Левский, Васил

Васил Ле́вский (болг. Васил Левски; настоящее имя Васил Иванов Кунчев; 18 июля 1837, Карлово — 18 февраля 1873, София) — болгарский политический деятель, революционер, участник национально-освободительного движения в Болгарии. Национальный герой Болгарии, известен как «Апостол свободы» (болг. Апостола на свободата). Является одним из «четырех великих» (Четеримата големы) болгарского движения освобождения от Османской империи, к которым причисляют ещё Христо Ботева, Георгия Стойкова Раковского и Любена Каравелова.

Имя

Имя при рождении — Васил Иванов Кунчев (в тогдашней орфографии — Василь). В монашестве — иеродиакон Игнатий (Кунчев). По своему духовному сану имел подпольную кличку Дякона. Васил Левски — самая известная подпольная кличка, от названия животного лев. Другие клички — Главния книжар, Тропчо, Драгойчо. Пользовался также иноязычными псевдонимами, в частности, армянским Ованес и несколькими турецкими: Аслан Дервишоолу Кърджалъ (то есть «Лев, сын дервиша, удалец»; ср. Кырджали), эфенди Аслан Дервишоолу и Джин гиби. Всего у него было более 50 псевдонимов и вымышленных фамилий, потому что во время революционной деятельности в Болгарии менял их чуть ли не еженедельно.

После смерти Левского, в 1880—1890-е годы, его стали широко называть «Апостолом свободы» или просто «Апостол». Это прозвище особенно популяризировал классик болгарской литературы Иван Вазов.

Ранние годы

Учился в Карлове во «взаимной школе» (где была принята Белл-Ланкастерская система; такие школы были очень популярны в период национального возрождения в Болгарии). Васил Кунчев послушничал в Хиландарском монастыре на Афоне у своего дяди, два года провёл в училище в Стара-Загора и год в Пловдиве в духовной семинарии, затем 7 декабря 1858 г. постригся в Сопоте в монахи под именем Игнатия. В следующем, 1859, рукоположен в иеродиаконы. Хорошо владел турецким, греческим и армянским языками.

В 1861 году под влиянием Георгия Раковского (дяди советского партийного деятеля Х. Г. Раковского) 24-летний отец Игнатий посвятил себя революционной деятельности и ушёл из монастыря.

Революционная деятельность

В 1862 г. Васил-Игнатий Кунчев находится в Сербии и участвует в Первом болгарском легионе под началом Раковского. За храбрость в битве с турками получает кличку «Левский», оставшуюся с ним на всю жизнь (по другой версии, кличку «Левский» — диалектное «львиный» — он получил еще в молодости, когда на спор с односельчанами перепрыгнул через широкий овраг). Участвовал в организации народных дружин («чет») с тем, чтобы четники подняли восстание против турок при поддержке Сербии. В 1863 через Румынию нелегально проник в Болгарию и в присутствии сподвижников отрезал себе монашеские косицы, заявив, что считает себя мирским «диаконом Василем». Его дядя, ставший к тому времени архимандритом, возбудил следствие против племянника, однако пловдивский митрополит нейтрализовал его. В 1864—1866 годах Левский учительствовал в Войнягово, а в 1867 в Еникёй, Бессарабия (ныне Молдавия; в 1856—1878 по Парижскому миру данная территория входила в состав Османской империи) всюду пропагандируя «патриотические дружины» и подстрекая народ против турок. Затем он вновь побывал в Румынии и Сербии, где встретился с Раковским, назначен знаменосцем в отряде Панайота Хитова, участвовал в организованном им в Сербии Втором болгарском легионе (1867—1868).

