Введенский, Арсений Иванович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Введенский А.»)
Перейти к: навигация, поиск
Арсений Иванович Введенский
Род деятельности:

литературный критик, библиограф, историк литературы

Место рождения:

Тверской уезд, Тверская губерния

Подданство:

Российская империя Российская империя

Место смерти:

Бологое, Новгородская губерния

Арсе́ний Ива́нович Введе́нский (26 октября [7 ноября1844, Тверской уезд, Тверская губерния — 17 [30] октября 1909, Бологое, Новгородская губерния) — российский литературный критик, библиограф, историк литературы.



Биография

Сын дьякона, окончил духовное училище (1875) и тверскую семинарию. Был студентом Санкт-Петербургского университета (на физико-математическом факультете; 18651867), где ему не удалось окончить курса. Служил домашним учителем; в 18711875 посещал университет вольнослушателем, на жизнь зарабатывая уроками. В 1894 поступил на службу в Государственный контроль. С 1903 коллежский асессор.

Литературная деятельность

Начало литературной деятельности относится к 1876, когда были опубликованы первые рецензии и обзоры Введенского. Писал критические статьи, этюды и рецензии в «Слове» (18761880), «Северном Вестнике» (1878), «Вестнике Европы» (18811883), «Деле» (1886), «Ниве» (18891894), «Историческом Вестнике» (18901892), в которых давал характеристики таким писателям, как Н. С. Лесков, Н. А. Лейкин, граф Салиас, Всеволод Крестовский, В. Г. Короленко, Ф. М. Достоевский, В. М. Гаршин и многие другие. В начале 1880-х годов писал критические фельетоны в «Порядке», «Голосе», «Русских ведомостях», позднее — сотрудничал в «Новом Времени» (с 1888). Пользовался псевдонимом Аристархов.

Под его редакцией вышли в 18911893 изданные в виде приложений к «Ниве» собрания сочинений Грибоедова (1892), И. И. Козлова, А. В. Кольцова (1892), А. И. Полежаева (1892), М. В. Ломоносова (1893), Д. И. Фонвизина, Екатерины II. Попыткой научно-критического издания было «Полное собрание сочинений» Михаила Лермонтова (т. 1—4, 1891).

Часть статей Введенского была издана отдельно, под заглавиями: «Общественное самосознание в русской литературе. Критические очерки» (2-е издание, СПб., 1909) и «Литературные характеристики» (2-е издание, СПб., 1910). Как историк литературы Введенский принадлежал к культурно-исторической школе, поэтому и в этих этюдах художественные произведения неизменно рассматриваются с точки зрения роста общественного самосознания. Убеждение, что литература должна нести «общественную службу» и культивировать «гуманические идеалы», в известном отношении сближает Введенского с С. А. Венгеровым.

Библиография

  • Критические статьи В. собраны в двух книгах: Общественное самосознание в русской литературе, изд. 2-е, СПБ., 1909
  • Литературные характеристики, изд. 2-е, СПБ., 1910.
  • Венгеров С. А., Критико-биографический словарь русских писателей и учёных, т. IV, отд. II, СПБ., 1895
  • Его же, Источники словаря русских писателей, т. I, СПБ., 1900 (в обеих книгах указания на лит-ру)
  • Гербуз Т. Б., Редакционно-издательская деятельность Арсения Ивановича Введенского / Филол. этюды. 2001. Вып. 4. — С. 80-83.
  • Некролог Введенского см. в журнале «Исторический вестник», 1909, декабрь.
  • «Исторический Вестник» (1909, декабрь).

Статья основана на материалах Литературной энциклопедии 1929—1939.

Напишите отзыв о статье "Введенский, Арсений Иванович"

Отрывок, характеризующий Введенский, Арсений Иванович

– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и всех всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.