Васнецов, Юрий Алексеевич

Юрий Алексеевич Васнецов
Место смерти:	Ленинград, РСФСР, СССР
Жанр:	графика, иллюстрация
Учёба:	ПГСХУМ—ВХУТЕМАС—ВХУТЕИН
Звания:
Премии:

Ю́рий Алексе́евич Васнецо́в (1900—1973) — русский советский художник; живописец, график, театральный художник, иллюстратор. Лауреат Государственной премии СССР (1971).

Биография

Родился 22 марта (4 апреля) 1900 года в семье священника в Вятке (ныне Кировская область). Его отец служил в кафедральном соборе г. Вятки. Дальний родственник художников А. М. Васнецова и В. М. Васнецова и фольклориста А. М. Васнецова. С юности и на протяжении жизни был дружен с родившимися в Вятке и жившим впоследствии в Петербурге художником Евгением Чарушиным.

В 1919 г. окончил Единую школу второй ступени (бывшая Вятская первая мужская гимназия).

В 1921 г. переехал в Петроград. Поступил на живописный факультет ВХУТЕИН, тогда — ПГСХУМ, где занимался пять лет, у педагогов А. Е. Карева, А. И. Савинова. Васнецов хотел быть живописцем и стремился приобрести все навыки, необходимые для работы в живописи. Из опыта своих учителей Васнецов не перенял ничего, что повлияло бы на него как живописца, за исключением влияния М. В. Матюшина, у которого он непосредственно не учился, но был знаком с ним через своих друзей−художников Н. И. Кострова, В. И. Курдова, О. П. Ваулину. Через них он получил представление о теории Матюшина, и познакомился с «органическим» направлением в русском искусстве, наиболее близким своему природному дарованию.

В 1926 г. во ВХУТЕИН курс, на котором учился художник, был выпущен без защиты диплома. В 1926—1927 гг. Васнецов некоторое время преподавал изобразительное искусство в ленинградской школе № 33.

В 1926—1927 гг. вместе с художником В. И. Курдовым продолжил обучение живописи в ГИНХУК у К. С. Малевича. Был принят в Отдел живописной культуры, руководимый Малевичем. Изучал пластику кубизма, свойства различных живописных фактур, создавал «материальные подборы» — «контррельефы». Художник говорил о времени своей работы в ГИНХУК так: «Всё время развитие глаза, форма, построение. Добиваться материальности нравилось, фактурности предметов, цвета. Видеть цвет!». Работа и обучение Васнецова у К. С. Малевича в ГИНХУК длилась около двух лет; за это время художник изучил значение живописных фактур, роль контраста в построении формы, законы пластического пространства.

Живописные работы, сделанные Васнецовым в этот период: контррельеф «Натюрморт с шахматной доской» (1926—1927), «Кубистическая композиция» (1926—1928), «Композиция с трубой» (1926—1928), «Натюрморт. В мастерской Малевича» (1927—1928), «Композиция со скрипкой» (1929) и др.

В 1928 г. художественный редактор издательства «Детгиз» В. В. Лебедев привлёк Васнецова к работе над детской книгой. Первыми книгами, проиллюстрированными Васнецовым, были «Карабаш» (1929) и «Болото» В. В. Бианки (1930).

Массовыми тиражами неоднократно издавались многие книги для детей в оформлении Васнецова: «Путаница» (1934) и «Краденое солнце» (1958) К. И. Чуковского, «Три медведя» Л. Н. Толстого (1935), «Теремок» (1941) и «Кошкин дом» (1947) С. Я. Маршака, «Английские народные песенки» в переводе С. Я. Маршака (1945), «Кот, петух и лиса. Русская сказка» (1947) и многие другие. Иллюстрировал «Конька-Горбунка» П. П. Ершова, книги для детей Д. Н. Мамина-Сибиряка, А. А. Прокофьева и другие издания. Детские книжки Васнецова стали классикой советского книжного искусства.

Летом 1931 г. вместе со своим вятским родственником художником Н. И. Костровым совершил творческую поездку на Белое море в село Сорока . Создал цикл живописных и графических работ «Карелия».

В 1932 г. вступил в члены Ленинградского отделения Союза советских художников.

