Вахмистров, Владимир Сергеевич

Владимир Сергеевич Вахмистров
Род деятельности:	Авиатор, авиаконструктор
Дата рождения:	27 июня 1897(1897-06-27)
Место рождения:	Москва
Гражданство:	Российская империя Российская империя→СССР СССР
Дата смерти:	1972(1972)
Место смерти:	Москва, СССР

Владимир Сергеевич Вахмистров (1897—1972) — советский авиатор и авиаконструктор.

Биография

Родился 27 июня 1897 г. в Москве в семье конторского служащего. Окончил реальное училище в Москве (1915). С началом Первой мировой войны ушёл добровольцем в армию, был направлен в Михайловское артиллерийское училище. С 1916 на фронте, прапорщик артиллерии; вскоре переводится в авиацию в качестве лётчика-наблюдателя.

В годы гражданской войны — воевал в составе ВВС РККА в Поволжье и Туркестане.

Лишь в 1921 году В. С. Вахмистрову удаётся продолжить учёбу: сначала в Туркестанском университете, затем в Академии воздушного флота им. Н. Е. Жуковского (АВФ, с 17 апреля 1925 — Военно-воздушная академия РККА) в Москве. Будучи слушателем Академии, конструирует планеры: учебный АВФ-8 «Кондор» (1924), рекордные АВФ-22 «Змей Горыныч» (1925, совместно с М. К. Тихонравовым), «Гамаюн» и «Скиф» (1928, совместно с Тихонравовым и А. А. Дубровиным). На планере «Скиф» в ходе VI Всесоюзных планерных состязаний (6—23 октября 1929, Коктебель) лётчиком А. Б. Юмашевым был установлен всесоюзный рекорд высоты полёта для планеров — 1520 м.

С февраля по апрель 1926 г. Вахмистров в качестве лётнаба (лётчик М.М.Громов) проводил государственные испытания самолёта-разведчика Р-3 (АНТ-3) — первого советского серийного цельнометаллического самолёта и первого самолёта конструкции А. Н. Туполева, получившего достаточно широкое практическое применение. Впоследствии самолёты этого типа хорошо зарекомендовали себя затем в борьбе с басмачами. www.airwar.ru/enc/other1/r3.html

В 1930 окончил Военно-воздушную академию, работал в НИИ ВВС, вначале — над летающими мишенями.

В 1931—1940 — разработчик Звена Вахмистрова — семейства составных самолётов.

Это понятие определялось как комбинация нескольких самолётов, сцепленных жёстко (не на буксире) и летающих совместно в целях:

• доставки самолётов-истребителей на расстояния, превышающие радиус их действия за счет топлива самолёта с большой дальностью полета;
• увеличения дальности сопровождения тяжёлого самолёта истребителями, базирующимися на нем, взлетающими с него и садящимися на него;
• использования истребителей в качестве пикирующих бомбардировщиков для точного прицельного бомбометания такими крупными бомбами, которые истребитель при самостоятельном взлёте поднять не может;
• облегчения взлёта перегруженного самолёта при помощи вспомогательного самолёта.

Проект первого варианта «Звена», впоследствии названного «Звено-1» и состоявшего из бомбардировщика ТБ-1 и двух истребителей И-4, был представлен Вахмистровым в июне 1931 г. начальнику УВВС РККА Я. И. Алкснису и получил его одобрение. 3 декабря того же года Вахмистров в качестве второго пилота бомбардировщика участвовал в первых лётных испытаниях «Звена-1» в составе ТБ-1 и двух И-4 с демонтированными нижними плоскостями. За ними последовали опытные составные самолёты 1932—1939 годов, включая «Авиаматку», нёсшую пять истребителей. Оптимальной же оставалась схема с двумя истребителями, по которой был выполнен последний проект «Звена» ТБ-3 СПБ (Составной пикирующий бомбардировщик), в котором два И-16 несли по две бомбы ФАБ-250.

Звенья Вахмистрова не были приняты на вооружение, но в июле 1941 Вахмистров по заданию ВВС Черноморского флота оборудовал три составных самолёта по схеме ТБ-3 СПБ для бомбардировки Констанцы и Плоешти. 26 июля тройка СПБ отбомбилась по Констанце без потерь, за этим последовали атаки на чернаводский мост 10 и 13 августа 1941.

После успешной реализации проекта ТБ-3 СПБ Вахмистров предложил несколько ещё более совершенных проектов «Звена», в качестве носителей предполагалось использовать летающую лодку ГСТ, тяжёлый бомбардировщик ТБ-7 и опытную тяжёлую летающую лодку МТБ-2(АНТ-44), в качестве подвесных истребителей предполагались И-15 бис, И-16, И-180, ЛаГГ-3, МиГ-3.

В конце 1937 года был арестован старший брат B.C. Вахмистрова. Владимира Сергеевича это не затронуло, его лишь «разжаловали» в марте 1938 года из Главных конструкторов до руководителя конструкторской бригады КБ-29.

Похоронен на Ваганьковском кладбище в г. Москве.

Ссылки

• [warinform.com/?page_id=708 Боровик А. Неизвестный В. С. Вахмистров. К 70-летию боевого применения проекта «Звено-СПБ»]
• [epizodsspace.airbase.ru/bibl/issled-po-istor/issl8-10/05.html Исследования по истории и теории развития авиационной и ракетно-космической науки и техники]
• [www.airpages.ru/ru/tb3.shtml Боевое применение Т3-СПБ]
• [www.poletim.net/history/vakhmistrov-vladimir-sergeevich Вахмистров Владимир Сергеевич]
• Стефановский П.М. [www.testpilots.ru/tp/review/300x/zveno.htm «Триста неизвестных». Самолёт-звено.]

Отрывок, характеризующий Вахмистров, Владимир Сергеевич

– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.