Вашингтон, Букер Талиафер
| Букер Талиафер Вашингтон | |
| Booker Taliaferro Washington | |
 фото 1903 года | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
| Род деятельности: |
борец за права негров |
Букер Талиафер (или Тальяферро) Вашингтон (англ. Booker Taliaferro Washington; 5 апреля 1856, Виргиния — 14 ноября 1915, Таскиги, Алабама) — один из самых выдающихся просветителей и борцов за просвещение американских негров, оратор, политик, писатель.
Жизнь
Букер Вашингтон родился на одной из плантаций в штате Виргиния 5 апреля 1856 года. Он был сыном чёрной рабыни и неизвестного ему белого человека. Его мать работала кухаркой в доме плантатора. В детстве, как и другие рабы, не имел фамилии, а после окончания Гражданской войны 1861—1865 годов в США, принёсшей освобождение чернокожим рабам, Букер выбрал себе фамилию первого Президента США Джорджа Вашингтона.
После того как Авраам Линкольн подписал Прокламацию об освобождении рабов, положившую конец эксплуатации негров и предоставившую им свободу от своих бывших хозяев, мать Букера оставила плантацию. Вместе со своими детьми она перебралась в город Малден, штат Западная Виргиния, рядом со столицей штата Чарльстон. Там маленький Букер самостоятельно выучился чтению, а затем окончил воскресную школу, открытую для детей негров.
Чтобы хоть как-то поддерживать свою семью и помочь матери, по утрам перед школой он подрабатывал, перебрасывая уголь в кочегарке. Работал на солеварне, в угольных шахтах, но продолжал заниматься самообразованием.
В 1872 году, в семнадцать лет, он поступил в Хэмптонский всеобщий сельскохозяйственный институт для студентов с чёрным цветом кожи в Виргинии, где негров обучали по программам средней воскресной школы. Там он обучался в течение трёх лет. Закончив его, стал учителем в негритянских школах Юга и даже короткое время работал секретарем генерала Самуэля Армстронга, ректора Хэмптонского института.
Потом Букер Вашингтон переехал в Вашингтон, где продолжил образование. В 1879 году получил диплом учителя и стал преподавать в Хамптонском институте, куда была принята первая партия учащихся-индейцев.
Литературная деятельность
Букер Вашингтон написал несколько книг. Самая известная называется «Воспрянь от рабства».
Политическая деятельность
Букер Вашингтон был замечательным оратором, одним из выдающихся просветителей и борцов за просвещение негров. В сентябре 1895 года при открытии торгово-промышленной выставки в городе в Атланте (штат Джорджия) произнёс речь, изложив свою социально-политическую концепцию, состоящую в расовом и классовом мире и тесном сотрудничестве белого и цветного населения Соединённых Штатов. Он стал первым в истории Америки чёрным человеком, выступившим перед белой аудиторией.
В своей речи Букер Вашингтон просил равноправия только в двух сферах: в получении работы и в предпринимательстве. Его речь за 10 минут сформировала расовую политику на юге и сделала Букера Вашингтона вождём негритянского народа.
Букер Вашингтон умел привлечь к себе внимания слушателей, и вскоре его публичные выступления стали приносить материальные плоды для института Таскиги.
Президент Теодор Рузвельт советовался с ним относительно назначений на государственные посты чёрных и даже белых южан.
В 1896 году Букер совершил путешествие по Европе (Антверпен, Гаага, Париж и Лондон). Во время путешествия Вашингтон познакомился с Марком Твеном, был принят королевой Викторией. Возвратившись в США, Вашингтон стал признанным лидером той части чернокожего населения Америки, которые считали необходимым мирное разрешение расовой проблемы.
Таскиги
Генерал Армстронг рекомендовал Букера Вашингтона в качестве организатора учебного процесса в только что открывшийся Индустриальный педагогический институт для людей с чёрным цветом кожи в Таскиги, штат Алабама. В 1881 году Букер Вашингтон стал директором института для учащихся-негров в Таскиги. Институт в Таскиги давал среднее образование с уклоном для работы в промышленности.
