Вашингтонский кафедральный собор

Кафедральный собор
Кафедральный собор святых Петра и Павла (Вашингтонский кафедральный собор) Washington National Cathedral
Страна	США
Город	Вашингтон
Конфессия	Епископальная церковь США
Архитектурный стиль	неоготика
Автор проекта	Джордж Фредерик Бодли (George Frederick Bodley)
Строительство	1907—1990 годы

Кафедральный собор святых Петра и Павла, или Вашингтонский кафедральный собор, — главный собор англиканской Епископальной церкви США, расположен в Вашингтоне, США. Здание собора по величине является шестым кафедральным собором в мире, построенным в неоготическом стиле и вторым в США. При закладке первого камня в основание собора 29 сентября 1907 года присутствовал президент Теодор Рузвельт. Строительство продолжалось 83 года и торжественно завершилось в 1990 году в присутствии президента Джорджа Буша-старшего. Собор находится под управлением созданного для этой цели Протестантского епископального кафедрального фонда с момента решения Конгресса о его строительстве 6 января 1893 года. Здание находится на пересечении Массачусетс и Висконсин-авеню на северо-западе Вашингтона. Входит в Национальный реестр исторических мест США. 23 августа 2011 в результате землетрясения три шпиля одной из башен здания сломались, а четвёртый — покосился. Повреждения получили и другие части собора.

Архитектура

Конечный дизайн собора демонстрирует смесь готических средневековых архитектурных стилей.

Основным материалом для строительства был светло-коричневый песчаник из каменоломен центральной Индианы. Современные материалы применялись только для балок и стропил, которые были сделаны из дерева со сталью. Кроме этого, для основания структур, поддерживающих колокола, и пол западных башен использовался бетон.

Амвон, или пюпитр, был вырезан из камней Кентерберийского собора, а кафедра епископа была сделана из камня, предоставленного Гластонберийским аббатством. Высокий, или Иерусалимский, алтарь, сделан из песчаника Соломоновых каменоломен близ Иерусалима, из которых добывался камень для строительства Храма Соломона. В пол перед алтарём заложены десять камней из Часовни Моисея на горе Синай, символизирующие Десять заповедей.

Из более чем 200 стеклянных мозаичных окон самое известное — т. н. «космическое окно» в честь высадки человека на Луну, которое включает фрагмент лунного камня, инкрустированного в центр мозаики.

Захоронения известных людей

Вашингтонский кафедральный собор и его колумбарий является местом захоронения многих известных американцев.

• Джордж Дьюи (1837—1917) — адмирал США
• Хелен Адамс (1880—1968) — американская писательница
• Энн Салливан (1866—1936) — известный педагог
• Стюарт Саймингтон (1901—1988) — американский политик, сенатор и президентский кандидат
• Вудро Вильсон (1856—1924) — 28-й Президент США
• Эдит Вильсон (1872—1961) — вторая жена Вудро Вильсона, первая леди
• Корделл Халл (1871—1955) — 47-й госсекретарь США

В соборе проходили траурные церемонии перед похоронами следующих Президентов США:

• Дуайт Эйзенхауэр (1890—1969) — 34-й Президент США
• Джеральд Форд (1913—2006) — 38-й Президент США
• Рональд Рейган (1911—2004) — 40-й Президент США

Отрывок, характеризующий Вашингтонский кафедральный собор

От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.
– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.
– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».
На все убеждения Денисова не ездить Петя отвечал, что он тоже привык все делать аккуратно, а не наобум Лазаря, и что он об опасности себе никогда не думает.
– Потому что, – согласитесь сами, – если не знать верно, сколько там, от этого зависит жизнь, может быть, сотен, а тут мы одни, и потом мне очень этого хочется, и непременно, непременно поеду, вы уж меня не удержите, – говорил он, – только хуже будет…


Одевшись в французские шинели и кивера, Петя с Долоховым поехали на ту просеку, с которой Денисов смотрел на лагерь, и, выехав из леса в совершенной темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и поехал крупной рысью по дороге к мосту. Петя, замирая от волнения, ехал с ним рядом.
– Если попадемся, я живым не отдамся, у меня пистолет, – прошептал Петя.
– Не говори по русски, – быстрым шепотом сказал Долохов, и в ту же минуту в темноте послышался оклик: «Qui vive?» [Кто идет?] и звон ружья.