После этого разочаровался в четнической тактике и пришёл к выводу о необходимости готовить народ к восстанию постепенно, путём создания разветвлённой революционной сети на местах, без расчёта на внешнюю помощь Сербии, а затем — и без расчёта на болгарскую эмиграцию. В 1868 начал работать в «Болгарском обществе» в Бухаресте, где познакомился с поэтом Христо Ботевым. В 1869 обошёл всю Болгарию с разведывательными и пропагандистскими целями, координируя деятельность комитетов по подготовке восстания во всех городах. В 1869 вместе с Любеном Каравеловым учредил в Бухаресте Болгарский революционный центральный комитет (БРЦК), а вскоре перенёс его деятельность в Болгарию, создав нелегальную «Внутреннюю революционную организацию». Комитет объявил себя подпольным «Временным правительством Болгарии», развернул активную деятельность во всех слоях общества, вёл террористическую деятельность и активно закупал оружие.

В будущем Левский видел Болгарию святой и чистой республикой.

Гибель

22 сентября 1872 года большая группа заговорщиков была задержана при налёте на турецкую почту. Левский был против этой акции. Арест её участников поставил сеть организаций и лично Левского под угрозу. БЦРК приказал Левскому немедленно начинать восстание, однако он игнорировал приказ и решил, захватив архив Внутренней революционной организации из Ловеча, скрыться в Румынии. В Кыкрине, к востоку от Ловеча, он и был арестован 27 декабря 1872 г. турецкой полицией. Документы он успел уничтожить.

Существует ряд версий насчёт того, кто предал Левского. Долгое время виновником называли попа Крыстю, участника комитета ВРО в Ловече; сейчас эта версия в общем опровергнута. Но многие историки ставят под сомнение и то, что Левский вообще был кем-то предан. На это указывает тот факт, что в его поимке участвовал лишь небольшой отряд полицейских, и арестованный был отправлен в Тырново для опознания; по-видимому, турки вообще не имели понятия, кто попался им в руки. В Тырнове Левский был опознан. Его перевезли в Софию и предали суду. На суде Левский не сказал ничего о сети комитетов.

Османский суд приговорил Васила Кунчева к смертной казни. 6 (18) февраля 1873 г. (обычно отмечают 19 февраля по юлианскому календарю) «Апостол свободы» был повешен за городской чертой Софии. Ныне город разросся так, что это скорее центр города.

В культуре

На смерть Левского Христо Ботев написал одно из самых знаменитых своих стихотворений:

О, майко моя, родино мила, защо тъй жално, тъй милно плачеш? Гарване, и ти птицо проклета, на чий гроб там тъй грозно грачеш? Ох, зная, зная, ти плачеш, майко, затуй, че ти си черна робиня, затуй, че твоят глас, майко, е глас без помощ, глас във пустиня. Плачи! Там близо край град София стърчи, аз видях, черно бесило, и твой един син, Българийо, виси на него със страшна сила<…>

О мать Болгария, край мой милый, о чем горюешь, рыдаешь слезно? Проклятый ворон, над чьей могилой во мраке каркаешь ты так грозно? Ох, вижу, вижу, страна родная, о том горюешь, что ты — рабыня, - о том, что, отклика не встречая, твой скорбный голос звучит в пустыне. Так плачь же, плачь!… На краю Софии в петле качается сын твой милый. Его казнили тираны злые. И, мертвый, полон он страшной силы<…>

На месте казни Левского уже в 1880-е годы был поставлен памятник; есть немало других монументов «Апостолу свободы». В Болгарии имеется четыре музея Левского (включая его келью в Троянском монастыре). В кабинетах президента и премьер-министра Болгарии после окончания коммунистического периода постоянно висят портреты Левского (на месте портретов царей и коммунистических лидеров).

В честь Левского назван город Левски, сёла Левски в Пазарджикской и Варненской областях, сёла Васил-Левски в Тырговиштской, Пловдивской, Силистренской и Старозагорской областях, софийский футбольный клуб (с 1914 г.) и крупнейший стадион Болгарии в Софии.

В 1973 году Болгария выпустила памятную монету номиналов в 5 лев с портретом В. Левского. Монета посвящена 100 летию со дня смерти. Вес 20,5 гр, серебро 900 пробы.

