Ватье, Пьер (генерал)

Пьер Ватье
фр. Pierre Wattier
Дата рождения	4 сентября 1770(1770-09-04)
Место рождения	Лан, провинция (ныне департамент Эна), королевство Франция
Дата смерти	3 февраля 1846(1846-02-03) (75 лет)
Место смерти	Париж, департамент Сена, королевство Франция
Принадлежность	Франция Франция
Род войск	Кавалерия
Годы службы	1792 — 1839
Звание	Дивизионный генерал
Часть	Великой Армии
Командовал	4-м драгунским полком (1799—1805), бригадой лёгкой кавалерии (1806—07), 2-й дивизией лёгкой кавалерии (1812), 2-й дивизией тяжёлой кавалерии (1812-13)
Сражения/войны	Донаувёрт (1805) Дюренштейн (1805) Шлайц (1806) Бородино (1812) Ватерлоо (1815)
Награды и премии

Пьер Ватье де Сент-Альфонс (фр. Pierre Wattier или Wathier; 1770—1846) — французский военный деятель, дивизионный генерал (1811 год), граф (1808 год), участник революционных и наполеоновских войн.

Биография

Пьер Ватье начал военную карьеру 3 сентября 1792 года, когда в звании младшего лейтенанта поступил в 12-й конно-егерский полк. Сражался в рядах Северной и Рейнской армий, 18 ноября 1793 года произведён в командиры эскадрона 16-го конно-егерского полка, и назначен адъютантом генерала Ласалля. С 1797 по 1800 год служил в Армии Батавии, 4 октября 1799 года – командир бригады (полковник), получил под своё начало 4-й драгунский полк в составе дивизии генерала Барбу, 18 декабря 1800 года отличился в сражении при Адорфе.

2 октября 1804 года получил почётную должность шталмейстера Императора. Принимал участие в кампании 1805 года, состоял при 2-й драгунской дивизии генерала Вальтера, отличился при захвате моста через реку Лех у Донаувёрта во главе 200 драгун, застав неприятеля врасплох. 11 ноября 1805 года вместе с генералом Грендоржем попал в плен при Дюренштайне, после окончания боевых действий получил свободу в ходе обмена военнопленными и 24 декабря 1805 года произведён в бригадные генералы.

17 июня 1806 года возглавил депо пеших драгун в Версале и Сен-Жермене, 11 июля 1806 года – командир 2-й бригады лёгкой кавалерии кавалерийской дивизии генерала Тийи 1-го армейского корпуса. Отличился блестящей атакой в первом сражении Прусской кампании, и был отмечен Императором в Бюллетене Великой Армии. 1 декабря возглавил 3-ю бригаду лёгкой кавалерии, 30 декабря она стала частью новой дивизии лёгкой кавалерии генерала Ласалля.

14 ноября 1807 года — командир 1-й кавалерийской бригады Наблюдательного корпуса Берегов Океана, переименованного 7 сентября 1808 года в 3-й армейский корпус Армии Испании. Успешно действовал в сражениях при Бургосе и Фуэнтес-де-Оньоро, принимал участие в осаде Сарагоссы. 16 июня 1809 года переведён в Армию Германии, с 26 августа 1809 года командовал 2-й бригадой 2-й дивизии тяжёлой кавалерии, во главе которой участвовал в Австрийской кампании.

В 1810 году возвратился в Испанию и 4 октября 1810 года возглавил кавалерию резервной дивизии генерала Каффарелли, 1 июня 1811 года — командир кавалерийской бригады Армии Португалии, 31 июля 1811 года — дивизионный генерал. 9 января 1812 года — командир 2-й лёгкой кавалерийской дивизии в Италии, 29 июня сменил на посту командира 2-й дивизии тяжёлой кавалерии генерала Себастьяни. Дивизия входила в состав 2-го кавалерийского корпуса генерала Монбрена Великой Армии и принимала участие в Русском походе. Ватье отличился в сражении при Бородино, где вместе с генералом Огюстом Коленкуром захватил Курганную батарею.

