Введенское (Одинцовский район)

Село Введенское Страна РоссияРоссия Субъект Федерации Московская областьМосковская область Муниципальный район Одинцовский Сельское поселение Захаровское Координаты 55°41′45″ с. ш. 36°53′15″ в. д.55.69583° с. ш. 36.88750° в. д. / 55.69583; 36.88750    Первое упоминание 1504 Население 237 человек (2010) Часовой пояс UTC+3 Почтовый индекс 143022 Автомобильный код 50, 90, 150, 190, 750 Код ОКАТО [classif.spb.ru/classificators/view/okt.php?st=A&kr=1&kod=46241810001 46 241 810 001]

Введенское ― село в Одинцовском районе Московской области, расположенное в трёх километрах юго-восточнее города Звенигород вблизи железнодорожной станции «Звенигород». Относится к сельскому поселению Захаровское. Известно расположенной здесь дворянской усадьбой «Введенское». Население на 2010 год — 237 человек.

История села

См. также: Введенское (усадьба)

Священник Георгий Фивейский, проводя в 1879 году исследования в лесу близ деревни Чигасово, обнаружил остатки древней монастырской обители. Здесь некогда находился небольшой Введенский монастырь, история возникновения которого неизвестна. Его обитатели вынуждены были перебраться в другое место, недалеко.

При новом небольшом погосте была построена церковь Введения Пресвятой Богородицы. От церкви и название села. В документах погост упоминается под 1504 годом, но появился он ранее. Писцовая книга 1558 год отмечает: «На царя и великого князя земле волостной ― погост, в нём церковь Введения». В Смутное время погост, видимо, был сожжён, в записи 1624 года упоминается «пустошь, что был погост на царя и великого князя земле, на волостной, а в нём место церковное Введение Пресвятой Богородицы». Близ Введенского погоста значилось вотчина князя Дмитрия Пожарского ― «за осадное сидение» 1612 года пожалованная деревенька Поречье с двумя дворами крестьянскими и восемью бобыльскими.

В 1655 году Першина пустошь, идущая от Введенского к Поречью, принадлежала боярину Ивану Андреевичу Милославскому, продавшему её в 1661 году окольничему Фёдору Кузьмичу Елизарову. Тот, в свою очередь, в 1664 году отдал пустошь племяннику Андрею Елизарову. Постепенно пустошь заселяется и становится селом, по переписи 1678 года там уже двор вотчинника с 4 людьми и 4 крестьянских двора с 12 людьми. В это время место принадлежало окольничему Михаилу Петровичу Головину, получившему его как приданое за Улитой Елизаровой. При Головине была восстановлена церковь, и по ней село в документах именуется Введенским. В 1695 году село перешло к сыну М. П. Головина ― Автоному Головину, а после его кончины в 1720 году ― к Сергею Автономоновичу Головину, продавшему его в 1744 году Сергею Васильевичу Поздееву, который, в свою очередь, в 1769 году продал село обер-гофмаршалу князю Николая Михайловичу Голицыну, владевшему соседними Большими Вязёмами.

Согласно «Экономическим примечаниям» конца XVIII века, далее Введенское находилось во владении действительной тайной советницы, мачехи фаворитки императора Павла I Анны Лопухиной ― Екатерины Николаевны Лопухиной. В селе было 30 дворов с 259 крепостными.

При владельце генерал-прокуроре Петре Васильевиче Лопухине архитектором Николаем Александровичем Львовым здесь была построена усадьба в стиле классицизма. После Лопухиных владельцами села были Зарецкие, в 1852 году село принадлежало майорше Анне Михайловне Головиной, в селе проживало 335 мужчин и 368 женщин. После неё Введенским владел барон Штакельберг, а с середины 1860-х годов до 1884 года ― богатый московский фабрикант, владалец кирпичного завода в Одинцове В. И. Якунчиков. Усадьбу очень любила и подолгу в ней жила его дочь ― известная художница Мария Васильевна Якунчикова-Вебер. В 1890 году в селе проживало 382 человека.

После революции усадьбу национализировали, графа Гудовича расстреляли, а в усадьбе, в 1919 году, была устроена Звенигородская художественно-ремесленная школа-колония с деревообделочными, граверными, живописными мастерскими и даже газетой «Юный строитель». 18 июля 1920 года во Введенском открылся «Звенигородский историко-художественный музей имени товарища Н. И. Троцкой». Музей имел образцы прикладного искусства, мебель и картины из окрестных усадеб. В 1923 году его перевели в Звенигород.

По переписи 1926 года в селе 82 хозяйства и 588 жителей. В открытом здесь детском доме им. К. Либкнехта воспитывалось 159 человек. Позднее в усадьбе находились совхоз, совпартшкола, а с 1933 года в усадьбе разместился санаторий «Звенигород».

По переписи 1989 года в селе 184 хозяйства и 439 человек. В 1994—2006 годах Введенское было центром Введенского сельского округа.

Церковь Преображения Господня во Введенском

Церковь прежде находилась на территории усадьбы. Основана в 1694 году. Отстроена после пожара 1812 года на средства Е. Н. Лопухиной. Перестроена в 1876 году при владельцах Якунчиковых в стиле русского классицизма. Это однокупольная церковь с полукруглыми алтарем и притвором, связанная с колокольней переходом. Кроме главного Преображенского престола в церкви имелись четыре придела: Введенский, Рождества Предтечи, иконы Спасителя, лобзаемого Иудой (с 1847) и Кирика и Иулитты (с 1854). Закрытая в 1935 году, пришла в запустение. Открыта и отремонтирована в 1990-х гг. В плане квадрат с двумя полукружиями, к нему с запада примыкает круглая в плане колокольня, оформленная полукруглой колоннадой и увенчанная высоким шпилем. Местночтимой иконой церкви являлась икона Спаса Нерукотворенного образа, старинного «греческого» письма, поступившая в храм от Головиных.

Литература

• Полякова Г. А. Флора и растительность старых парков Подмосковья. ― М., 1992. С. 133
• Приложения к трудам редакционных комиссий, для составления положений о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости. ― СПб., 1860. III, С. 26

Ссылки

• [www.book.odin-fakt.ru/fakt/329/ Электронная одинцовская энциклопедия. Введенское]
• [www.temples.ru/gallery.php?CardID=2598 Церковь Преображения Господня во Введенском]
• [vedomosti.meparh.ru/2004_3/5.htm Московские епархиальные ведомости: Храмы Одинцовского благочиния]
• [www.krestyanka.ru/index.php/guestroom/palace/174-2012-01-10-11-51-31 Дом разбитых сердец]
• [www.radmuseumart.ru/project/index.asp?page_type=1&id_header=2222 Путешествие в мусатовское лето]
• [narublevke.com/articles/2724/ Орхидеи Введенского]

Отрывок, характеризующий Введенское (Одинцовский район)

Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.


Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C'est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.