Этому учебному заведению катастрофически не хватало средств, денег не было даже для того, чтобы докупить достаточно земли и построить на ней учебные корпуса. Когда в начале первого учебного года в Таскиги собрались студенты, то лекции им пришлось слушать на полу развалившегося здания старой церкви.
В Таскиги Букер Вашингтон создавал условия для нормальной учёбы своих студентов и одновременно вёл преподавательскую деятельность. Вашингтон расширил учебную базу института и ввёл изучение сельскохозяйственных предметов и ремёсел. Из года в год он разъезжал по стране, когда в небольшой повозке, а когда верхом на муле, собирая деньги для своего института. При этом уровень его института был таков, что перенимать опыт и особенно опыт агрономической школы приезжали из Европы, Китая и Японии.
При жизни Вашингтона институт Таскиги продолжал расти и развиваться. Университетский комплекс и студенческий городок состояли уже из более чем сотни новых зданий, а число студентов достигло 1600 человек.
Институт Таскиги является лучшим памятником деятельности Букера Вашингтона.
Отстаивая программу профессионально-технического обучения афроамериканцев, воздерживался от требований равного доступа последних к высшему образованию. Это, как и его призывы к компромиссам, осуждение борьбы за немедленное предоставление чёрным американцам всей полноты политических и социальных прав, приводило его к конфликту с более радикально настроенными афроамериканскими лидерами, возглавляемыми Уильямом Дюбуа.
Напишите отзыв о статье "Вашингтон, Букер Талиафер"
Ссылки
- [lichnosts.narod.ru/BukerTV.html Биография на сайте «Выдающиеся личности»];
- [www.wisdoms.ru/avt/b39.html Биография на сайте «Афоризмы, высказывания, цитаты, изречения. Мудрость тысячелетий»].
Отрывок, характеризующий Вашингтон, Букер Талиафер
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.
Он стал говорить громче, очевидно для того, чтобы его слышали все. – Костюмы французские, мысли французские, чувства французские! Вы вот Метивье в зашей выгнали, потому что он француз и негодяй, а наши барыни за ним ползком ползают. Вчера я на вечере был, так из пяти барынь три католички и, по разрешенью папы, в воскресенье по канве шьют. А сами чуть не голые сидят, как вывески торговых бань, с позволенья сказать. Эх, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял бы старую дубину Петра Великого из кунсткамеры, да по русски бы обломал бока, вся бы дурь соскочила!
Все замолчали. Старый князь с улыбкой на лице смотрел на Ростопчина и одобрительно покачивал головой.
– Ну, прощайте, ваше сиятельство, не хворайте, – сказал Ростопчин, с свойственными ему быстрыми движениями поднимаясь и протягивая руку князю.
– Прощай, голубчик, – гусли, всегда заслушаюсь его! – сказал старый князь, удерживая его за руку и подставляя ему для поцелуя щеку. С Ростопчиным поднялись и другие.
Княжна Марья, сидя в гостиной и слушая эти толки и пересуды стариков, ничего не понимала из того, что она слышала; она думала только о том, не замечают ли все гости враждебных отношений ее отца к ней. Она даже не заметила особенного внимания и любезностей, которые ей во всё время этого обеда оказывал Друбецкой, уже третий раз бывший в их доме.
Княжна Марья с рассеянным, вопросительным взглядом обратилась к Пьеру, который последний из гостей, с шляпой в руке и с улыбкой на лице, подошел к ней после того, как князь вышел, и они одни оставались в гостиной.
– Можно еще посидеть? – сказал он, своим толстым телом валясь в кресло подле княжны Марьи.
– Ах да, – сказала она. «Вы ничего не заметили?» сказал ее взгляд.
Пьер находился в приятном, после обеденном состоянии духа. Он глядел перед собою и тихо улыбался.
