Вацлавская площадь

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Вацлавская площадь
Прага

Вацлавская площадь, вид от Национального музея
Общая информация
Страна

Чехия

Город

Прага

Округ

Прага 1

Исторический район

Нове-Место

Протяжённость

750 м

Ближайшие станции метро

Мустек, Музеум

Прежние названия

Конски трг

[maps.google.com/maps?ll=50.0813888989,14.42750001&q=50.0813888989,14.42750001&spn=0.03,0.03&t=k&hl=ru на Картах Google]
Координаты: 50°04′53″ с. ш. 14°25′39″ в. д. / 50.08139° с. ш. 14.42750° в. д. / 50.08139; 14.42750 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=50.08139&mlon=14.42750&zoom=12 (O)] (Я)

Ва́цлавская пло́щадь (чешск. Václavské náměstí ), площадь святого Вацлава; разговорное название Вацлавак — Václavák) — одна из самых знаменитых и больших городских площадей в мире, главный центр Нового Места в Праге. Место многих исторических событий, традиционное место демонстраций, празднеств и общественных собраний. Торговый и деловой центр Праги, где находятся крупные отели, магазины и кафе. Площадь названа именем св. Вацлава, князя Чешского, небесного покровителя страны.

Ранее называлась Конский рынок (Koňský trh), так как в Средневековье там проводились лошадиные ярмарки. Переименована в Вацлавскую (Святовацлавскую) площадь в 1848.





Общая характеристика

Вацлавская площадь скорее напоминает широкий бульвар: это сильно вытянутый четырёхугольник длиной 750 м, шириной 63 м в верхней и 48 м в нижней части, общей площадью 45 тыс. м², идущий под гору с северо-запада на юго-восток, на нём шесть десятков зданий. Площадь обычно сравнивают с парижскими Елисейскими полями[1]. Архитектурный ансамбль площади сложился в XIX—XX веках. Характерной особенностью зданий Вацлавака является то, что практически все они имеют «пассажи» (проходные дворы), соединяющие их с другими улицами (иногда несколькими).

Северо-западным концом площадь граничит со Старым Местом по идущим перпендикулярно ей улицам На Пршикопе (само это название значит «на рву», отделявшем в Средневековье старый город от нового[1]) и 28 Ржийна (28 Октября). Перекрёсток площади и этих улиц известен как «Мустек» («мостик» над этим рвом). В восточном направлении от площади отходят улицы Йиндржишска и Оплеталова, в западном — Водичкова, Штепанска, Ве Смечках и Краковска.

В юго-восточном конце площади расположено величественное неоренессансное здание Национального музея (архитектор Йозеф Шульц, 18851890). В здании на Вацлавской площади размещены Пантеон — собрание бюстов великих людей Чехии (господствующий над зданием купол является куполом Пантеона[2]), коллекции основной части музейного комплекса — Музея естествознания и истории, а также библиотека, включающая 1,3 млн книг и 8 тысяч рукописей[1]. От Музея расходятся Вильсонова и Мезибранска улицы. На наружной парадной лестнице главного входа находятся скульптурные аллегории, олицетворяющие Чехию, её реки и горы Крконоше[2].

Перед Национальным музеем стоит конная статуя св. Вацлава работы Йосефа Вацлава Мысльбека; работа началась в 1887, статуя воздвигнута в 1912, в современном виде скульптурный комплекс с 1924. Вокруг основания памятника стоят другие чешские святые: святая Людмила, святая Агнесса Чешская (Анежка), святой Прокопий Сазавский и Адальберт Пражский (статуя Адальберта-Войтеха добавлена последней в 1924 году). Надпись на постаменте (архитектором постамента является модернист Алоис Дриак, автор или соавтор нескольких зданий на Вацлавской площади) гласит: Svatý Václave, vévodo české země, kníže náš, nedej zahynouti nám ni budoucím (Святой Вацлав, герцог земли Чешской, государь наш, не дай погибнуть ни нам, ни детям нашим). У статуи пражане назначают встречи.

