Вашатко, Карл Иванович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Карл Иванович Вашатко
чеш. Karel Vašátko
Дата рождения

13 июля 1882(1882-07-13)

Место рождения

Литограды, Австро-Венгрия

Дата смерти

10 января 1919(1919-01-10) (36 лет)

Место смерти

Челябинск

Принадлежность

Российская империя Российская империя

Род войск

пехота

Годы службы

1914 год — 1919 год

Звание

подполковник

Часть

Чехословацкий корпус

Сражения/войны

Первая мировая война
Гражданская война в России

Награды и премии
ГО
4-й ст.

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

ГК с ЛВ
3-й ст.
ГК 1 ст. ГК 2 ст. ГК 3 ст. ГК 4 ст.
ГМ 2 ст. ГМ 3 ст. ГМ 4 ст.

Карл Иванович Вашатко (Карел Вашатко, Кирилл Вашатко, чеш. Karel Vašátko; 13 июля 1882 года, Литограды, Австро-Венгрия — 10 января 1919 года, Челябинск) — подполковник Русской армии. В годы Первой мировой войны награждён орденом Святого Георгия IV степени, Георгиевским оружием, Георгиевским крестом с лавровой ветвью, установленный летом 1917 года для офицеров «за подвиги личной храбрости и доблести», Георгиевскими крестами I, II, III, IV степеней и Георгиевской медалью II, III, IV степеней.





Биография

Жизнь в Австро-Венгрии

Родился в крестьянской семье. окончил школу в Сольницах и гимназию в Рихнове над Кнежной (с отличием).

С 1 октября 1902 года — вольноопределяющимся 18-го пехотного полка в Оломоуце. С 30 марта 1903 года — ефрейтор. 1 октября 1903 года уволен из Австро-Венгерской армии.

Осенью 1903 года поступил на юридическое отделение Карлова университета в Праге. Через два семестра перешел на философский факультет. Вступил в Партию народных социалистов и в Чешский Сокол. В 1907 году окончил университет. Работу по специальности найти не смог.

Жизнь в России

Весной 1912 года приехал в Российскую империю и стал управляющим имения своего дяди на Волыни.

Первая мировая война

Как подданный Австро-Венгрии, был арестован, но вскоре освобожден, как и все чехи, имевшие подданство воюющего с Россией государства.

С 3 сентября 1914 года — доброволец в Чешской дружине. Прошел курс обучения, и 11 октября 1914 года принял присягу на Софийской площади в Киеве. По болезни, оставлен в 5 запасной роте подпоручика Якушева. 14 ноября 1914 года направлен на фронт, в 1 полуроту 2 роты под командованием подпоручика Клецанды и прапорщика Ранюка.

19 ноября у Закличина на переправах через реку Дунаец впервые принял участие в бою.

Командование 3 армии приняло решение использовать чехов для фронтовой разведки. Возглавил группу разведчиков, именуемую «железной компанией», входившей в 1-й взвод 2-й роты 11-й пехотной дивизии.

В ходе наступления Юго-Западного фронта в Карпатах роты Чешской дружины перебрасывались в горы. 2-я рота была направлена через Пилзно на Жмигруд.

17 мая 1915 года направлен в штаб 14 армейского корпуса в качестве переводчика и знатока австрийской армии.

С июля 1915 года возвращен в роту. 14 июля 1915 года произведен в младшие унтер-офицеры. В начале января 1916 года произведен в унтер-офицеры.

В начале 1916 года, после того как Чешская дружина была преобразована в 1-й Чешско-Словацкий (чехословацкий) стрелковый полк им. Яна Гуса, был направлен на офицерские курсы. В апреле 1916 года сдал офицерские экзамены. В мае 1916 года направлен в состав формируемого 2-го Чешско-Словацкого полка.

С 21 июня 1916 года произведен в прапорщики и принял командование над чехословаками, содержавшимися в Дарницком лагере для военнопленных в Киеве.

19 декабря 1916 года принял православие, получив при крещении имя Кирилл.

