Васильковский, Василий
| Василий Васильковский | ||
| Род деятельности: | ||
|---|---|---|
| Дата рождения: | ||
| Место рождения: | ||
| Гражданство: | ||
| Дата смерти: | ||
| Дети: |
Сын — Симеон | |
| Награды и премии: |
| |
Василий Васильковский (1778—1813) — русский военный полковой священник.
Первый в истории православного духовенства военный священник, награждённый орденом Святого Георгия[1].
Содержание
Биография
Родился в 1778 году в провинциальном городке Севске Белгородской губернии. В год его рождения в Севске была открыта духовная семинария, где он обучался. По окончании семинарии 1804 году, Васильковский женился и был определён иереем в Ильинскую церковь города Сумы. Вскоре он овдовел и с малолетним сыном Симеоном перебрался в Старохарьковский монастырь.
В июле 1810 года отец Василий был назначен священником 19-го егерского полка. В Отечественную войну 1812 года 19-й егерский полк принимал участие практически во всех крупных сражениях с неприятелем, которые вела 1-я Западная армия, куда входил полк — в том числе в сражениях под Витебском и при Бородине[2].
Командир 24-й пехотной пехотной дивизии генерал-майор Лихачев в своём обращении к члену Святейшего Синода обер-священнику армии и флота протоиерею И. С. Державину писал о Васильковском:
«Во вверенной мне дивизии 19-го Егерского полка священник Василий Васильковский во время бывшего 15 июля 1812 г. близ города Витебска сражения по искреннему его усердию находился при начале оного впереди с крестом, благословил полк, потом в самом жарком огне, поощряя всех на побеждение неприятеля, и исповедовал тяжело раненых, где от рекошета ядра землею в левую щеку получил рану, но и с оною находился еще в сражении, пока вторично получил в крест, бывший у него на груди, удар пулею и от оной сильную в грудь контузию; я долгом поставляю о таковой отличности священника Васильковского сообщить Вашему высокопреподобию и просить покорнейше за ревность его к вере и пользе Монаршей о исходатайствовании пристойного награждения, которого он по всей справедливости заслуживает».
Вскоре Васильковский был удостоен фиолетовой камилавки.
После сражения под Малоярославцем в своей докладной записке к Кутузову генерал Дохтуров ходатайствовал о награждении отца Василия такими словами:
«Священник Васильковский в этом бою все время находился с крестом в руке впереди полка и своими наставлениями и примером мужества поощрял воинов крепко стоять за Веру, Царя и Отечество и мужественно поражать врагов, при чем сам был ранен в голову».
За проявленные в этих сражениях мужество и отвагу священник Василий Васильковский был удостоен чести стать первым в истории России священником, награждённым орденом Георгия Победоносца. Орден 4-го класса был вручён ему 17 марта 1813 года.
О дальнейшей судьбе отца Василия известно, что он вместе со своим полком участвовал в заграничном походе и там скончался от полученных ран, предположительно 24 ноября 1813 года.
Память
- 5 октября 2014 года в Малоярославце был открыт памятник о. Василию Васильковскому, созданный по инициативе Российского военно-исторического общества народным художником России С. А. Щербаковым.
Напишите отзыв о статье "Васильковский, Василий"
Примечания
Ссылки
- [omiliya.org/content/zhizn-i-podvig-svyashchennika-vasiliya-vasilkovskogo.html Жизнь и подвиг Священника Василия Васильковского ]
- [www.pobeda.ru/content/view/7278/ Священник-герой Василий Васильковский]
- [kapellan.ru/segodnya-my-vspominaem-svyashhennika-geroya-vasiliya-vasilkovskogo%E2%80%A6.html Сегодня мы вспоминаем священника-героя Василия Васильковского…]
Отрывок, характеризующий Васильковский, Василий
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.
Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