Национальный музей и памятник святому Вацлаву относятся к наиболее узнаваемым символам Праги.

История

Конский рынок

Нове Место основано в 1348 королём и императором Карлом IV. По первоначальному плану, в Новом Месте было несколько открытых площадок — рынков, в частности, Конский рынок, Koňský trh, нем. Rossmarkt (кроме того, Скотный — современная Карлова площадь и Сенной — Сеноважная площадь). Ширину Конского рынка определил сам император. Через ворота св. Галла (обнаруженные в XX веке при раскопках) рынок соединялся с до сих пор действующим в Старом Месте Галльским рынком «на Мостике», там также имелся пруд с мельницей, а по оси площади располагались три фонтана. В другом конце Конского рынка, на нынешнем месте Музея, находились Конские ворота — одни из ворот снесённой в 1875 новоместской крепостной стены. Рядом с воротами был небольшой ручеёк, где поили и мыли лошадей. Изначально на площади имелись также лавки солода и пива, а также дома мелких ремесленников. В более позднюю эпоху на рынке торговали также зерном, тканями, оружием. Рынок был закрыт в 1877 году, но даже в конце XIX века у значительно «облагородившегося» Вацлавака была репутация места, где «торгуют всем, чем только можно». На торговой площади в Средневековье происходили также казни, в обоих концах Конского торга ставились виселицы[3].

В 1680 году на площади, на углу нынешней Йиндржишской (Генриховой) улицы воздвигли раннебарочную статую святого Вацлава (созданную в 1678 году Бендлем); в 1879 этот монумент был перенесён в Вышеград. На углу современной Оплеталовой улицы с 1727 года находилась статуя Иоанна Непомуцкого с ангелами, которая тоже была снята в 1879 году. В 1786 году у одного из фонтанов чешские патриоты открыли первый театр (под открытым небом), который играл на чешском языке, под названием «Боуда»; в 1789 году он был закрыт под тем предлогом, что мешал движению[3]. В конце XVIII века Торг был замощен булыжником, и к началу XIX в. площадь была полностью расчищена[4].

Площадь Нового времени

На волне Чешского национального возрождения в XIX веке площади было дано имя святого патрона Чехии, статуя которого на площади давно стала местом массовых сходок пражан; переименование предложил патриот Карел Гавличек-Боровский. В тот же год (1848) на площади у памятника состоялась месса в день Пятидесятницы по случаю Славянского съезда, ставшая началом Святодуховского восстания и Революции 1848—1849.

В 1865 году на площади появилось газовое освещение, а в центре были поставлены массивные газовые фонари — «канделябры Никласа»[4] (архитектор Алеш Линдбауэр, скульптор Эдуард Веселы), украшенные кариатидами. В 1884 по площади был пущен первый маршрут конки, соединивший Мустек с Виноградами и Нуслями. В 1889—1890 годах возникла архитектурная доминанта площади — Национальный музей. 10 апреля 1895 на Вацлаваке появилось электрическое освещение, а в 1900 — электрический трамвай; одновременно центральная часть площади была освобождена, канделябры Никласа заменены на новые столбы с полукруглыми светильниками[4]. В середине 1890-х годов пражским садоводом Франтишеком Томайером на площади были посажены в два ряда липы (на место ранее погибших платанов, высаженных в 1876 году в шесть рядов; часть сохранившихся деревьев пересажена на края тротуаров[4]), и она через несколько лет приняла современный вид бульвара. Сейчас на площади 150 деревьев.

В конце XIX — начале XX века развернулось масштабное строительство на площади, причём были задействованы такие стили, как модерн (пражская сецессия) и так называемый «чешский кубизм». Многие здания на площади получили название «дворец» (palác). При этом почти полностью уничтожены ренессансные и классицистские постройки (уцелело всего несколько зданий конца XVIII — первой половины XIX в.).

Драматические события XX века

28 октября 1918 перед новой статуей Вацлава писатель Алоис Йирасек прочёл прокламацию независимости Чехословакии от Австро-Венгрии. 55 % участников опроса на сайте, посвящённом площади, считают это событие самым памятным в её истории[5].

