Васильчиков, Николай Васильевич

Николай Васильевич Васильчиков 3-й
Портрет Н.В. Васильчикова работы Джорджа Доу. Военная галерея Зимнего Дворца, Государственный Эрмитаж (Санкт-Петербург)
Дата рождения	1781(1781)
Дата смерти	16 июля 1849(1849-07-16)
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	Кавалерия
Годы службы	1796—1824
Звание	генерал-майор
Командовал	Псковский драгунский полк (1806–1810) Лифляндский драгунский полк 2-я бригада 22-й пехотной дивизии 2-я бригада 1-й гусарской дивизии
Сражения/войны	Русско-австро-французская война (1805) Русско-прусско-французская война (1806 - 1807) Русско-турецкая война (1810—1811) Отечественная война 1812 года: Сражение при Лютцене Сражение при Бауцене Сражение под Лейпцигом
Награды и премии	Наградное оружие Иностранные ордена
В отставке	1837-1841 — Орловский губернатор в чине д.с.с.

Никола́й Васи́льевич Васи́льчиков (1781—1849) — участник Русско-австро-французской (1805), Русско-прусско-французской (1806—1807), Русско-турецкой (1810—1811) войн, участник Отечественной войны 1812 года, генерал-майор, действительный статский советник, Губернатор Орловской губернии (1837—1841).

Биография

Родился в дворянской семье Санкт-Петербургской губернии. Младший брат И. В. Васильчикова и Д. В. Васильчикова. В 1784 году записан сержантом в Измайловский лейб-гвардии полк, 8 февраля 1796 года переведён Вахмистром в Конный лейб-гвардии полк, 15 ноября 1796 года получил чин корнета. Поручик с 8 апреля 1799 года, штабс-ротмистр с 9 июля 1799 года, ротмистр с 29 сентября 1801 года, 4 сентября 1802 года произведён в полковники и определён в Орденский кирасирский полк.

Участвовал в Русско-австро-французской войне (1805 г.) и Русско-прусско-французской войне (1806—1807 гг.), за отличие при Голымине награждён орденом Святого Владимира 4-й степени с бантом, за Янков — орденом Святого Владимира 3-й степени, за Прейсиш-Эйлау награждён 26 апреля 1807 года орденом Святого Георгия 4-го класса

в воздаяние отличного мужества и храбрости, оказанных в сражении против французских войск 26 и 27 января при Прейсиш-Эйлау, где, подкрепляя с Псковским драгунским полком пехоту, атаковал с выгодою неприятеля и лично подавал подчиненным пример храбрости.

За отличие в боях за Гейльсберг награждён золотой саблей «За храбрость». В июле 1806 года переведён в Псковский 2-й лейб-драгунский полк. С 28 сентября 1806 года назначен командиром этого полка. Вторично орденом Святого Георгия 4-го класса в 1807 году. 19 июля 1810 года переведён в Лифляндский драгунский полк. Принимал участие в Русско-турецкой войне (1806—1812).

В июле 1812 года назначен шефом Вятского пехотного полка, в составе 1-й бригады 22-й пехотной дивизии 1-го корпуса Ланжерона Дунайской (Молдавской) армии. Отличился в ночном нападении на Волковыск и при преследовании неприятеля до границы. Награждён 20 марта 1813 года орденом Святого Георгия 3-го класса

в воздаяние отличного мужества и храбрости, оказанных в сражениях при преследовании французских войск с 25-го октября по 15-е ноября 1812 года.

В 1813 году за арьергардные бои у Лютцена произведён 15 сентября 1813 года в Генерал-майоры со старшинством от 29 апреля 1813 года.

Принимал участие в Сражении при Баутцене и под Лейпцигом, за что был удостоен ордена Святой Анны 1-й степени. Находился при блокаде Касселя. С 29 августа 1814 года состоял при начальнике 22-й пехотной дивизии. В период с 1815 по 1822 годы командовал 2-й бригадой 22-й пехотной дивизии и 2-й бригадой 1-й гусарской дивизии. 18 января 1824 года из-за болезни уволен в отставку с мундиром.

По выходе в отставку состоял Лужским уездным предводителем дворянства. С 1837 по 1841 годы занимал пост Орловского губернатора в чине действительного статского советника.

Семья

• Сын — Николай Николаевич (родился 28 марта 1816 г.)
• Дочь — Екатерина Николаевна (родилась 18 декабря 1818 г.), замужем за генерал-майором Дмитрием Николаевичем Ермоловым.

