Введенский собор лейб-гвардии Семёновского полка

Собор
Введенский собор лейб-гвардии Семёновского полка
Страна	Россия
Город	Санкт-Петербург
Конфессия	Православие
Епархия	Санкт-Петербургская епархия
Тип здания	собор
Архитектурный стиль	Русско-византийский
Автор проекта	Константин Тон
Строительство	1836—1842 годы
Состояние	разрушен

Введенский собор Санкт-Петербурга — возведён для второго в гвардии по старшинству лейб-гвардии Семёновского полка. Самая крупная работа Константина Тона в северной столице России.

История

После перевода Семёновского полка в Санкт-Петербург для полка была первоначально поставлена церковь-палатка, а затем несколько деревянных церквей. Последняя из них была разобрана, когда выяснилось, что она мешает строительству Царскосельской железной дороги. По распоряжению императора Николая I вместо разобранного храма было начато строительство новой каменной церкви, автором проекта которой был Константин Андреевич Тон. Работы проводились под контролем министра двора князя Петра Волконского, который числился в полку генералом. Финансирование строительства велось за счёт казны. Здание было заложено 22 августа 1837 года, к 1839 году основные работы были закончены. 21 ноября 1842 года в присутствии Николая I состоялось освящение церкви. Первоначально здание имело помимо главного алтаря ещё два придела — южный во имя благоверного князя Александра Невского и северный во имя праведных Захарии и Елизаветы. В 1906 году во время реконструкции здания в подвальном этаже был сооружён придел священномученика Иакова, где были захоронены князь Пётр Волконский (†1852), командиры полка граф Владимир Петрович Клейнмихель († 1882) и Георгий Александрович Мин († 1906), три нижних чина, погибших во время декабрьского восстания 1905 года в Москве и 26 офицеров, погибших в Первую мировую войну, среди который был и командир полка С. И. Соваж.

В 1907 году в здании были проведены обширные реставрационные работы. 18 ноября 1912 года на хорах церкви был освящён придел святителя Иоасафа Белгородского и великомученицы Екатерины. В 1913 году церковь получила статус собора.

8 марта 1932 года по решению Леноблисполкома собор был закрыт. В 1933 году, несмотря на то, что здание имело статус памятника архитектуры, оно было разрушено. 1 июня 2003 года на месте церкви был установлен памятный знак.

Интерьер

Главный трёхъярусный иконостас и два боковых были сооружены по проекту К. А. Тона.

В церкви были помещены иконы из прежних церквей полка, в том числе греческие «Нерукотворный Спас» и «Знамение», которые находились в полку во время битв при Полтаве и Лесной. Император Николай I подарил копию с работы Корреджо «Поклонение пастухов». В 1914 году Иерусалимский Патриарх Дамиан преподнёс в дар собору икону «Воскресение Христово», в которую была помещена частица Гроба Господня.

Помимо этого в соборе находились боевые штандарты полка, доски с именами офицеров, погибших в боях, а в особых витринах демонстрировались фельдмаршальские жезлы князя Петра Волконского и великого князя Николая Николаевича.

Ссылки

• [encspb.ru/object/2804677217 Описание собора в Энциклопедии Санкт-Петербурга]
• [encspb.ru/object/2804009953 Другое описание собора в Энциклопедии Санкт-Петербурга]
• [www.spb300.osis.ru/vek19/F19/1841-1850/1842.shtml Описание собора на сайте «300 лет строительства Петербурга»]

Отрывок, характеризующий Введенский собор лейб-гвардии Семёновского полка

Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.
Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.