Вассенар
| Деревня и община
Вассенар
Wassenaar
Показать/скрыть карты
|
Вассенар (нидерл. Wassenaar) — деревня и община в провинции Южная Голландия (Нидерланды), пригород Гааги. Вассенар лежит в 10 км к северу от Гааги на шоссе N44 возле побережья Северного моря.
История
В XII веке здесь стояла церковь — на месте, где святой Виллиброрд сошёл на землю.
Вассенар лежал в стороне от истории, пока в XIX веке Людовик I Бонапарт не приказал проложить хервег (Heerweg, «царский путь») между Гаагой и Лейденом. В 1840 году принц Фредерик Нидерландский выстроил здесь дворец De Paauw, в котором прожил много лет (в настоящее время этот дворец является ратушей Вассенара). После строительства в 1907 году железной дороги между Гаагой и Схевенингеном Вассенар стал популярным местом обитания богатых гаагцев.
Во время Второй мировой войны Вассенар с сентября 1944 по март 1945 годов был одним из тех мест, откуда стреляли по Лондону крылатыми ракетами Фау-2.
В Вассенаре в 1996 году были подписаны вассенарские соглашения (Вассенарские договоренности).
Вассенар сегодня
До вступления на престол 30 апреля 2013 года в Вассенаре располагалась официальная резиденция наследника нидерландского престола Виллема-Александра, принца Оранского и его супруги принцессы Нидерландской Максимы.
|
Это заготовка статьи по географии Нидерландов. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
|
||||||||||
Напишите отзыв о статье "Вассенар"
Отрывок, характеризующий Вассенар
Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
