Введенье (праздник)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Введение (праздник)»)
Перейти к: навигация, поиск
Введенье
Тип народно-христианский
Иначе Третья Пречистая (укр.), Праздник молодой семьи, «Женска Богородица» (серб.)
также церк.-слав. Введеніе во храмъ Пресвятыя Богородицы
Значение Установление санного пути
Отмечается славянами
Дата 21 ноября (4 декабря)
Празднование Катание на санях, чествование молодых
Традиции Зимние торги

Введе́нье[1] — день в народном календаре у славян, приходящийся на 21 ноября (4 декабря) и связанный с христианским праздником Введения во храм Пресвятой Богородицы. Славяне считали, что в этот день зима приходит окончательно, отмечали зимними играми и катанием на санях.





Другие названия дня

рус. Введение[2], белор. Увядзенне[3], Уводзіны, Вядзяннё, Вядзенне, Вадзенне, Багародіца[4]; полес. (В)веденье, (В)веденьё, Введенщина, Воденье, Коляда, Оведенье[5]; укр. Введення, Третя Пречиста[6], Видіння[7]; болг. Вълчата Богородица[8]; серб. Ваведење, Женска Богородица[9].

Обычаи

В народе название его связывали со словом «ведение»[10] («водятся волки», «водили Варвару»)[11]. Когда как придётся — или «толстое леденье», или «Введенье ломает леденье»[2]. Через Введенские ворота, мол, проводит зима и старого, и малого, и птицу, и зверя всякого. Не выдерживают ледяные ворота живого тепла. Потому, мол, и оттепели на Введение. Когда на Введение ожидался мороз, то все грядущие праздники ожидали морозными[12].

Но чаще зима наступала и устанавливался санный путь, поэтому на Введенье начинались зимние гуляния — совершались катанья на санях. Начинались они с обряда «казать молодую». В семью, где были молодожёны, собирались родные и знакомые смотреть выезд молодых[13]. Выезду новобрачных предшествовало небольшое столованье, прерывавшееся «на полустоле», чтобы закончиться после возвращения поезда новобрачных во двор. Отправлявшиеся на гулянье молодые должны были переступать порог своей хоромины не иначе, как по вывороченной шерстью вверх шубе. Свекор со свекровью, провожая невестку на первое санное катанье с мужем-молодым, упрашивали-умаливали всех остальных поезжан-провожатых уберечь «княгинюшку» от всякой беды»[14].

Ребята, катаясь с горок на санках, в этот день пели:

Введенье пришло,
Зиму в хату завело,
В сани коней запрягло,
В путь-дорожку вывело,
Лёд на речке вымело,
С берегом связало,
К земле приковало,
Снег заледенило,
Малых ребят,
Красных девчат
На салазки усадило,
На ледянке с горы покатило...[15]

В деревнях Мозырско-Припятского Полесья на Введенье варили вареники с ягодами. В один вареник могли положить монетку: «кто копейку найдёт — будет счастлив»[16].

Этот день был особенно почитаем женщинами: он считался освящённым силой, покровительствующей их судьбе, их жизни, их работе[13]. «Введение — праздник баб»[17].

На Черниговском Полесье девчата-белоруски, укладываясь спать накануне праздника, загадывали: «Святое Введенье, веди меня туда, где мне жить». И надеялись во сне увидеть хату будущего мужа[3].

В некоторых регионах Украины на Введение начинались отдельные виды работ, дабы они спорились, да ладились в течение всего года. В Черкасской области в старину[когда?] некоторые женщины в полночь под Введенье садились голыми на пороге двери в сени и пряли самосевную коноплю, «щоб прядиво пішло на руку»[6].

На Подолье, утром на Введенье, хозяйки осыпали своих коров конопляным семенем и смазывали маслом вымя — «чтобы давали много молока». А «чтобы была густая сметана» — варили из муки густой кисель и кормили коров. Чтобы никто не отобрал «живности», окуривали коров и овец ароматными травами, приговаривая при этом заклинания[18].

В восточных областях Украины в XX веке бытовал старинный обычай среди «дивчат-чаровниц» святить воду в ночь на Введенье. С этой целью девушки собирались в таком месте, где три ручья сходились в одно русло. Набрав воды в кувшин, зажигали два полена, а когда огонь хорошо разгорался, держали их над глиняной миской и лили воду так, чтобы она проходила между двумя огнями. При этом говорили заклинания. Они верили, что такая «святая» вода годится для того, чтобы приворожить парней[19].

Украинские крестьяне верили, что «до Введенья можно копать лопатой землю, а с этого дня и до Благовещения нельзя, потому что земля покоится и на лето силы набирается»; «от Введение в Девятого четверга (девятый четверг после Рождества Христова) нельзя бить бельё вальком, так как это повредит ниве и приведёт летом бурю на поля»; «посконь надо трепать до Введенья, а тот, кто их треплет после этого праздника, навлекает бурю на поля, а на себя пренебрежение людей»[20].

