Ват, Александр

Алекса́ндер Ват (настоящая фамилия Хват, польск. Aleksander Wat, Chwat; 1 мая 1900, Варшава — 29 июля 1967, Париж) — польский писатель, поэт, переводчик; один из создателей польского футуризма.

Биография

Из древней еврейской семьи, среди его предков — Раши и многие выдающиеся деятели еврейской культуры. Учился на филологическом отделении Варшавского университета. В 1919 был одним из устроителей первого польского футуристического выступления. В 1920 дебютировал в печати как поэт. Встречался с Маяковским.Переводил русскую прозу. С конца 1920-х годов был связан с левыми марксистскими кругами. В 1929—1931 главный редактор журнала «Месенчник литерацки», легального органа нелегальной польской компартии. В 1931 был арестован, просидел 3 месяца.

В 1940 был арестован во Львове органами НКВД, осенью 1940 перевезен на Лубянку, летом 1941 в тюрьму в Саратове, в ноябре 1941 освобожден. Его жена Оля и сын были высланы в Казахстан, где Ват встретился с ними. В Казахстане в 1943 вновь был арестован, но вскоре освобожден. Весной 1946 вместе с женой и сыном вернулся в Польшу (позднее, на основе мемуаров Оли Ват, о жизни семьи был снят игровой фильм Роберта Глински «Всё, что самое важное», 1992, см. [www.imdb.com/title/tt0105841], получил 4 премии на Польском кинофестивале). В январе 1953 тяжело заболел, в конце 1955 получил разрешение выехать за границу для лечения. В 1957-59 жил в Варшаве. С 1959 снова за границей, с 1963 без гражданства. В 1963-65 находился в Беркли, где Милош записал на магнитофон свои беседы с Ватом, ставшие двухтомной автобиографической книгой Вата «Мой век».

Был по-прежнему неизлечимо и мучительно болен. В июле 1967 во время одного из приступов болезни покончил с собой.

Творчество

Дебютировал в печати стихотворением в 1920. В 1921—1925 был редактором авангардистских журналов «Новое искусство» и «Альманах нового искусства».

Переводил с английского, французского, немецкого, русского языков. Перевёл на польский язык произведения Ф. М. Достоевского («Братья Карамазовы»), Л. Н. Толстого («Анна Каренина»), И. С. Тургенева, А. П. Чехова, И. Г. Эренбурга.

В США, после уговоров и с помощью Чеслава Милоша, записал на магнитофон свои автобиографические беседы с ним, устная книга Мой век, опубликованная первоначально в Великобритании, стала одним из выдающихся памятников литературы изгнания, одной из главных книг столетия её назвал, в частности, Сол Беллоу. Она вышла с тех пор на нескольких языках, в 1990 была издана в Польше, готовится её перевод на русский (см.: [magazines.russ.ru/inostran/2006/5/vat5.html]). В Польше издано четыре тома Собрания сочинений Вата, IV том составляет переписка.

Книги

• Ja z jednej strony i Ja z drugiej strony mego mopsożelaznego piecyka (1920)
• Gga. Pierwszy polski almanach poezji futurystycznej (1920, вместе с Анатолем Стерном)
• Bezrobotny Lucyfer (1927, рассказы)
• Wiersze (1957, премия еженедельника Новая культура)
• Ciemne świecidło (1968, посмертно)
• Mój wiek: pamiętnik mówiony (1977, посмертно; выдержал 14 изданий, не считая переводов)
• Świat na haku i pod kluczem: eseje (1985, посмертно)
• Kobiety z Monte Olivetto (посмертно, 2000)

Признание

Стихи Вата ценил и переводил Бродский, на английский его поэзию переводил, среди других, Ч.Милош. Монографию о Вате Жизнь и искусство иконоборца (1996) написал Томас Венцлова.