Награды

• Орден Святой Анны 1 степени
• Орден Святого Георгия 3 степени
• Орден Святого Владимира 3 степени
• Орден Святого Георгия 4 степени
• Орден Святого Георгия 4 степени
• Орден Святого Владимира 4 степени
• Наградное оружие: Золотая сабля «За храбрость»

Иностранные:

• прусский Pour le Mérite
• прусский Орден Красного орла
• шведский Орден Меча 4-го класса

Литература

• Залесский К.А. Наполеоновские войны. 1799-1815. — Астрель, Москва. — М.: АСТ, 2003. — 832 с. — (Биографический энциклопедический словарь). — ISBN 5-17-016115-8.
• [www.museum.ru/1812/Persons/slovar/sl_v06.html Словарь русских генералов, участников боевых действий против армии Наполеона Бонапарта в 1812—1815 гг.] // Российский архив : Сб. — М., студия «ТРИТЭ» Н. Михалкова, 1996. — Т. VII. — С. 332.

Ссылки

• [www.hrono.ru/biograf/bio_we/vasilchikov_nv.php ХРОНОС. Всемирная история в интернете]

Отрывок, характеризующий Васильчиков, Николай Васильевич

«Но она глупа, я сам говорил, что она глупа, – думал он. – Что то гадкое есть в том чувстве, которое она возбудила во мне, что то запрещенное. Мне говорили, что ее брат Анатоль был влюблен в нее, и она влюблена в него, что была целая история, и что от этого услали Анатоля. Брат ее – Ипполит… Отец ее – князь Василий… Это нехорошо», думал он; и в то же время как он рассуждал так (еще рассуждения эти оставались неоконченными), он заставал себя улыбающимся и сознавал, что другой ряд рассуждений всплывал из за первых, что он в одно и то же время думал о ее ничтожестве и мечтал о том, как она будет его женой, как она может полюбить его, как она может быть совсем другою, и как всё то, что он об ней думал и слышал, может быть неправдою. И он опять видел ее не какою то дочерью князя Василья, а видел всё ее тело, только прикрытое серым платьем. «Но нет, отчего же прежде не приходила мне в голову эта мысль?» И опять он говорил себе, что это невозможно; что что то гадкое, противоестественное, как ему казалось, нечестное было бы в этом браке. Он вспоминал ее прежние слова, взгляды, и слова и взгляды тех, кто их видал вместе. Он вспомнил слова и взгляды Анны Павловны, когда она говорила ему о доме, вспомнил тысячи таких намеков со стороны князя Василья и других, и на него нашел ужас, не связал ли он уж себя чем нибудь в исполнении такого дела, которое, очевидно, нехорошо и которое он не должен делать. Но в то же время, как он сам себе выражал это решение, с другой стороны души всплывал ее образ со всею своею женственной красотою.