В 1990-е годы поднимался вопрос о канонизации Левского. Во время церковного раскола в Болгарии, когда митрополит Пимен Неврокопский был объявлен группой архиереев патриархом вместо Максима, эта раскольничья организация объявила Левского святым (мучеником иеродиаконом Игнатием).

В 2007 году в телевизионном проекте «Великие болгары» был выбран величайшим болгарином всех времён.

В 2008 году в приднестровском селе Парканы, населённому в основном болгарами, был открыт памятник Левскому.

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Левский, Васил

Князь Андрей в своем полковничьем, белом (по кавалерии) мундире, в чулках и башмаках, оживленный и веселый, стоял в первых рядах круга, недалеко от Ростовых. Барон Фиргоф говорил с ним о завтрашнем, предполагаемом первом заседании государственного совета. Князь Андрей, как человек близкий Сперанскому и участвующий в работах законодательной комиссии, мог дать верные сведения о заседании завтрашнего дня, о котором ходили различные толки. Но он не слушал того, что ему говорил Фиргоф, и глядел то на государя, то на сбиравшихся танцовать кавалеров, не решавшихся вступить в круг.
Князь Андрей наблюдал этих робевших при государе кавалеров и дам, замиравших от желания быть приглашенными.
Пьер подошел к князю Андрею и схватил его за руку.
– Вы всегда танцуете. Тут есть моя protegee [любимица], Ростова молодая, пригласите ее, – сказал он.
– Где? – спросил Болконский. – Виноват, – сказал он, обращаясь к барону, – этот разговор мы в другом месте доведем до конца, а на бале надо танцовать. – Он вышел вперед, по направлению, которое ему указывал Пьер. Отчаянное, замирающее лицо Наташи бросилось в глаза князю Андрею. Он узнал ее, угадал ее чувство, понял, что она была начинающая, вспомнил ее разговор на окне и с веселым выражением лица подошел к графине Ростовой.
– Позвольте вас познакомить с моей дочерью, – сказала графиня, краснея.
– Я имею удовольствие быть знакомым, ежели графиня помнит меня, – сказал князь Андрей с учтивым и низким поклоном, совершенно противоречащим замечаниям Перонской о его грубости, подходя к Наташе, и занося руку, чтобы обнять ее талию еще прежде, чем он договорил приглашение на танец. Он предложил тур вальса. То замирающее выражение лица Наташи, готовое на отчаяние и на восторг, вдруг осветилось счастливой, благодарной, детской улыбкой.
«Давно я ждала тебя», как будто сказала эта испуганная и счастливая девочка, своей проявившейся из за готовых слез улыбкой, поднимая свою руку на плечо князя Андрея. Они были вторая пара, вошедшая в круг. Князь Андрей был одним из лучших танцоров своего времени. Наташа танцовала превосходно. Ножки ее в бальных атласных башмачках быстро, легко и независимо от нее делали свое дело, а лицо ее сияло восторгом счастия. Ее оголенные шея и руки были худы и некрасивы. В сравнении с плечами Элен, ее плечи были худы, грудь неопределенна, руки тонки; но на Элен был уже как будто лак от всех тысяч взглядов, скользивших по ее телу, а Наташа казалась девочкой, которую в первый раз оголили, и которой бы очень стыдно это было, ежели бы ее не уверили, что это так необходимо надо.
Князь Андрей любил танцовать, и желая поскорее отделаться от политических и умных разговоров, с которыми все обращались к нему, и желая поскорее разорвать этот досадный ему круг смущения, образовавшегося от присутствия государя, пошел танцовать и выбрал Наташу, потому что на нее указал ему Пьер и потому, что она первая из хорошеньких женщин попала ему на глаза; но едва он обнял этот тонкий, подвижной стан, и она зашевелилась так близко от него и улыбнулась так близко ему, вино ее прелести ударило ему в голову: он почувствовал себя ожившим и помолодевшим, когда, переводя дыханье и оставив ее, остановился и стал глядеть на танцующих.