Публикации на русском языке

• Стихи. Пер.и вступл. Н.Астафьевой/Иностранная литература 1996 № 11
• Стихотворения. Пер. Н.Астафьевой/Новая Польша 2000 № 5
• Стихи. Пер. Н.Астафьевой/ Астафьева Н., Британишский В. Польские поэты XX века. Антология. т. 1. СПб: Алетейя, 2000, с.222-234
• Под замком и на крючке [эссе]/ Предисловие Б.Дубина// Космополис, 2005/2006, № 4(14), с.115-130 ([cosmopolis.mgimo.ru/fileserver/14/14-9.pdf]

Литература

• Watowa O. Wszystko co najważniejsze: rozmowy z Jackiem Trznadlem. London: Puls Publications, 1984 (мемуарные рассказы вдовы Вата)
• Conio G. Aleksander Wat et le diable dans l’histoire. Lausanne: L’Age d’homme, 1989
• Venclova T. Aleksander Wat: life and art of an iconoclast. New Haven: Yale UP, 1996 (на пол. яз. — 1997)
• Olejniczak J. W-tajemniczanie: Aleksander Wat. Katowice: Wydawn. Uniwersytetu Śląskiego, 1999
• Molęda E. Mowa cierpienia: interpretacja poezji Aleksandra Wata. Kraków: Uniwersytet Jagielloński, 2001
• Borowski J., Panas W. W «antykwariacie anielskich ekstrawagancji»: o twórczości Aleksandra Wata. Lublin: Wydawn. KUL, 2002
• Freise М., Lawaty A. Aleksander Wat und «sein» Jahrhundert. Wiesbaden: Harrassowitz, 2002
• Pyzik T. Predestynacja w twórczości Aleksandra Wata. Gliwice: Gliwickie Tow. Szkolne im. Janusza Korczaka, 2004
• Милош Ч. О стихах Александра Вата// Он же. Личные обязательства. Избранные эссе о литературе, религии и морали. М.: Дом интеллектуальной книги, 1999, с.322-327
• Мочалова В. В. Александр Ват: 13 тюрем // Деятели славянской культуры в неволе и о неволе: XX век. Сб. статей. М. : Индрик, 2006, с.165-182

Ссылки

• [info-poland.buffalo.edu/web/arts_culture/literature/poetry/wat/link.shtml Линки (англ.)]
• [magazines.russ.ru/authors/v/vat Александр Ват в Журнальном зале]
• [www.novpol.ru/index.php?id=1754 Гжегож Пшебинда. Читая Вата]

Отрывок, характеризующий Ват, Александр

– Ты куда ходила? – спросила Наташа.
– Воду в рюмке переменить. Я сейчас дорисую узор.
– Ты всегда занята, а я вот не умею, – сказала Наташа. – А Николай где?
– Спит, кажется.
– Соня, ты поди разбуди его, – сказала Наташа. – Скажи, что я его зову петь. – Она посидела, подумала о том, что это значит, что всё это было, и, не разрешив этого вопроса и нисколько не сожалея о том, опять в воображении своем перенеслась к тому времени, когда она была с ним вместе, и он влюбленными глазами смотрел на нее.
«Ах, поскорее бы он приехал. Я так боюсь, что этого не будет! А главное: я стареюсь, вот что! Уже не будет того, что теперь есть во мне. А может быть, он нынче приедет, сейчас приедет. Может быть приехал и сидит там в гостиной. Может быть, он вчера еще приехал и я забыла». Она встала, положила гитару и пошла в гостиную. Все домашние, учителя, гувернантки и гости сидели уж за чайным столом. Люди стояли вокруг стола, – а князя Андрея не было, и была всё прежняя жизнь.
– А, вот она, – сказал Илья Андреич, увидав вошедшую Наташу. – Ну, садись ко мне. – Но Наташа остановилась подле матери, оглядываясь кругом, как будто она искала чего то.
– Мама! – проговорила она. – Дайте мне его , дайте, мама, скорее, скорее, – и опять она с трудом удержала рыдания.
Она присела к столу и послушала разговоры старших и Николая, который тоже пришел к столу. «Боже мой, Боже мой, те же лица, те же разговоры, так же папа держит чашку и дует точно так же!» думала Наташа, с ужасом чувствуя отвращение, подымавшееся в ней против всех домашних за то, что они были всё те же.
После чая Николай, Соня и Наташа пошли в диванную, в свой любимый угол, в котором всегда начинались их самые задушевные разговоры.


– Бывает с тобой, – сказала Наташа брату, когда они уселись в диванной, – бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего не будет – ничего; что всё, что хорошее, то было? И не то что скучно, а грустно?
– Еще как! – сказал он. – У меня бывало, что всё хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что всё это уж надоело и что умирать всем надо. Я раз в полку не пошел на гулянье, а там играла музыка… и так мне вдруг скучно стало…
– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и всех всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.