Вебер, Август Егорович
Август Егорович Вебер | |
August Weber | |
Гостиница «Славянский базар» | |
Основные сведения | |
---|---|
Страна | |
Работы и достижения | |
Учёба: | |
Работал в городах | |
Архитектурный стиль | |
Нереализованные проекты |
Конкурсные проекты Верхних торговых рядов (3-я премия), доходного дома страхового обществва "Россия" (2-я премия). |
А́вгуст Его́рович Ве́бер (нем. August Weber; 29 декабря 1836, Прага — 16 августа 1903, Москва) — австрийский и русский архитектор.
Биография
Родился 29 декабря 1836 года в Праге. В 1861 году окончил Императорскую художественную академию в Вене со званием архитектора. В 1871 году приехал в Москву по приглашению предпринимателя А. А. Пороховщикова для строительства ресторана «Славянский базар». В 1880—1882 годах вместе с архитектором А. С. Каминским принял участие в проектировании и строительстве павильонов Всероссийской художественно-промышленной выставки на Ходынском поле. Имел собственную архитектурную контору, занимался частной строительной практикой; много строил для Трындиных. Помощниками Вебера в разное время работали ставшие известными позднее архитекторы Л. Ф. Даукша, Н. Н. Благовещенский и И. П. Машков.
Скончался в Москве 16 августа 1903 года. Похоронен на Введенском кладбище.
Постройки в Вене
- Кюнстлерхаус (1865—1868, Рингштрассе)
Постройки в Москве
- Доходный дом Трындиных (1870-е, Большая Лубянка, 13[1]);
- Гостиница с рестораном «Славянский базар» (1872, Никольская улица, 17). Здание ресторана сгорело в 1993 году;
- Доходный дом (1879, ул. Большая Лубянка, 11);
- Дом Е. И. Козицкой (дом Г. Г. Елисеева), переделка фасада (1874, ул. Тверская, 14);
- Тверская, № 16 — угловой дом 1880, арх. А. Е. Вебер; 1935 — надстройка, перелицовка фасада; с 1936 — «Дом актёра» при Всероссийском театральном обществе (сейчас — «Галерея Актёр» и офис компании ЕГСН).
- Дом Константинова — К. Я. Торопова («Дом печатника») (1874, Армянский переуллок, 9 / Сверчков переулок, 1 — Архангельский переулок, 1)[2];
- Катковский лицей (Императорский лицей в память цесаревича Николая) с церковью при нём (1875, Остоженка, 53), бывшее здание МГИМО, ныне — ГОУ «Дипломатическая академия МИД России»[3];
- Доходный дом М. А. Малкиель — С. В. Спиридонова (1874, Малый Гнездниковский переулок 9/8 строение 2),[2] позднее надстроено;
- Усадьба Е. П. Кашкина — А. А. Дурасовой (1875, Чистопрудный бульвар, 10, стр. 1). Позднее над трёхэтажным зданием было надстроено ещё три этажа;
- Доходный дом Строгановского училища технического рисования [1875—1878, Мясницкая улица, 24, стр. 2);
- Трёхгорный пивоваренный завод, совместно с Р. И. Клейном, Г. П. Евлановым (1875—1904, Кутузовский проспект, 12);
- Перестройка флигеля усадьбы Е. П. Кашкина — А. А. Дурасовой (1876, Чистопрудный бульвар, 10, стр. 2);
- Перестройка дома (1876, Чистопрудный бульвар, 8, левое строение);
- Хозяйственная постройка в усадьбе П. П. Смирнова (1876, Тверской бульвар, 18, стр. 2)[2];
- Цирк Саламонского на Цветном бульваре (1880), перестроен с сохранением фасада в 1987—1989 годах;
- Городская усадьба А. Н. Саймонова, переделка интерьеров в псевдоклассических формах (1877, Малая Дмитровка, 18);
- Амбары — фабрика — административное здание в доходном владении С. Е. И П. Е. Трындиных (1877, Большой Кисельный переулок, 12, стр. 3, 4)[2];
- Перестройка городской усадьбы Филипповых (1877, Яузская улица 1/15 — Яузский бульвар 15/1, стр. 8)[2];
- Корпус при Лютеранской церкви Святых Петра и Павла (1880-е, Старосадский переулок, 7/10, строение 8);
- Доходный дом Строгановского училища технического рисования (1880—1883, Мясницкая улица, 24, стр. 3)[2];
- Павильоны Всероссийской художественно-промышленной выставки, совместно с А. С. Каминским (1880—1882, Ходынское поле), не сохранились;
- Доходный дом (Гостиница «Лейпциг»), переделка фасада (1881, Кузнецкий мост 7/6/9);
- Царский павильон XV Всероссийской торгово-промышленной и художественной выставки (1882, Ленинградский проспект, 31, стр. 9)[2];
- Южное крыло Политехнического музея с Лубянско-Ильинскими торговыми помещениями (руководство строительством по проекту Н. А. Шохина), совместно с И. П. Машковым (1883, Новая площадь, 3/4);
- Доходный дом Н.Козновой (1893, Печатников переулок, 6)[2];
- Театр зверей («Уголок дедушки Дурова») (1894, улица Дурова, 4);
- Контрольная палата (1896, Погодинская улица, 10);
- Перестройка дома (1899, Николоямская улица, 11);
- Доходный дом С. Ф. Голицына — купца А. Н. Прибылова (1899, Никитский бульвар, 8/3 — Калашный переулок, 3/8)[2];
- Перестройка здания гостиницы (1900, Улица Петровка, 30/7 — Петровский бульвар 7/30)[2];
- Комплекс зданий завода "Пиво-медоваренное «Товарищество Калинкина СПб-М» (1902—1904, Русаковская улица, 13 стр. 1, 2, 3)[2] В 2008 году памятник архитектуры был несанкционировано разрушен ООО "Строительная компания «Бородино-Строй».[4].
Напишите отзыв о статье "Вебер, Август Егорович"
Примечания
- ↑ [www.tryndin.narod.ru/house.htm Родовой дом Трындиных]
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 [reestr.answerpro.ru/monument/?page=0&search=%E2%E5%E1%E5%F0&Submit=%CD%E0%E9%F2%E8 Реестр памятников истории и культуры]. Официальный сайт «Москомнаследия». Проверено 20 декабря 2009. [www.webcitation.org/66nMiKUmz Архивировано из первоисточника 9 апреля 2012].
- ↑ [www.temples.ru/card.php?debug_arch&ID=2359 Церковь Николая Чудотворца при Императорском лицее в память цесаревича Николая]. Храмы России. Проверено 14 марта 2013. [www.webcitation.org/6F9pq7fnz Архивировано из первоисточника 16 марта 2013].
- ↑ [www.archnadzor.ru/?p=1901 Пивзавод-плаза] Статья на сайте движения «Архнадзор»
Литература
- Зодчие Москвы времени эклектики, модерна и неоклассицизма (1830-е — 1917 годы): илл. биогр. словарь / Гос. науч.-исслед. музей архитектуры им. А.В.Щусева и др. — М.: КРАБиК, 1998. — С. 53—54. — 320 с. — ISBN 5-900395-17-0.
Ссылки
- [www.biografija.ru/show_bio.aspx?ID=16713 Вебер Август Егорович] Статья на сайте biografija.ru
- [www.mmsk.ru/people/unit/?id=29168 Вебер Август Егорович]. Моя Москва. Проверено 17 декабря 2013.
Отрывок, характеризующий Вебер, Август Егорович
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.
Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.
Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.
Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.
Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.