В 1934 г. женился на художнице Галине Михайловне Пинаевой, а в 1937 и в 1939 г. родились две его дочери Елизавета и Наталья.

В 1932 г. поступил в аспирантуру при живописном факультет Всероссийской Академии художеств, где занимался три года. В тридцатые годы живопись Васнецова достигает высокого мастерства, приобретает самобытный, неповторимый характер, не схожий с работой близких ему художников. Его живопись этого времени сравнивается с работами В. М. Ермолаевой и П. И. Соколова по силе и качеству живописи, по органической стихии цвета: «Васнецов сохранил и приумножил достижения самобытной национальной живописной культуры».

В 1932—1935 гг. Васнецовым были написаны холсты «Натюрморт со шляпой и с бутылкой», «Чудо-юдо рыба кит» и другие работы. В некоторых из этих работ — «Дама с мышкой», «Церковный староста» — возникает хорошо знакомый художнику образ купечески-мещанской России, сравнимый с образами купчих у А. Островского и Б. Кустодиева. Некоторые исследователи (Э. Д. Кузнецов, Е. Ф. Ковтун) относят эти работы вершинным достижениям в творчестве художника.

В 1936 г. разрабатывал для Большого Драматического театра в Ленинграде костюмы и декорации к спектаклю по пьесе М. Горького «Мещане». В 1938—1940 гг. работал в экспериментальной литографской мастерской при ЛОСХ.

Автор поздравительных открыток (1941—1945).

Предвоенный и послевоенный стиль Васнецова в книжной графике создавался под давлением идеологических обстоятельств.

Пережив упорный нажим соцреализма, Васнецов сменил его стилем, связанным с русским народным искусством, во всяком случае, так считалось, хотя в нём было много от рыночного образца.

Некоторая стилизация оказалась приемлема. Понятная и не имеющая отношения к формализму, она не воспринималась условно. Народная, рыночная вышивка. Всё это вместе с реальным пейзажем постепенно избавило его от клички формалиста.

В 1941 г. входил в коллектив художников и поэтов «Боевой карандаш». В конце 1941 г. эвакуировался в Пермь (г. Молотов). В 1943 г. переехал из Перми в г. Загорск. Работал главным художником Научно-исследовательского института игрушки. Создал серию пейзажей Загорска. В конце 1945 г. вернулся в Ленинград.

В 1946 г. получил звание заслуженного деятеля искусств РСФСР.

Летом 1946 г. создаёт ряд пейзажей Сосново, в 1947—1948 гг. — Мельничного Ручья, в 1949—1950 гг. Сиверской, в 1955 г.— Мерёва (под Лугой), в 1952 г. пишет ряд крымских пейзажей, в 1953—1954 гг. пишет эстонские пейзажи. С 1959 г. ежегодно ездит на дачу в Рощино, где пишет виды окрестностей.

C 1961 г. и до конца жизни жил в доме № 16 на Песочной набережной в Петербурге.

В 1966 г. получил звание народного художника РСФСР.

В 1971 г. Васнецову была присуждена Государственная премия СССР за два сборника русских народных сказок, песенок, загадок «Ладушки» и «Радуга-дуга». В том же году по его рисункам снят мультфильм «Терем-теремок».

Живописные работы 1960—1970 гг. — преимущественно, пейзажи и натюрморты («Натюрморт с вербой», «Цветущий луг», «Рощино. Кинотеатр „Смена“»).

На протяжении всей жизни Васнецов работал в живописи, но из-за обвинений в формализме не выставлял своих работ. Они были представлены на выставках только после его смерти.

Умер 3 мая 1973 года. Похоронен в Санкт-Петербурге на Богословском кладбище.