Площадь пережила бурное развитие в 1920-е годы (особенно после объединения Праги с пригородами в 600-тысячную Большую Прагу в 1922 году), на ней появились банки, магазины, отели, рестораны, продолжилось строительство, где ведущую роль играли уже конструктивизм и функционализм. В 1927 на площади возник средний ряд (для трамваев) и места парковки автотранспорта. Сложился общественный и торговый центр города — «Золотой крест» (Вацлавская прощадь и примыкающие к ней с севера улицы 28 Октября и На Пршикопе; последняя стала главной «банковской» улицей Праги).

При немецкой оккупации (1939—1945) площадь использовалась для массовых демонстраций; после убийства Гейдриха здесь была устроена в 1942 массовая присяга на верность рейху. Во время Пражского восстания в 1945 было разрушено несколько зданий. После победы на площади было провозглашено окончание войны, а также национализация тяжёлой промышленности и банков.

В 16 часов 25 февраля 1948, после Февральского переворота («Победного февраля») и прихода к власти Коммунистической партии Чехословакии, на Вацлавской площади Клемент Готвальд провозгласил установление власти трудящихся[6]; накануне на площади состоялся 70-тысячный митинг коммунистов[6]. В дальнейшем в социалистической Чехословакии на площади устраивались торжественные митинги[2].

В 1950-е годы на месте уничтоженных строений были возведены универмаги («Дом пищи», Dům potravin, «Дом моды», Dům módy) и другие здания в «неоклассическом» «большом стиле». В 1966—1968 годах под площадью появился первый подземный переход (авторы Я. Страшил, Й. Колес и другие)[7].

На площади происходил ряд событий Пражской весны 1968, в августе по ней шли советские танки (Операция «Дунай»). При вводе войск Варшавского договора и вооружённых столкновениях с противниками ввода войск было повреждено здание Национального музея (повреждения сохранились). В 2008 году к 40-летию событий перед музеем была развёрнута часть экспозиции юбилейной выставки «…А приехали танки», с участием настоящего танка и плакатов тех времён[8]. 16 января 1969 здесь (перед Музеем) совершил самосожжение студент Карлова университета Ян Палах, протестовавший против ввода советских войск в Чехословакию. 25 февраля в пассаже дома № 39 на Вацлавской площади таким же образом покончил с собой другой студент — Ян Зайиц. Спустя 34 года, в 2003 году, неподалёку от места самоубийств Палаха и Зайица совершил самосожжение старшеклассник, оставивший незадолго до смерти прощальное письмо в Интернете.

28 марта 1969 на Вацлавской площади произошли массовые беспорядки после победы сборной Чехословакии над сборной СССР по хоккею (на площади собралось 150 тысяч человек). Демонстрация сопровождалась нападением на офис представительства «Аэрофлота» (есть версия, что это было провокацией спецслужб), что было использовано СССР как предлог для ультиматума о полной смене партийного и государственного руководства ЧССР. В дальнейшем на Вацлавской площади отмечались и другие триумфы чешских хоккеистов (например, победа на олимпиаде в Нагано 1998 — в финале, опять-таки, против сборной России).

Массовые демонстрации, разогнанные полицией, происходили здесь также 28 октября 1988 в честь 70-летия независимости Чехословакии и в январе 1989 к 20-летию самосожжения Палаха[1]. В ноябре 1989 во время Бархатной революции на Вацлавскую площадь вышло более 200 тысяч человек, там в эти дни неоднократно выступал освобождённый из тюремного заключения Вацлав Гавел.

Интересно, что на Вацлавской площади находится легендарный дансинг-холл «Люцерна», построенный дедом Гавела (ныне торговая галерея и киноконцертный зал); одно время и сам Гавел владел контрольным пакетом этого заведения. По иронии судьбы именно в «Люцерне» в своё время состоялось первое собрание коммунистов после освобождения Праги[6]. В помещении «Люцерны» с 2000 находится пародия на памятник Мысльбека (автор Давид Черни) — конь висит вверх ногами, а Вацлав сидит у него на животе.