После князя Андрея к Наташе подошел Борис, приглашая ее на танцы, подошел и тот танцор адъютант, начавший бал, и еще молодые люди, и Наташа, передавая своих излишних кавалеров Соне, счастливая и раскрасневшаяся, не переставала танцовать целый вечер. Она ничего не заметила и не видала из того, что занимало всех на этом бале. Она не только не заметила, как государь долго говорил с французским посланником, как он особенно милостиво говорил с такой то дамой, как принц такой то и такой то сделали и сказали то то, как Элен имела большой успех и удостоилась особенного внимания такого то; она не видала даже государя и заметила, что он уехал только потому, что после его отъезда бал более оживился. Один из веселых котильонов, перед ужином, князь Андрей опять танцовал с Наташей. Он напомнил ей о их первом свиданьи в отрадненской аллее и о том, как она не могла заснуть в лунную ночь, и как он невольно слышал ее. Наташа покраснела при этом напоминании и старалась оправдаться, как будто было что то стыдное в том чувстве, в котором невольно подслушал ее князь Андрей.
Князь Андрей, как все люди, выросшие в свете, любил встречать в свете то, что не имело на себе общего светского отпечатка. И такова была Наташа, с ее удивлением, радостью и робостью и даже ошибками во французском языке. Он особенно нежно и бережно обращался и говорил с нею. Сидя подле нее, разговаривая с ней о самых простых и ничтожных предметах, князь Андрей любовался на радостный блеск ее глаз и улыбки, относившейся не к говоренным речам, а к ее внутреннему счастию. В то время, как Наташу выбирали и она с улыбкой вставала и танцовала по зале, князь Андрей любовался в особенности на ее робкую грацию. В середине котильона Наташа, окончив фигуру, еще тяжело дыша, подходила к своему месту. Новый кавалер опять пригласил ее. Она устала и запыхалась, и видимо подумала отказаться, но тотчас опять весело подняла руку на плечо кавалера и улыбнулась князю Андрею.
«Я бы рада была отдохнуть и посидеть с вами, я устала; но вы видите, как меня выбирают, и я этому рада, и я счастлива, и я всех люблю, и мы с вами всё это понимаем», и еще многое и многое сказала эта улыбка. Когда кавалер оставил ее, Наташа побежала через залу, чтобы взять двух дам для фигур.
«Ежели она подойдет прежде к своей кузине, а потом к другой даме, то она будет моей женой», сказал совершенно неожиданно сам себе князь Андрей, глядя на нее. Она подошла прежде к кузине.
«Какой вздор иногда приходит в голову! подумал князь Андрей; но верно только то, что эта девушка так мила, так особенна, что она не протанцует здесь месяца и выйдет замуж… Это здесь редкость», думал он, когда Наташа, поправляя откинувшуюся у корсажа розу, усаживалась подле него.
В конце котильона старый граф подошел в своем синем фраке к танцующим. Он пригласил к себе князя Андрея и спросил у дочери, весело ли ей? Наташа не ответила и только улыбнулась такой улыбкой, которая с упреком говорила: «как можно было спрашивать об этом?»
– Так весело, как никогда в жизни! – сказала она, и князь Андрей заметил, как быстро поднялись было ее худые руки, чтобы обнять отца и тотчас же опустились. Наташа была так счастлива, как никогда еще в жизни. Она была на той высшей ступени счастия, когда человек делается вполне доверчив и не верит в возможность зла, несчастия и горя.

Пьер на этом бале в первый раз почувствовал себя оскорбленным тем положением, которое занимала его жена в высших сферах. Он был угрюм и рассеян. Поперек лба его была широкая складка, и он, стоя у окна, смотрел через очки, никого не видя.
Наташа, направляясь к ужину, прошла мимо его.
Мрачное, несчастное лицо Пьера поразило ее. Она остановилась против него. Ей хотелось помочь ему, передать ему излишек своего счастия.
– Как весело, граф, – сказала она, – не правда ли?
Пьер рассеянно улыбнулся, очевидно не понимая того, что ему говорили.
– Да, я очень рад, – сказал он.
«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.


На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.