Ещё одно название дня — «Видение» (укр. Видіння). На Слобожанщине крестьяне говорили, что в этот день Бог отпускает праведные души посмотреть на своё тело: «Душа видит своё тело, поэтому и Видение»[7].

У южных славян на Введенье запрещалось прикасаться к острым предметам, чтобы предохранить скот от волков[21].

Поговорки и приметы

  • белор. Бог прыводзіць зіму на зямлю[3].
  • Введенье пришло — зиму на Русь завело[22].
  • Введение — праздник баб[17].
  • Коноплю надо трепать до Введения, а тот кто их треплет после Воведения, тот кто их треплет после этого праздника, навлекает бурю на поля, а на себя пренебрежение от людей (укр. Коноплі треба потерти до Введення, а той, хто їх тре після цього свята, накликає бурю на поля, а на себе від людей зневагу)[6].

См. также

Напишите отзыв о статье "Введенье (праздник)"

Примечания

Литература

  1. Баранова О. Г., Зимина Т. А., Мадлевская Е. Л. и др. Русский праздник. Праздники и обряды народного земледельческого календаря. Иллюстрированная энциклопедия / Науч. ред. И. И. Шангина. — СПб.: Искусство-СПБ, 2001. — 668 с. — (История в зеркале быта). — ISBN 5-210-01497-5.
  2. Коринфский А. А. Народная Русь. — М.: Издание книгопродавца М. В. Клюкина, 1901. — 723 с.
  3. Некрылова А. Ф. Круглый год. — М.: Правда, 1991. — 496 с. — ISBN 5-253-00598-6.
  4. Погодой год припоминается: русский народный земледельческий календарь / Б. Ховратович. — Красноярск: Красноярское книжное изд-во, 1994. — 206 с. — ISBN 5-7479-0447-7.
  5. Рожнова П. К. Радоница. Русский народный календарь: обряды, обычаи, травы, заговорные слова. — М.: Дружба народов, 1992. — 174 с. — ISBN 5-285-00135-8.
  6. Введение / Толстая С. М. // Славянские древности: Этнолингвистический словарь : в 5 т. / Под общей ред. Н. И. Толстого; Институт славяноведения РАН. — М. : Международные отношения, 1995. — Т. 1: А (Август) — Г (Гусь). — С. 293. — ISBN 5-7133-0704-2.
  7. Толстая С. М. Полесский народный календарь. — М.: Индрик, 2005. — 600 с. — ISBN 5-85759-300-X.
  8. Чичеров В. И. [padabum.com/d.php?id=45044 Зимний период русского народного земледельческого календаря XVI – XIX веков]. — М.: Издательство Академии Наук СССР, 1957. — 237 с.
  9. [books.google.ru/books?id=cS2zBAAAQBAJ&pg=PA467&lpg=PA467&dq=%D0%AD%D1%82%D0%BD%D0%BE%D0%BA%D1%83%D0%BB%D1%8C%D1%82%D1%83%D1%80%D0%BD%D1%8B%D0%B5+%D0%BF%D1%80%D0%BE%D1%86%D0%B5%D1%81%D1%81%D1%8B+%D0%92%D0%BE%D1%81%D1%82%D0%BE%D1%87%D0%BD%D0%BE%D0%B3%D0%BE+%D0%9F%D0%BE%D0%BB%D0%B5%D1%81%D1%8C%D1%8F+%D0%B2+%D0%BF%D1%80%D0%BE%D1%88%D0%BB%D0%BE%D0%BC+%D0%B8+%D0%BD%D0%B0%D1%81%D1%82%D0%BE%D1%8F%D1%89%D0%B5%D0%BC&source=bl&ots=XO8NpPYxM9&sig=3lWApce68aea_57pgLvW1IEG99c&hl=ru&sa=X&ved=0CDEQ6AEwBGoVChMI9baHoPCGyQIVAZdyCh3BTQpn#v=onepage&q=%D0%AD%D1%82%D0%BD%D0%BE%D0%BA%D1%83%D0%BB%D1%8C%D1%82%D1%83%D1%80%D0%BD%D1%8B%D0%B5%20%D0%BF%D1%80%D0%BE%D1%86%D0%B5%D1%81%D1%81%D1%8B%20%D0%92%D0%BE%D1%81%D1%82%D0%BE%D1%87%D0%BD%D0%BE%D0%B3%D0%BE%20%D0%9F%D0%BE%D0%BB%D0%B5%D1%81%D1%8C%D1%8F%20%D0%B2%20%D0%BF%D1%80%D0%BE%D1%88%D0%BB%D0%BE%D0%BC%20%D0%B8%20%D0%BD%D0%B0%D1%81%D1%82%D0%BE%D1%8F%D1%89%D0%B5%D0%BC&f=false Этнокультурные процессы Восточного Полесья в прошлом и настоящем] / редакционная коллегия: А. Вл. Гурко, И. В. Чаквин, Г. И. Касперович. — Мн.: Беларуская навука, 2010. — 466 с. — (Национальная академия наук Беларуси, Институт искусствоведения, этнографии и фольклора имени К. Крапивы).
  10. Васілевіч Ул. А. [starbel.narod.ru/kalendar.htm Беларускі народны каляндар] (белор.) // Паэзія беларускага земляробчага календара. Склад. Ліс А.С.. — Мн., 1992. — С. 554-612.
  11. Васілевіч Ул. А. Увядзенне // [new.bestiary.us/books/belaruskaja-mifalogija-encyklapedychny-slownik Беларуская міфалогія: Энцыклапедычны слоўнік] / С. Санько, Т. Вало­дзіна, У. Васілевіч і інш. — Мінск: Беларусь, 2004. — С. 181—183. — ISBN 5-85270-068-1.  (белор.)
  12. Воропай О. [www.svit.in.ua/kny/voropaj/znn_t1.pdf Звичаї нашого народу]. — Мюнхен: Українське видавництво, 1958. — Т. 1. — 310 с.  (укр.)
  13. Грушевський М. С. [izbornyk.org.ua/hrushrus/iur.htm Історія української літератури, В 6 т. 9 кн] / Упоряд. В. В. Яременко. — К.: Либідь, 1993. — Т. 1.  (укр.)
  14. Недељковић М. [www.srpsko-nasledje.co.rs/sr-c/1998/01/article-16.html Српски обичајни календар просте 1998 године]. — Београд: Чин, 1998.  (серб.)
  15. Сапіга В. К. Українські народні свята та звичаї. — К.: Т-во «Знання України», 1993. — 112 с. — ISBN 5-7770-0582-9.  (укр.)