В ноябре месяце 1805 года князь Василий должен был ехать на ревизию в четыре губернии. Он устроил для себя это назначение с тем, чтобы побывать заодно в своих расстроенных имениях, и захватив с собой (в месте расположения его полка) сына Анатоля, с ним вместе заехать к князю Николаю Андреевичу Болконскому с тем, чтоб женить сына на дочери этого богатого старика. Но прежде отъезда и этих новых дел, князю Василью нужно было решить дела с Пьером, который, правда, последнее время проводил целые дни дома, т. е. у князя Василья, у которого он жил, был смешон, взволнован и глуп (как должен быть влюбленный) в присутствии Элен, но всё еще не делал предложения.
«Tout ca est bel et bon, mais il faut que ca finisse», [Всё это хорошо, но надо это кончить,] – сказал себе раз утром князь Василий со вздохом грусти, сознавая, что Пьер, стольким обязанный ему (ну, да Христос с ним!), не совсем хорошо поступает в этом деле. «Молодость… легкомыслие… ну, да Бог с ним, – подумал князь Василий, с удовольствием чувствуя свою доброту: – mais il faut, que ca finisse. После завтра Лёлины именины, я позову кое кого, и ежели он не поймет, что он должен сделать, то уже это будет мое дело. Да, мое дело. Я – отец!»
Пьер полтора месяца после вечера Анны Павловны и последовавшей за ним бессонной, взволнованной ночи, в которую он решил, что женитьба на Элен была бы несчастие, и что ему нужно избегать ее и уехать, Пьер после этого решения не переезжал от князя Василья и с ужасом чувствовал, что каждый день он больше и больше в глазах людей связывается с нею, что он не может никак возвратиться к своему прежнему взгляду на нее, что он не может и оторваться от нее, что это будет ужасно, но что он должен будет связать с нею свою судьбу. Может быть, он и мог бы воздержаться, но не проходило дня, чтобы у князя Василья (у которого редко бывал прием) не было бы вечера, на котором должен был быть Пьер, ежели он не хотел расстроить общее удовольствие и обмануть ожидания всех. Князь Василий в те редкие минуты, когда бывал дома, проходя мимо Пьера, дергал его за руку вниз, рассеянно подставлял ему для поцелуя выбритую, морщинистую щеку и говорил или «до завтра», или «к обеду, а то я тебя не увижу», или «я для тебя остаюсь» и т. п. Но несмотря на то, что, когда князь Василий оставался для Пьера (как он это говорил), он не говорил с ним двух слов, Пьер не чувствовал себя в силах обмануть его ожидания. Он каждый день говорил себе всё одно и одно: «Надо же, наконец, понять ее и дать себе отчет: кто она? Ошибался ли я прежде или теперь ошибаюсь? Нет, она не глупа; нет, она прекрасная девушка! – говорил он сам себе иногда. – Никогда ни в чем она не ошибается, никогда она ничего не сказала глупого. Она мало говорит, но то, что она скажет, всегда просто и ясно. Так она не глупа. Никогда она не смущалась и не смущается. Так она не дурная женщина!» Часто ему случалось с нею начинать рассуждать, думать вслух, и всякий раз она отвечала ему на это либо коротким, но кстати сказанным замечанием, показывавшим, что ее это не интересует, либо молчаливой улыбкой и взглядом, которые ощутительнее всего показывали Пьеру ее превосходство. Она была права, признавая все рассуждения вздором в сравнении с этой улыбкой.
Она обращалась к нему всегда с радостной, доверчивой, к нему одному относившейся улыбкой, в которой было что то значительней того, что было в общей улыбке, украшавшей всегда ее лицо. Пьер знал, что все ждут только того, чтобы он, наконец, сказал одно слово, переступил через известную черту, и он знал, что он рано или поздно переступит через нее; но какой то непонятный ужас охватывал его при одной мысли об этом страшном шаге. Тысячу раз в продолжение этого полутора месяца, во время которого он чувствовал себя всё дальше и дальше втягиваемым в ту страшившую его пропасть, Пьер говорил себе: «Да что ж это? Нужна решимость! Разве нет у меня ее?»
Он хотел решиться, но с ужасом чувствовал, что не было у него в этом случае той решимости, которую он знал в себе и которая действительно была в нем. Пьер принадлежал к числу тех людей, которые сильны только тогда, когда они чувствуют себя вполне чистыми. А с того дня, как им владело то чувство желания, которое он испытал над табакеркой у Анны Павловны, несознанное чувство виноватости этого стремления парализировало его решимость.
В день именин Элен у князя Василья ужинало маленькое общество людей самых близких, как говорила княгиня, родные и друзья. Всем этим родным и друзьям дано было чувствовать, что в этот день должна решиться участь именинницы.
Гости сидели за ужином. Княгиня Курагина, массивная, когда то красивая, представительная женщина сидела на хозяйском месте. По обеим сторонам ее сидели почетнейшие гости – старый генерал, его жена, Анна Павловна Шерер; в конце стола сидели менее пожилые и почетные гости, и там же сидели домашние, Пьер и Элен, – рядом. Князь Василий не ужинал: он похаживал вокруг стола, в веселом расположении духа, подсаживаясь то к тому, то к другому из гостей. Каждому он говорил небрежное и приятное слово, исключая Пьера и Элен, которых присутствия он не замечал, казалось. Князь Василий оживлял всех. Ярко горели восковые свечи, блестели серебро и хрусталь посуды, наряды дам и золото и серебро эполет; вокруг стола сновали слуги в красных кафтанах; слышались звуки ножей, стаканов, тарелок и звуки оживленного говора нескольких разговоров вокруг этого стола. Слышно было, как старый камергер в одном конце уверял старушку баронессу в своей пламенной любви к ней и ее смех; с другой – рассказ о неуспехе какой то Марьи Викторовны. У середины стола князь Василий сосредоточил вокруг себя слушателей. Он рассказывал дамам, с шутливой улыбкой на губах, последнее – в среду – заседание государственного совета, на котором был получен и читался Сергеем Кузьмичем Вязмитиновым, новым петербургским военным генерал губернатором, знаменитый тогда рескрипт государя Александра Павловича из армии, в котором государь, обращаясь к Сергею Кузьмичу, говорил, что со всех сторон получает он заявления о преданности народа, и что заявление Петербурга особенно приятно ему, что он гордится честью быть главою такой нации и постарается быть ее достойным. Рескрипт этот начинался словами: Сергей Кузьмич! Со всех сторон доходят до меня слухи и т. д.