18 марта 1813 года откомандирован вместе с пехотной дивизией генерала Карра-Сен-Сира в Бремен, 3 сентября 1813 года возглавил кавалерию 13-го армейского корпуса в Гамбурге и участвовал в обороне крепости до 19 мая 1814 года.

При первой реставрации Бурбонов возвратился во Францию и оставался без служебного назначения, во время «Ста дней» присоединился к Императору и 31 марта 1815 года назначен командиром 3-й кавалерийской дивизии 2-го армейского корпуса, в июне 1815 года — командир 13-й кирасирской дивизии 4-го корпуса генерала Мийо в составе Северной армии, участвовал в Бельгийской кампании, отличился в сражении при Ватерлоо. При второй реставрации был генеральным инспектором кавалерии и жандармерии. Умер 3 февраля 1846 года в Париже в возрасте 75 лет. Имя генерала выбито на Триумфальной арке в Париже.

Воинские звания

• Младший лейтенант (3 сентября 1792 года);
• Лейтенант (26 мая 1793 года);
• Капитан (14 августа 1793 года);
• Командир эскадрона (18 ноября 1793 года);
• Полковник (4 октября 1799 года);
• Бригадный генерал (24 декабря 1805 года);
• Дивизионный генерал (31 июля 1811 года).

Титулы

• Граф Ватье и Империи (фр. comte Wattier et de l'Empire; декрет от 19 марта 1808 года, патент подтверждён 26 октября 1808 года);
• Граф Сент-Альфонс и Империи (фр. comte Saint-Alphonse et de l'Empire; 12 ноября 1809 года).

Награды

Легионер ордена Почётного легиона (11 декабря 1803 года)

Офицер ордена Почётного легиона (14 июня 1804 года)

Коммандан ордена Почётного легиона (14 мая 1807 года)

Кавалер баварского ордена Льва (29 июня 1807 года)

Кавалер военного ордена Святого Людовика (1814 год)

Великий офицер ордена Почётного легиона (1 мая 1821 года)

Литература

• A. Lievyns, Jean Maurice Verdot, Pierre Bégat, Fastes de la Légion-d'honneur, biographie de tous les décorés accompagnée de l'histoire législative et réglementaire de l'ordre, Tome 4, Bureau de l’administration,‎ 1844, 640 p.

Ссылки

• [www.culture.gouv.fr/public/mistral/leonore_fr?ACTION=CHERCHER&FIELD_1=COTE&VALUE_1=LH%2F2749%2F40 Досье на генерала на сайте Léonore]

Отрывок, характеризующий Ватье, Пьер (генерал)

– Ах нет, мы с ним друзья, – в простоте душевной сказал Николай: ему и в голову не приходило, чтобы такое веселое для него препровождение времени могло бы быть для кого нибудь не весело.
«Что я за глупость сказал, однако, губернаторше! – вдруг за ужином вспомнилось Николаю. – Она точно сватать начнет, а Соня?..» И, прощаясь с губернаторшей, когда она, улыбаясь, еще раз сказала ему: «Ну, так помни же», – он отвел ее в сторону:
– Но вот что, по правде вам сказать, ma tante…
– Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.


Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
Но когда, в воскресенье после обедни, лакей доложил в гостиной, что приехал граф Ростов, княжна не выказала смущения; только легкий румянец выступил ей на щеки, и глаза осветились новым, лучистым светом.
– Вы его видели, тетушка? – сказала княжна Марья спокойным голосом, сама не зная, как это она могла быть так наружно спокойна и естественна.
Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться.
«Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное – этот такт и грация!» – думала m lle Bourienne.
Ежели бы княжна Марья в состоянии была думать в эту минуту, она еще более, чем m lle Bourienne, удивилась бы перемене, происшедшей в ней. С той минуты как она увидала это милое, любимое лицо, какая то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного фонаря та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу. Вся ее внутренняя, недовольная собой работа, ее страдания, стремление к добру, покорность, любовь, самопожертвование – все это светилось теперь в этих лучистых глазах, в тонкой улыбке, в каждой черте ее нежного лица.