Современность

В наше время на Вацлавской площади сосредоточены гостиницы, конторы, розничные магазины (включая крупнейший пражский книжный магазин «Луксор»), дома моды, пункты обмена валют (с курсом зачастую завышенным по сравнению с другими местами города) и многочисленные, в ряд один за другим вдоль площади, киоски быстрого питания; в 2000-е годы появился проект убрать торговцев колбасками с Вацлавской площади. В одном из зданий размещен «Макдоналдс». В центре находится кафе «Красный трамвай», оформленное в виде трамвая. Цена на земельные участки на Вацлавской площади весьма высока[9]. Активна «ночная жизнь»[9] (что в целом не характерно для Праги, где заведения закрываются рано); с наступлением сумерек оживляется и криминальная деятельность (проституция, продажа наркотиков). Популярное место среди туристов, кадр площади с силуэтом Национального музея — один из символов Праги.

Основные здания

Нумерация домов по Вацлавской площади идёт от Старого места к Национальному музею. Нумерация по восточной стороне — от 1 до 59, по западной — от 2 до 66. Среди известных зданий на площади[3][10]:

  • № 1: Офисный и торговый центр «Palác Koruna». Архитекторы Антонин Пфайффер и Матей Блеха, скульптуры на крыше Войтеха Сухарды, 1912—1914, поздний модерн — арт-деко.
  • № 2: Дворец «Европа», законченный в 2002 году, выстроен в футуристическом духе по образцу работ Миса ван дер Роэ, на месте здания, построенного в 1973 году, и посвящён Евросоюзу. Архитекторы Рихард Долежал, Петр Малинский, Петр Буриан, Михал Покорный, Мартин Котик.

  • № 4: Дом Линдта (Lindtův dům) или дворец «Астра» — ранний образец конструктивизма, первое здание этого стиля в Праге. Архитектор Людвик Кисела, 1927. Украшения в стиле псевдорококо (Пауль Зюдов). Вход в станцию метро «Мустек».
  • № 5: Отель «Амбассадор», предназначавшийся для аристократии[9]. Архитекторы Рихард Кленка и Франтишек Вейр, 1912, индивидуальный проект с ориентальными элементами (первоначально кабаре «Альгамбра» и кинотеатр «Пассаж»).
  • № 6: Обувной магазин «Батя», 1929, относится к «золотой эпохе» фирмы — временам одного из крупнейших магнатов Первой республики Томаша Бати. Архитектор Людвик Кисела, важнейший памятник пражского функционализма, в своё время самый современный торговый центр в Европе. По тому же проекту выстроена главная контора фирмы Батя в Злине.
  • № 7: Отель «Злата Гуса». Архитекторы Матей Блеха и Эмил Краличек, 1911—1913, модерн (пражская сецессия).
  • № 8: Аптека «Адам». Архитекторы Матей Блеха и Эмил Краличек, 1911—1913; сочетание модерна и кубизма, а также сохранены элементы первоначального здания. Аптека работает непрерывно несколько сот лет.
  • № 11: Бывший универмаг «Дарекс». При реконструкции в 1994—1996 проводились археологические раскопки и обнаружен фундамент дома, где на рубеже XVI и XVII в. жил Матвей Бурбоний, придворный врач императоров Рудольфа II и Матвея Габсбургов. В коммунистическое время распределитель для номенклатуры по специальным чекам. После реконструкции от необарочного здания 1893 года сохранён только фасад; в остальном это 9-этажное современное здание архитектора Петера Пивека, рассчитанное на офисы и апартаменты «люкс», 3 подземных этажа с 62 парковочными местами. В подземном помещении имеется также музей археологических находок. Внутренний атриум с двумя панорамными лифтами.
  • № 12: Дом Петерки. Архитектор Ян Котера, 1899, одно из наиболее известных зданий пражского модерна. Фронтон ар-нуво, украшения (растительный орнамент) Йозефа Пекарки и скульптуры Станислава Сухарды.
  • № 16: Бывший отель «Дружба». Архитектор Ян Еролим, 1926—1927.

