архив литературы и искусства Санкт-Петербурга. Путеводитель. 2007]
  5. [unikinospb.ru/content/istorija_sojuza История союза кинематографистов СПб]
  6. Леонид Парфёнов. [namedni-60e-90e.livejournal.com/507434.html Фея – пулеметчица. От «Чапаева» к «Золушке».]. НАМЕДНИ (2013-16-02). Проверено 17 мая 2015. [namedni-60e-90e.livejournal.com/507434.html Архивировано из первоисточника 2013-16-02].

Ссылки

Отрывок, характеризующий Васильев, Сергей Дмитриевич (режиссёр)

«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.

Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»

Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.