Отрывок, характеризующий Введенье (праздник)

– Что я выиграл несомненно, – сказал он, – так это свободу… – начал он было серьезно; но раздумал продолжать, заметив, что это был слишком эгоистический предмет разговора.
– А вы строитесь?
– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.
– Да, вот вы опять холостяк и жених, – сказала княжна Марья.
Пьер вдруг багрово покраснел и долго старался не смотреть на Наташу. Когда он решился взглянуть на нее, лицо ее было холодно, строго и даже презрительно, как ему показалось.
– Но вы точно видели и говорили с Наполеоном, как нам рассказывали? – сказала княжна Марья.
Пьер засмеялся.
– Ни разу, никогда. Всегда всем кажется, что быть в плену – значит быть в гостях у Наполеона. Я не только не видал его, но и не слыхал о нем. Я был гораздо в худшем обществе.
Ужин кончался, и Пьер, сначала отказывавшийся от рассказа о своем плене, понемногу вовлекся в этот рассказ.
– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
Княжна Марья с кроткой улыбкой смотрела то на Пьера, то на Наташу. Она во всем этом рассказе видела только Пьера и его доброту. Наташа, облокотившись на руку, с постоянно изменяющимся, вместе с рассказом, выражением лица, следила, ни на минуту не отрываясь, за Пьером, видимо, переживая с ним вместе то, что он рассказывал. Не только ее взгляд, но восклицания и короткие вопросы, которые она делала, показывали Пьеру, что из того, что он рассказывал, она понимала именно то, что он хотел передать. Видно было, что она понимала не только то, что он рассказывал, но и то, что он хотел бы и не мог выразить словами. Про эпизод свой с ребенком и женщиной, за защиту которых он был взят, Пьер рассказал таким образом:
– Это было ужасное зрелище, дети брошены, некоторые в огне… При мне вытащили ребенка… женщины, с которых стаскивали вещи, вырывали серьги…
Пьер покраснел и замялся.
– Тут приехал разъезд, и всех тех, которые не грабили, всех мужчин забрали. И меня.
– Вы, верно, не все рассказываете; вы, верно, сделали что нибудь… – сказала Наташа и помолчала, – хорошее.
Пьер продолжал рассказывать дальше. Когда он рассказывал про казнь, он хотел обойти страшные подробности; но Наташа требовала, чтобы он ничего не пропускал.
Пьер начал было рассказывать про Каратаева (он уже встал из за стола и ходил, Наташа следила за ним глазами) и остановился.
– Нет, вы не можете понять, чему я научился у этого безграмотного человека – дурачка.
– Нет, нет, говорите, – сказала Наташа. – Он где же?
– Его убили почти при мне. – И Пьер стал рассказывать последнее время их отступления, болезнь Каратаева (голос его дрожал беспрестанно) и его смерть.
Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.
Княжна Марья понимала рассказ, сочувствовала ему, но она теперь видела другое, что поглощало все ее внимание; она видела возможность любви и счастия между Наташей и Пьером. И в первый раз пришедшая ей эта мысль наполняла ее душу радостию.
Было три часа ночи. Официанты с грустными и строгими лицами приходили переменять свечи, но никто не замечал их.
Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, что он не высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, что бы сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи и что пора спать.
– Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали: хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю, – сказал он, обращаясь к Наташе.
– Да, да, – сказала она, отвечая на совсем другое, – и я ничего бы не желала, как только пережить все сначала.
Пьер внимательно посмотрел на нее.
– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.

Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.


Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.