  • № 17: Дворец «Прага». Архитектор Рудольф Стоцкар, 1926—1929, конструктивизм, застеклённый фасад. Ныне кинотеатр «Прага» и ряд фирм.
  • № 19: Дворец страхового общества «Assigurazioni Generali». Архитекторы Бедржих Оман и Освальд Поливка, 1895, необарокко, на месте ренессансного дома XVII в. Украшен скульптурами Станислава Сухарды, Антонина Прохазки и др. В этом страховом обществе начинал работать Франц Кафка. В течение многих лет во дворце размещались Управление по стандартизации и измерениям и польский информационный и культурный центр. Ныне банк «ИПБ».
  • № 21: Универмаг «Дружба» — памятник эпохи «нормализации». Архитекторы Милан Вашек, Властибор Климеш и Вратислав Ружичка. «Интернационалистский стиль», 1971—1975, характерная восьмиугольная башня.

  • № 22: Отель «Юлиш». Архитектор Павел Янак, 1922—1925, поздний кубизм; 1932, функционализм. В фасаде используется стекло и сталь; пассаж соединяет здание с францисканскими садами.
  • № 25: Отель «Европа» в стиле модерн. Архитектор Бедржих Бендельмайер, скульптор Ладислав Шалоун, 1905. Имел репутацию буржуазного, а позже (1920-е) богемного[9].
  • № 26: Гостиница «Адрия», старейшее здание площади — раньше известно как «У синего сапога», построено на месте двух готических домов горожан (подвалы сохранились). В 1784—1789 гг. перестроено архитектором Йозефом Зикой (классицизм), а в 1911 Матеем Блехой, добавившим необарочные мансардовые крыши. Здесь был театр, где играл актёр и режиссёр Эмиль Артур Лонген. Винный погреб оформлен под античный Аид.
  • № 27: Отель «Меран» (ныне «Европа-Гарни», единый ансамбль с «Европой»). Архитекторы Алоис Дриак, 1903—1906.
  • № 28: Дворец «Альфа». 1926—1928, конструктивизм. Через пассаж проход в небольшой сад францисканцев.

  • № 32: Бывший Чешский банк. Архитекторы Йозеф Сакарж и Освальд Поливка, 1914—1916, неоклассицизм. До этого на его месте находился ренессансный дом «У Льготку». Реконструировано в 1947 г., оборудован кинотеатр.
  • № 34: «Дом Вигла». Архитектор Антонин Вигл, 1896, неоготика, художественное оформление фасада — М. Алеш.
  • № 36: Здание издательства «Мелантрих». Архитектор Бедржих Бендельмайер, поздний модерн — арт-деко, 1911—1912, фасад украшен изображениями работы Вратислава Майера. На балконе здания в ноябре 1989 года в разгар Бархатной революции вместе появились Александр Дубчек и Вацлав Гавел. Издательство, просуществовавшее более века и бывшее одним из крупнейших в Чехии, обанкротилось и закрылось в 1999. Ныне в здании роскошный отель, сохранивший название «Мелантрих».
  • № 38: Дворец «Люцерна». Построен в 1912—1916 Вацлавом Гавелом-дедом как кабаре, модернизован в 1969—1970. Комплекс «Люцерна» занимает 21 тысячу квадратных метров, в нём расположены многочисленные рестораны, театр «Рококо» и в подземном помещении киноконцертный зал «Звезда».
  • № 40: Земельный банк («Ледовый дворец»), часть комплекса «Люцерна». Архитекторы Эмил Краличек(?), Матей Блеха, 1913—1915, арт-деко с элементами кубизма, характерная башня.
  • № 41: Дворец «Летка» (бывший «Авион», ныне отель «Рамада»). Архитектор Богумир Козак, 1926, конструктивизм. Ныне дом книги «Луксор» (по названию раньше находившихся в здании торговых пассажей).
  • № 42: Инвестиционный банк. Архитектор Франтишек Ройт, 1920—1931. Построен на месте пивоваренного завода «У Примасу».
  • № 43: Кинотеатр «Ялта» (бывший «Аполлон»), театр Иржи Гроссмана. Инженер Богуслав Бечкай, 1928.
  • № 45: Отель «Ялта», рассчитан на сто номеров, имеется ресторан с террасой. Архитектор Антонин Тенцер, 1955—1958, социалистический «неоклассицизм», на месте здания, разрушенного в 1945 г. В социалистическое время — номенклатурный отель, в номерах велась «прослушка» МВД ЧССР.
  • № 47: Здание 1880 г., перестроено в 1921 г.
  • № 49: посольство Польши.

