Васюнин, Фёдор Георгиевич

Фёдор Васюнин
Место рождения:	дер. Ивановичи Орловская губерния (ныне Дятьковский район Брянская область)
Род деятельности:	прозаик
Направление:	крестьянская и детская проза
Язык произведений:	русский

Фё́дор Гео́ргиевич Васю́нин (писательский псевдоним — Каманин); 1 марта 1897, дер. Ивановичи Орловской губернии (ныне Дятьковского района Брянской области) — 12 декабря 1979) — русский советский писатель и драматург.

Биография

Сын крестьянина-бедняка. Участник Первой мировой войны. В 1916 году. попал на Юго-Западный фронт, но в результате тяжёлого заболевания сыпным тифом, был освобожден от воинской службы. В 1917 году экстерном окончил курсы учителей начальной школы и возвратился в родную деревню, где учительствовал.

В начале 1920-х годов уехал в Москву. Работал в Покровском детском приемнике для беспризорных, посещал лекции В. Я. Брюсова в высшем литературно-художественном институте, близко сошёлся с группой крестьянских писателей и литературной группой «Кузница».

Сотрудничал с рядом печатных изданий.

Работал в газете «Фокинский рабочий», потом был главным редактором Орловского областного издательства. В Орле в 1938 был арестован по ложному доносу. Под следствием от­сидел больше года в Орловском централе. Обвинялся писатель в подготов­ке группового покушения на Сталина.

В годы Великой Отечественной войны в Дятькове, в тылу у врага, действовала мощ­ная партизанская группировка, в которой регулярно выходила газета «Парти­занская правда», и Ф. Каманин рабо­тал в ней. В 1942 на район обрушились четыре фашистских дивизии с двумя карательными полками. Вся семья Каманиных оказалась в Германии, в нацистских концлагерях.

После войны поселился в Рузе.

Творчество

В 1924 году, в журнале «Пролетарий связи» был напечатан его рассказ «Стая диких», подписанный уличной кличкой его деда «Каманин». В том же году его произведения публикуются в журнале «Молодая гвардия», отдельными книгами выходят в ГИХЛ (Государственном издательстве художественной литературы) несколько его рассказов и повестей.

На 1925—1929 годы пришёлся взлётом таланта молодого писателя. В это время одна за другой выходят в свет его книжки-рассказы «Скупердяй», «Канарей­ка», «Забастовка», «На хрустальной фабрике», повести «Отряха», «Организаторы», «Мой товарищ», «Дед и трое», «Изобретатели», «Васька Жук», «Хрустальная ваза», сборник рассказов «Малыши фаб­ричные». Затем вышли и первые его ро­маны его — "Ивановская мельница "и «Свадьба моей жены».

Фёдор Каманин — известный детский и крестьянский писатель. В «Антологии крестьянской литературы послеоктябрьской эпохи», изданной в 1931 г., в данных о его творчестве Ф. Г. Каманина за 1925—1929 годы учтено более 40 рецензий на его книги.

Писатель был одним из зачинателей советской детской литературы.

За годы своего полувекового литературного труда издал более 50 книг. Основная тема прозы 1920-х годов — жизнь и быт русской деревни, красота и сложность фабрично-заводского труда, психология людей, занятых им.

Повесть «Ванька Огнев и его собака Партизан» в 1928 году была экранизирована под названием «Ванька и «Мститель»», фильм не без успеха соперничал с та­кой популярной кинокартиной, как «Красные дьяволята». Рассказывалось в ней о приключениях и «подвигах» подростков в эпоху Гражданской войны.

Писатель также написал и издал пьесы «Бабья комиссия», «Разбойник», «Аксюта» и др.

Рассказы

• «Блоха»,
• «Пожар»
• «Малыши фабричные»,
• «Виноград»,
• «Скупердяй»,
• «Забастовка»,
• «Молодые стеклодувы»
• «Пиши ты больше про наши Ивановичи» (сборник)

Повести

• «Организаторы»,
• «Ванька Огнев и его собака Партизан»,
• «Партизан»
• «Змей огнистый»,
• «Волчий лог»
• «Хрустальная ваза»,
• «Прорва»
• «Самоха»,
• «Мой товарищ»,
• «Золотой рубин»,
• «Яшка-пикор в гостях в деревне»,
• «Как я дедом был»,
• «Двое знаменитых»,
• «Первые ласточки»,
• «Отряха»,
• «Изобретатели»,
• «Дед и трое»,
• «Васька Жук»
• «Мой товарищ» (автобиографическая повесть)

Романы

• «Ивановская мельница»,
• «Свадьба моей жены»
• «Опора»
• «Островок среди озера»
• «Хрусталь».

Ссылки

• [ruzamuseum.ru/content/fedor-georgievich-kamanin Фёдор Георгиевич Каманин]
• [www.kray32.ru/dyatkovskiy054_01.html Седая Брянская старина]

Отрывок, характеризующий Васюнин, Фёдор Георгиевич

– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.


К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.