– Давно вы знаете этого молодого человека, княжна? – сказал он.
– Какого?
– Друбецкого?
– Нет, недавно…
– Что он вам нравится?
– Да, он приятный молодой человек… Отчего вы меня это спрашиваете? – сказала княжна Марья, продолжая думать о своем утреннем разговоре с отцом.
– Оттого, что я сделал наблюдение, – молодой человек обыкновенно из Петербурга приезжает в Москву в отпуск только с целью жениться на богатой невесте.
– Вы сделали это наблюденье! – сказала княжна Марья.
– Да, – продолжал Пьер с улыбкой, – и этот молодой человек теперь себя так держит, что, где есть богатые невесты, – там и он. Я как по книге читаю в нем. Он теперь в нерешительности, кого ему атаковать: вас или mademoiselle Жюли Карагин. Il est tres assidu aupres d'elle. [Он очень к ней внимателен.]
– Он ездит к ним?
– Да, очень часто. И знаете вы новую манеру ухаживать? – с веселой улыбкой сказал Пьер, видимо находясь в том веселом духе добродушной насмешки, за который он так часто в дневнике упрекал себя.
– Нет, – сказала княжна Марья.
– Теперь чтобы понравиться московским девицам – il faut etre melancolique. Et il est tres melancolique aupres de m lle Карагин, [надо быть меланхоличным. И он очень меланхоличен с m elle Карагин,] – сказал Пьер.
– Vraiment? [Право?] – сказала княжна Марья, глядя в доброе лицо Пьера и не переставая думать о своем горе. – «Мне бы легче было, думала она, ежели бы я решилась поверить кому нибудь всё, что я чувствую. И я бы желала именно Пьеру сказать всё. Он так добр и благороден. Мне бы легче стало. Он мне подал бы совет!»
– Пошли бы вы за него замуж? – спросил Пьер.
– Ах, Боже мой, граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. – Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом), не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно – уйти, а куда мне уйти?…
– Что вы, что с вами, княжна?
Но княжна, не договорив, заплакала.
– Я не знаю, что со мной нынче. Не слушайте меня, забудьте, что я вам сказала.
Вся веселость Пьера исчезла. Он озабоченно расспрашивал княжну, просил ее высказать всё, поверить ему свое горе; но она только повторила, что просит его забыть то, что она сказала, что она не помнит, что она сказала, и что у нее нет горя, кроме того, которое он знает – горя о том, что женитьба князя Андрея угрожает поссорить отца с сыном.
– Слышали ли вы про Ростовых? – спросила она, чтобы переменить разговор. – Мне говорили, что они скоро будут. Andre я тоже жду каждый день. Я бы желала, чтоб они увиделись здесь.
– А как он смотрит теперь на это дело? – спросил Пьер, под он разумея старого князя. Княжна Марья покачала головой.
– Но что же делать? До года остается только несколько месяцев. И это не может быть. Я бы только желала избавить брата от первых минут. Я желала бы, чтобы они скорее приехали. Я надеюсь сойтись с нею. Вы их давно знаете, – сказала княжна Марья, – скажите мне, положа руку на сердце, всю истинную правду, что это за девушка и как вы находите ее? Но всю правду; потому что, вы понимаете, Андрей так много рискует, делая это против воли отца, что я бы желала знать…
Неясный инстинкт сказал Пьеру, что в этих оговорках и повторяемых просьбах сказать всю правду, выражалось недоброжелательство княжны Марьи к своей будущей невестке, что ей хотелось, чтобы Пьер не одобрил выбора князя Андрея; но Пьер сказал то, что он скорее чувствовал, чем думал.
– Я не знаю, как отвечать на ваш вопрос, – сказал он, покраснев, сам не зная от чего. – Я решительно не знаю, что это за девушка; я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, я не знаю: вот всё, что можно про нее сказать. – Княжна Марья вздохнула и выражение ее лица сказало: «Да, я этого ожидала и боялась».