  • № 52: жилой дом «На Косику». Архитектор Йозеф Шульце, 1880, неоренессанс.
  • № 55: одно из старейших зданий площади (1839); перестроено 1896, оформление фасада 1924.
  • № 56: Дворец «Феникс»: торговый центр и кинотеатр «Бланик». Архитектор Бедржих Эрман, 1928/1930, конструктивизм. Интерьеры торгового центра украшены мозаиками.
  • № 58: Дом моды. Архитектор Йозеф Грубы, 1954—1956, социалистический «неоклассицизм», на месте здания, разрушенного в 1945 г. Аллегория «Текстильная промышленность» скульптора Бартуньки.
  • № 59: бывший Дом продовольствия. Архитекторы Максимилиан Гронвальдт и Иржи Хватлина, 1954, социалистический «неоклассицизм», на месте здания, разрушенного в 1945 г. В настоящее время филиал универмага «Белый лебедь». С 1990-х годов в здании имеется вход в станцию метро «Музеум».

Транспорт

Под площадью проходит Линия А Пражского метрополитена (участок открыт 12 августа 1978 г.). На Вацлавскую площадь имеют выходы две самые загруженные станции, «Музеум» (Muzeum, пересадка на линию C) и «Мустек» (Můstek, пересадка на линию B); это один из самых коротких перегонов в метро.

В 1960-е по площади ездили также недолго просуществовавшие в Праге троллейбусы, имевшие там конечную остановку. 13 декабря 1980 было прекращено движение трамвая вдоль по площади, на месте бывших путей разбиты клумбы с шестиугольными бетонными цветочницами. В настоящее время рассматриваются планы возвращения трамвая по так называемому «выделенному» маршруту. Сейчас трамвайные пути лишь пересекают площадь.

Северо-западный конец — пешеходная зона; остальные участки открыты для движения. С 2010 с автомобилистов за въезд на площадь будет взиматься плата.

Напишите отзыв о статье "Вацлавская площадь"

Примечания

  1. 1 2 3 4 Дж. Валдес. Искусство и история Праги. Firenze: Bonechi, s. a., с. 96
  2. 1 2 3 Е. Б. Георгиевская. Прага. М., «Искусство», 1967, с. 143—144
  3. 1 2 3 [pis.eunet.cz/cz/praha/pamatky/vaclavske_namesti Пражская информационная служба]
  4. 1 2 3 4 V. Hlavsa. Praha ocima staleté. Pr.: Orbis, 1972, 7-16. Цит. по: Черкасов, с. 74.
  5. www.vaclavak.cz/index2.php?id=0&all=1 Anketa // Václavák.cz
  6. 1 2 3 Antonín Černý. Praha v unoru 1948. Цит. по: Черкасов, с. 129—138
  7. Черкасов, с. 182.
  8. [www.czech.cz/ru/lenta-novostei/novosti-kultury/vaclavskaja-ploschad-vozvraschaetsja-v-avgust-68/ Вацлавская площадь возвращается в август-68]
  9. 1 2 3 4 В. Якобмайстер. Прага. М., Аякс-Пресс, 2002, с. 78-81
  10. [vaclavak.cz Václavák.cz]

Литература

  • Прага [Перевод выдержек из книг историков, искусствоведов, журналистов], под ред. И. А. Черкасова. М., «Прогресс», 1981.
  • Staňková, Jaroslava. Pražská architektura : Významné stavby jedenácti století / Jaroslava Staňková, Jiří Štursa, Svatopluk Voděra ; Il. Jaroslav Staněk. — [Praha], Cop. 1991. — 355 p. : il. ISBN 80-900209-6-8

