Вахпекуте

Вахпекуте, вахпекуте-сиу (англ. Wahpekute; самоназвание на дакота — Waĥpékhute) — индейское племя языковой семьи сиу, входит в состав народа санти, наиболее близки к мдевакантонам.

История

Вахпекуте, как и остальные племена санти, ранее проживали западнее Великих озёр. В XVIII веке под давлением оджибве отступили к югу. В 1804 году, согласно Льюису и Кларку, вахпекуте проживали в районе реки Редвуд и насчитывали около 150 мужчин. Во время англо-американской войны вахпекуте в основном поддерживали британцев.

Примерно в середине XIX века часть вахпекуте переселилась к реке Вермиллион, на территорию современного штата Южная Дакота. Эта группа не участвовала в подписании договора с США в 1851 году и была наиболее враждебна к белым людям. Позже, эту часть племени, которая насчитывала 10-15 типи, возглавил известный вождь вахпекуте Инкпадута.

В 1862 году вахпекуте приняли участие в восстании санти. После капитуляции восставших, большая часть вахпекуте была выселена из Миннесоты в небольшую резервацию Кроу-Крик на реке Миссури. Группе, которую возглавлял Инкпадута, удалось уйти к янктонаям и лакота.

Ныне вахпекуте и их потомки проживают в нескольких резервациях, расположенных в Миннесоте, Небраске, Северной Дакоте, Южной Дакоте, Монтане и Манитобе.

См. также

• Сиу (народ)
• Санти (народ)

Литература

• Gibbon, Guy E. [books.google.ca/books?id=Y8WyblLdXYIC&lpg=PP1&dq=Sioux&pg=PP1#v=onepage&q&f=true The Sioux: the Dakota and Lakota nations]. — Blackwell, 2003. — ISBN 1557865663.

Ссылки

• [www.lakota-indians.narod.ru Семь Очагов: Лакота, Дакота, Накота]
• [www.lakhota-oyate.narod.ru Лакота Ояте: Сайт о народе Лакота, Дакота, Накода]
• [www.accessgenealogy.com/native/tribes/siouan/wahpekutehist.htm Wahpekute Indian Tribe History]
• [www.dakotanation.com/ Sioux Valley First Nation]
• [www.prairieisland.org/ Prairie Island Indian Community]

Отрывок, характеризующий Вахпекуте

– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.