Вновь оказавшись на фронте, провел серию удачных разведок в полосе 53-й и 102-й пехотных дивизий на реке Стоход.

После Февральской революции солдатский комитет 2-й роты 28 мая 1917 года передал ему командование ротой.

В летнем наступлении 1917 года, когда части Чехословацкой стрелковой дивизии были стянуты к Тарнополю, был тяжело ранен в бою — шрапнельная пуля снесла часть черепа.

14 июля 1917 года эвакуирован в Киев, где проходил лечение.

14 октября 1917 года произведён в поручики со старшинством с 23 марта 1917 года.

12 апреля 1918 года переведен из 1-го полка в штаб корпуса. 2 июля 1918 года произведён в капитаны. Его рота, отличившаяся в боях с большевиками, получила почётное наименование «Вашаткова рота». 22 августа 1918 года Вашатко был произведён в подполковники.

6 января 1919 года была проведена операция на черепе в Челябинской больнице. 10 января 1919 года скончался на 37-м году жизни.

12 января 1919 года похоронен на кладбище в Челябинске.

28 августа 1935 года останки были привезены в Прагу. 30 августа 1935 года гроб с останками был выставлен в пантеоне Национального музея. 1 октября 1935 года перезахоронен на мемориале Освобождения.

Награды

  • Орден Святого Георгия IV степени (25 сентября 1917 года), приказом по 11-й армии.
  • Георгиевский крест с лавровой ветвью (27 октября 1917 года), на основании решения полковой Георгиевской думы.
  • Орден Святого Станислава III степени с мечами и бантом (20 июля 1917 года) — за храбрость в битве у Зборова.
  • Георгиевское оружие (1917 год)
  • Георгиевский крест 1 степени (1916 год) — взамен дублированного награждения 4 степенью.
  • Георгиевский крест 2 степени (1915 год) — за исключительную личную храбрость и смелость во время тяжелых оборонительных боев 3-й армии в июне-июле 1915 года.
  • Георгиевский крест 3 степени (7 сентября 1915 года) — за участие же в организации перехода 28-го полка.
  • Георгиевский крест 4 степени:
    • 2 февраля 1915 года — за геройство во время разведок на Дунайце, когда во время разведки, будучи окружены неприятелем, пробились в штыки и присоединились к своему подразделению.
    • 22 июля 1915 года — за храбрость и героизм в боях с австрийцами в период с 13 января по 14 апреля 1915 года.
    • январь 1916 года — ночью со 2 на 3 января 1916 года в разведке между деревнями Ставком и Хромяковой обнаружил неприятельский патруль, обойдя который, напал в окопе и пленил двух солдат с полным вооружением и гранатами.
  • Георгиевская медаль 2 степени (1916 год) — взамен дублированного награждения Георгиевским крестом 4 степени.
  • Георгиевская медаль 3 степени (1915 год) — во время разведки на участке 3-го батальона 73-го пехотного Крымского полка ночью с 26 на 27-е сентября 1915 года пленил неприятельский патруль.
  • Георгиевская медаль 4 степени (1915 год) — за отчаянное нападение на неприятеля во время разведки с 12 на 13 июля 1915 года у деревни «Майдо-Иловецкий» (Майдан-Иловецкий?), где вместе с тремя разведчиками захватил в плен 32 солдат из 3-го пехотного полка.
  • Военный крест с пальмовой ветвью (1918 год, Франция)
  • Орден Сокола I степени с мечами (посмертно, 1921 год, Чехословакия).

См. также

Напишите отзыв о статье "Вашатко, Карл Иванович"

Ссылки

  • [www.promreview.net/moskva/krestnyi-put-karela-vashatko?page=0,0 Крестный путь Карела Вашатко]
  • [www.karelvasatko.cz/pplk-karel-vasatko Zborovský hrdina Karel Vašátko] (чешск.)

Отрывок, характеризующий Вашатко, Карл Иванович

– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.
– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.


Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.