Ссылки

  • [www.vaclavak.cz/ Специальный сайт площади: «Вацлавак — место, где пишется история» ] (чешск.)
  • [pis.eunet.cz/cz/praha/pamatky/vaclavske_namesti На сайте Пражской информационной службы] (чешск.)
  • Lazarova, Daniela (27 Nov. 2004). [www.radio.cz/en/article/60725 О благоустройстве площади] (Radio Praha). (англ.)
  • [www.bekasov.ru/beyshen/prague/vaclav.htm Фотоальбом]

Отрывок, характеризующий Вацлавская площадь

Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.

В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
– Мама!… Мама!… он мне сделал…
– Что сделал?
– Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
– Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
– Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.
Слуга принес назад свой пустой, перевернутый стакан с недокусанным кусочком сахара и спросил, не нужно ли чего.
– Ничего. Подай книгу, – сказал проезжающий. Слуга подал книгу, которая показалась Пьеру духовною, и проезжающий углубился в чтение. Пьер смотрел на него. Вдруг проезжающий отложил книгу, заложив закрыл ее и, опять закрыв глаза и облокотившись на спинку, сел в свое прежнее положение. Пьер смотрел на него и не успел отвернуться, как старик открыл глаза и уставил свой твердый и строгий взгляд прямо в лицо Пьеру.
Пьер чувствовал себя смущенным и хотел отклониться от этого взгляда, но блестящие, старческие глаза неотразимо притягивали его к себе.