Награды и премии

• Заслуженный деятель искусств РСФСР (1946)
• Народный художник РСФСР (1966)
• Государственная премия СССР (1971) — за оформление и иллюстрации детских книг «Ладушки» и «Радуга-дуга» (за произведения для детей)

Литература

• Ковтун Е. Ф. Ю. А. Васнецов. 1990—1973. Каталог выставки. Л. 1979.
• Youri Vasnetcov. Peinture. Œuvres graphiques. Illustrations de livres. Estampes. Théâtre. Porcelaine. Léningrad: Éditions d’art Aurora, 1984.
• Козырева Н. Юрий Алексеевич Васнецов. / В круге Малевича: Соратники, ученики, последователи в России 1920—1950-х. — [Б.м.]: Palace Editions, 2000. C. 301—305.
• Костров Н. И. (О Малевиче и Матюшине)./ Малевич о себе. Современники о Малевиче / Сост., вступ. ст. И. А. Вакар, Т. Н. Михиенко. В 2 т. — М.: RA, 2004. Т. 2. С. 387—389.
• Курдов В. И. Обучение у Малевича. Там же, С. 389—394.
• Кузнецов Э. Медведь летит, хвостом вертит: Рассказы о художнике Ю. Васнецове.» М.: ДЕТГИЗ, 2007.
• Шишмарёва Т. В. «…Написала о своих друзьях». Публикация, предисловие и примечания З. Курбатовой. Журнал «Наше наследие», № 90-91. М.: 2009. С. 119—121.
• Валерий Траугот. Воспоминания/ Шестнадцать пятниц: Вторая волна ленинградского авангарда. // Experiment/Эксперимент: Журнал русской культуры. № 16: В 2-х ч. LA (USA), 2010. Ч. 2. С. 132—172.
• Неизвестный Юрий Васнецов. Материалы к биографии великого художника. М.: Красный пароход, 2011.

Ссылки

• [staratel.com/pictures/ruspaint/118.htm Васнецов, Юрий Алексеевич] в библиотеке «Старатель»
• [www.barius.ru/biblioteka/illustrator/13 Книги с иллюстрациями Юрия Васнецова] - читать, смотреть, скачать.
• [doriandecor.ru/2014/11/yurij-vasnecov-illyustracii/ Юрий Васнецов. Иллюстрации к русским сказкам]

См. также

• Изобразительное искусство Ленинграда

Отрывок, характеризующий Васнецов, Юрий Алексеевич

– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.


Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
«Нет, не будет этого счастья, думал Ростов, а что бы стоило! Не будет! Мне всегда, и в картах, и на войне, во всем несчастье». Аустерлиц и Долохов ярко, но быстро сменяясь, мелькали в его воображении. «Только один раз бы в жизни затравить матерого волка, больше я не желаю!» думал он, напрягая слух и зрение, оглядываясь налево и опять направо и прислушиваясь к малейшим оттенкам звуков гона. Он взглянул опять направо и увидал, что по пустынному полю навстречу к нему бежало что то. «Нет, это не может быть!» подумал Ростов, тяжело вздыхая, как вздыхает человек при совершении того, что было долго ожидаемо им. Совершилось величайшее счастье – и так просто, без шума, без блеска, без ознаменования. Ростов не верил своим глазам и сомнение это продолжалось более секунды. Волк бежал вперед и перепрыгнул тяжело рытвину, которая была на его дороге. Это был старый зверь, с седою спиной и с наеденным красноватым брюхом. Он бежал не торопливо, очевидно убежденный, что никто не видит его. Ростов не дыша оглянулся на собак. Они лежали, стояли, не видя волка и ничего не понимая. Старый Карай, завернув голову и оскалив желтые зубы, сердито отыскивая блоху, щелкал ими на задних ляжках.
– Улюлюлю! – шопотом, оттопыривая губы, проговорил Ростов. Собаки, дрогнув железками, вскочили, насторожив уши. Карай почесал свою ляжку и встал, насторожив уши и слегка мотнул хвостом, на котором висели войлоки шерсти.
– Пускать – не пускать? – говорил сам себе Николай в то время как волк подвигался к нему, отделяясь от леса. Вдруг вся физиономия волка изменилась; он вздрогнул, увидав еще вероятно никогда не виданные им человеческие глаза, устремленные на него, и слегка поворотив к охотнику голову, остановился – назад или вперед? Э! всё равно, вперед!… видно, – как будто сказал он сам себе, и пустился вперед, уже не оглядываясь, мягким, редким, вольным, но решительным скоком.
– Улюлю!… – не своим голосом закричал Николай, и сама собою стремглав понеслась его добрая лошадь под гору, перескакивая через водомоины в поперечь волку; и еще быстрее, обогнав ее, понеслись собаки. Николай не слыхал своего крика, не чувствовал того, что он скачет, не видал ни собак, ни места, по которому он скачет; он видел только волка, который, усилив свой бег, скакал, не переменяя направления, по лощине. Первая показалась вблизи зверя чернопегая, широкозадая Милка и стала приближаться к зверю. Ближе, ближе… вот она приспела к нему. Но волк чуть покосился на нее, и вместо того, чтобы наддать, как она это всегда делала, Милка вдруг, подняв хвост, стала упираться на передние ноги.
– Улюлюлюлю! – кричал Николай.
Красный Любим выскочил из за Милки, стремительно бросился на волка и схватил его за гачи (ляжки задних ног), но в ту ж секунду испуганно перескочил на другую сторону. Волк присел, щелкнул зубами и опять поднялся и поскакал вперед, провожаемый на аршин расстояния всеми собаками, не приближавшимися к нему.
– Уйдет! Нет, это невозможно! – думал Николай, продолжая кричать охрипнувшим голосом.
– Карай! Улюлю!… – кричал он, отыскивая глазами старого кобеля, единственную свою надежду. Карай из всех своих старых сил, вытянувшись сколько мог, глядя на волка, тяжело скакал в сторону от зверя, наперерез ему. Но по быстроте скока волка и медленности скока собаки было видно, что расчет Карая был ошибочен. Николай уже не далеко впереди себя видел тот лес, до которого добежав, волк уйдет наверное. Впереди показались собаки и охотник, скакавший почти на встречу. Еще была надежда. Незнакомый Николаю, муругий молодой, длинный кобель чужой своры стремительно подлетел спереди к волку и почти опрокинул его. Волк быстро, как нельзя было ожидать от него, приподнялся и бросился к муругому кобелю, щелкнул зубами – и окровавленный, с распоротым боком кобель, пронзительно завизжав, ткнулся головой в землю.
– Караюшка! Отец!.. – плакал Николай…
Старый кобель, с своими мотавшимися на ляжках клоками, благодаря происшедшей остановке, перерезывая дорогу волку, был уже в пяти шагах от него. Как будто почувствовав опасность, волк покосился на Карая, еще дальше спрятав полено (хвост) между ног и наддал скоку. Но тут – Николай видел только, что что то сделалось с Караем – он мгновенно очутился на волке и с ним вместе повалился кубарем в водомоину, которая была перед ними.
Та минута, когда Николай увидал в водомоине копошащихся с волком собак, из под которых виднелась седая шерсть волка, его вытянувшаяся задняя нога, и с прижатыми ушами испуганная и задыхающаяся голова (Карай держал его за горло), минута, когда увидал это Николай, была счастливейшею минутою его жизни. Он взялся уже за луку седла, чтобы слезть и колоть волка, как вдруг из этой массы собак высунулась вверх голова зверя, потом передние ноги стали на край водомоины. Волк ляскнул зубами (Карай уже не держал его за горло), выпрыгнул задними ногами из водомоины и, поджав хвост, опять отделившись от собак, двинулся вперед. Карай с ощетинившейся шерстью, вероятно ушибленный или раненый, с трудом вылезал из водомоины.
– Боже мой! За что?… – с отчаянием закричал Николай.
Охотник дядюшки с другой стороны скакал на перерез волку, и собаки его опять остановили зверя. Опять его окружили.
Николай, его стремянной, дядюшка и его охотник вертелись над зверем, улюлюкая, крича, всякую минуту собираясь слезть, когда волк садился на зад и всякий раз пускаясь вперед, когда волк встряхивался и подвигался к засеке, которая должна была спасти его. Еще в начале этой травли, Данила, услыхав улюлюканье, выскочил на опушку леса. Он видел, как Карай взял волка и остановил лошадь, полагая, что дело было кончено. Но когда охотники не слезли, волк встряхнулся и опять пошел на утек. Данила выпустил своего бурого не к волку, а прямой линией к засеке так же, как Карай, – на перерез зверю. Благодаря этому направлению, он подскакивал к волку в то время, как во второй раз его остановили дядюшкины собаки.