– Имею удовольствие говорить с графом Безухим, ежели я не ошибаюсь, – сказал проезжающий неторопливо и громко. Пьер молча, вопросительно смотрел через очки на своего собеседника.
– Я слышал про вас, – продолжал проезжающий, – и про постигшее вас, государь мой, несчастье. – Он как бы подчеркнул последнее слово, как будто он сказал: «да, несчастье, как вы ни называйте, я знаю, что то, что случилось с вами в Москве, было несчастье». – Весьма сожалею о том, государь мой.
Пьер покраснел и, поспешно спустив ноги с постели, нагнулся к старику, неестественно и робко улыбаясь.
– Я не из любопытства упомянул вам об этом, государь мой, но по более важным причинам. – Он помолчал, не выпуская Пьера из своего взгляда, и подвинулся на диване, приглашая этим жестом Пьера сесть подле себя. Пьеру неприятно было вступать в разговор с этим стариком, но он, невольно покоряясь ему, подошел и сел подле него.
– Вы несчастливы, государь мой, – продолжал он. – Вы молоды, я стар. Я бы желал по мере моих сил помочь вам.
– Ах, да, – с неестественной улыбкой сказал Пьер. – Очень вам благодарен… Вы откуда изволите проезжать? – Лицо проезжающего было не ласково, даже холодно и строго, но несмотря на то, и речь и лицо нового знакомца неотразимо привлекательно действовали на Пьера.
– Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
– Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
– Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.
– Он не постигается умом, а постигается жизнью, – сказал масон.
– Я не понимаю, – сказал Пьер, со страхом чувствуя поднимающееся в себе сомнение. Он боялся неясности и слабости доводов своего собеседника, он боялся не верить ему. – Я не понимаю, – сказал он, – каким образом ум человеческий не может постигнуть того знания, о котором вы говорите.
Масон улыбнулся своей кроткой, отеческой улыбкой.
– Высшая мудрость и истина есть как бы чистейшая влага, которую мы хотим воспринять в себя, – сказал он. – Могу ли я в нечистый сосуд воспринять эту чистую влагу и судить о чистоте ее? Только внутренним очищением самого себя я могу до известной чистоты довести воспринимаемую влагу.
– Да, да, это так! – радостно сказал Пьер.
– Высшая мудрость основана не на одном разуме, не на тех светских науках физики, истории, химии и т. д., на которые распадается знание умственное. Высшая мудрость одна. Высшая мудрость имеет одну науку – науку всего, науку объясняющую всё мироздание и занимаемое в нем место человека. Для того чтобы вместить в себя эту науку, необходимо очистить и обновить своего внутреннего человека, и потому прежде, чем знать, нужно верить и совершенствоваться. И для достижения этих целей в душе нашей вложен свет Божий, называемый совестью.
– Да, да, – подтверждал Пьер.
– Погляди духовными глазами на своего внутреннего человека и спроси у самого себя, доволен ли ты собой. Чего ты достиг, руководясь одним умом? Что ты такое? Вы молоды, вы богаты, вы умны, образованы, государь мой. Что вы сделали из всех этих благ, данных вам? Довольны ли вы собой и своей жизнью?
– Нет, я ненавижу свою жизнь, – сморщась проговорил Пьер.
– Ты ненавидишь, так измени ее, очисти себя, и по мере очищения ты будешь познавать мудрость. Посмотрите на свою жизнь, государь мой. Как вы проводили ее? В буйных оргиях и разврате, всё получая от общества и ничего не отдавая ему. Вы получили богатство. Как вы употребили его? Что вы сделали для ближнего своего? Подумали ли вы о десятках тысяч ваших рабов, помогли ли вы им физически и нравственно? Нет. Вы пользовались их трудами, чтоб вести распутную жизнь. Вот что вы сделали. Избрали ли вы место служения, где бы вы приносили пользу своему ближнему? Нет. Вы в праздности проводили свою жизнь. Потом вы женились, государь мой, взяли на себя ответственность в руководстве молодой женщины, и что же вы сделали? Вы не помогли ей, государь мой, найти путь истины, а ввергли ее в пучину лжи и несчастья. Человек оскорбил вас, и вы убили его, и вы говорите, что вы не знаете Бога, и что вы ненавидите свою жизнь. Тут нет ничего мудреного, государь мой! – После этих слов, масон, как бы устав от продолжительного разговора, опять облокотился на спинку дивана и закрыл глаза. Пьер смотрел на это строгое, неподвижное, старческое, почти мертвое лицо, и беззвучно шевелил губами. Он хотел сказать: да, мерзкая, праздная, развратная жизнь, – и не смел прерывать молчание.
Масон хрипло, старчески прокашлялся и кликнул слугу.
– Что лошади? – спросил он, не глядя на Пьера.
– Привели сдаточных, – отвечал слуга. – Отдыхать не будете?
– Нет, вели закладывать.
«Неужели же он уедет и оставит меня одного, не договорив всего и не обещав мне помощи?», думал Пьер, вставая и опустив голову, изредка взглядывая на масона, и начиная ходить по комнате. «Да, я не думал этого, но я вел презренную, развратную жизнь, но я не любил ее, и не хотел этого, думал Пьер, – а этот человек знает истину, и ежели бы он захотел, он мог бы открыть мне её». Пьер хотел и не смел сказать этого масону. Проезжающий, привычными, старческими руками уложив свои вещи, застегивал свой тулупчик. Окончив эти дела, он обратился к Безухому и равнодушно, учтивым тоном, сказал ему:
– Вы куда теперь изволите ехать, государь мой?
– Я?… Я в Петербург, – отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. – Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы не думайте, чтобы я был так дурен. Я всей душой желал быть тем, чем вы хотели бы, чтобы я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… – Пьер не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.
Масон долго молчал, видимо что то обдумывая.
– Помощь дается токмо от Бога, – сказал он, – но ту меру помощи, которую во власти подать наш орден, он подаст вам, государь мой. Вы едете в Петербург, передайте это графу Вилларскому (он достал бумажник и на сложенном вчетверо большом листе бумаги написал несколько слов). Один совет позвольте подать вам. Приехав в столицу, посвятите первое время уединению, обсуждению самого себя, и не вступайте на прежние пути жизни. Затем желаю вам счастливого пути, государь мой, – сказал он, заметив, что слуга его вошел в комнату, – и успеха…